Заговор профессоров. От Ленина до Брежнева - Макаревич Эдуард Федорович - Страница 3

И здесь надо сказать о той встрече, что была у Масарика, когда он останавливался в Петрограде, направляясь в Киев. Он встречался с Сомерсетом Моэмом. Да, да, будущим классиком английской литературы, а тогда, летом 1917-го, – агентом английской разведки. Вот что Моэм написал спустя десятилетия в своих автобиографических заметках.

«Я вернулся в Америку, а вскоре затем меня направили с секретной миссией в Петроград. …Я был нездоров. …Рентген подтвердил, что у меня туберкулез легких. Но я не мог упустить случая пожить, и, как предполагалось, довольно долго в стране Толстого, Достоевского и Чехова. Я рассчитывал, что одновременно с порученной мне работой успею получить там кое-что ценное. … Я бодро пустился в путь, имея в своем распоряжении неограниченные средства и четырех верных чехов для связи с профессором Масариком, направлявшим деятельность около шестидесяти тