Странные Эоны - Блох Роберт Альберт - Страница 22

Теперь голос пел на странном наречии, которое пробуждало странный отзыв в находящейся внизу толпе. Глубокое гортанное рычание смешалось в гудящий шум, уступивший место пронзительному визгу, свистящим звукам, не имеющим никакого сходства с человеческим голосом или человеческой речью, и, тем не менее, ей казалось, что она каким-то образом осознавала значение звучащих слов, если это были слова, то и вправду было похоже на голос, услышанный во сне, голос, который эхом отражается в черепе спящего. И, несмотря на его странность, он был знакомым; несмотря на его ужасный характер, он полностью привлекал к себе внимание, и он обладал силой, которая обещала утешение. Слушай не слова, но смысл; открой глаза для правды. Оставь страх ради веры; от неведомого исходит понимание.

И в кошмаре, во сне, в реальности Кей слышала голос, увещевающий верующих приблизиться. Приблизиться и очиститься в вечном свете, исходящем из кристалла, подойти и исцелиться от печали и страданий с помощью сияющей силы истины.

Послышался приглушенный шум голосов и движение; затененные очертания поднялись и вместе двинулись к основанию помоста под кафедрой, на которой находился кристалл. Хромые, убогие, слепые призывались этим голосом и притягивались сиянием. Они медленно ковыляли и шли наощупь, чтобы по очереди встать перед изливающимися лучами, купаясь в звучании и мерцании, затем отходя с выправленными конечностями и открытыми глазами, в то время как толпа восторженно ликовала:

— Пора, пора покинуть этот мир!

Кто-то начал трясти Кей за плечи, и она открыла глаза. Забавно, что ей казалось, будто ее глаза все время были открыты, но сейчас она заморгала и увидела Эла Бедарда, склонившегося над ней и глядящего на нее с беспокойством.

Он еще что-то бормотал, но она не могла разобрать слов; они терялись в воплях и завываниях тех, что были вокруг нее. И надо всем раздавалось пение, и лился зеленоватый свет, исходящий от кристалла, находившегося в ящике.

Бедард взял ее за руку и помог подняться. Отвернувшись от шумящей толпы, Кей последний раз бросила взгляд на лица, купающиеся в свете кристалла — бледные, и темные, и шафрановые лица, лица бородатые, лица с глазами, зрачки которых были с булавочную головку, с разинутыми ртами, которые колыхали, обволакивали и преследовали ее экстатическими отзвуками, в то время как Бедард выводил ее из помещения наружу, в спокойную темноту безлюдных улиц.

Она еще не совсем пришла в себя; в какие-то моменты ее чувства снова становились смутными. Звук заводящегося мотора привел ее в чувство, и она поняла, что сидит рядом с Бедардом, а машина, развернувшись, направилась обратно на север, в сторону «Нормандии».

Всю дорогу он беседовал с Кей, говоря ей, чтобы она все выкинула из головы и пришла в себя. Она попыталась сосредоточиться на том, что он говорил.

— Гипнотизер, вот кто он такой, проклятый гипнотизер! Я помню, когда еще был маленьким, мои родичи потащили меня посмотреть на сестру Эйми в ее Храме. Она использовала орган и световые эффекты, и это у нее срабатывало так же…

Массовый гипноз, вот и весь ответ, сказала Кей самой себе. Бедард продолжал говорить.

…как и штучки с кристаллом, — он, скорее всего, запихал лампочку на батарейках в ящик…

Очень может быть. Кей кивнула, соглашаясь со столь простым объяснением.

…все эти исцеления с помощью веры основаны на том же — выстроить в ряд толпу истеричных уродов, чтобы они подходили, как к Иисусу, и отбрасывали свои костыли. Конечно, у него могли быть и подставные партнеры, которых он распихал среди публики. Но каков бы ни был его трюк, я могу поклясться, что сегодня вечером он пополнил коллекцию своих новообращенных приверженцев. Вы внимательно смотрели на них на всех? Половина из них была накачана наркотой. И эти чертовы воскурения, по мне, воняют анашой. Так он их направляет на путь истинный.

Кей снова кивнула. Было ощущение, что она сама безумно хотела это почувствовать. Тяжелые наркотики могут объяснить податливую отзывчивость публики, они объясняют и внешний вид этой толпы. Она напряглась, пытаясь вспомнить, что она видела и слышала, как бы возвращая ускользающие воспоминания о сновидении. Но отдельные обрывки и фрагменты распадались на кусочки, на грани, вроде граней кристалла. Безумные глаза. Визжащие рты. Белые, черные, коричневые, желтые молодые лица.

Но что-то все же ускользало от нее, что-то важное, что-то, о чем она непременно должна вспомнить. Это было где-то в глубине ее сна, в глубине замутненного сознания, в глубине пения, да и самого зала собраний. Мимолетное впечатление, отдельное от прочих, — юные люди.

Затем оно пришло.

Это когда она поднялась и стала выходить; это когда она увидела лицо. Лицо, смотрящее из глубины теней в дальнем конце зала, — далеко не юное лицо. Лицо человека, назвавшего себя Беном Пауэрсом.

После того как Бедард довез ее до квартиры, Кей приняла одну красную таблетку.

Обычно она избегала их, поэтому прятала пластиковую коробочку сзади на верхней полке своего медицинского кабинета, чтобы предельно уменьшить соблазн. Красные дьяволы, оставьте меня. Но временами, когда сон отказывался принимать ее в свои объятья, становилось необходимостью искать его в форме капсул. Кей знала, что каждая модель поступает так же; все они — Спящие Красавицы— само существование которых зависит от пробуждения, освеженного долгим отдыхом. Если не поспать, то красавица исчезает, и съемка обнаруживает и фиксирует предательское свидетельство утомленности. Сегодняшней съемкой должны стать Чары Принца, пробуждающие современную Спящую Красавицу, но не с помощью поцелуя, а звуком щелчка затвора фотоаппарата.

Прошлой ночью она попыталась решить проблему бессонницы без химических средств, но и без успеха. Вопроса о том, чтобы такое повторилось, не возникало. Но вот что было главным вопросом: кто тот человек, который скрывался от нее в тени, и почему он это делал, и кто такой преподобный Най, и чего он хотел?

Кей приняла таблетку, и все вопросы исчезли. Исчезли в темноте ее спальни, и в еще более глубокой темноте ее нисхождения в забвение, успокоение, в маленькую смерть.

Но во сне над ней продолжала нависать тень, но не того человека, который называл себя Пауэрсом, но безумного ирландца по имени Обливион. Он стоял и смотрел, как преподобный Панацей преподносил ей дозу снадобья, дозу, которая принесет покой и беспамятство. Единственное, о чем она не могла забыть, это то, что она что-то помнила. Помнила о преследующем ее пении, которое эхом звучало в углубляющейся темноте.

— Не может быть мертвым то, что вечно покоится и вечно лжет. Но с прохождением странных эонов даже смерть может умереть.

Теперь она знала, что это значило. А значило это то, что Альберт не умер. Он был погружен в сон, как и она была погружена в сон, отдыхая под мутными водами, пока смерть не умрет, и он не восстанет снова, — красный дьявол, который поднимется из глубин синего моря, когда Великие Старые выйдут из каменных гробниц и ледяных могил, чтобы заявить о себе. Их глаза наблюдают за ней, миллионы пристальных изголодавшихся глаз, миллионы ртов, раскрытых, чтобы утолить этот голод, миллионы щупалец, тянущихся, чтобы схватить ее и подтащить ее ближе к изголодавшимся глазам и разинутым пастям, и ее пронзительный крик прозвучит, как песнопение.

Пробудилась и села, жмурясь от яркого утреннего солнца.

Кей не нужно было глядеть в зеркало, чтобы убедиться — она ничуть не отдохнула. Достаточно было взглянуть на будильник, который она забыла завести, чтобы все понять.

Десять утра. Она проспала. Но это даже к лучшему. Это значит, что агентство открыто, и она может позвонить Максу и попросить его отменить фотосессию с преподобным Наем.

Кей думала об этом, пока принимала ванну, одевалась, готовила завтрак. Нужно было придумать для Макса хорошее оправдание, прежде чем он разорвет сделку, но что она ему скажет? Конечно, правда не сработает — правда была только сном.

А так ли?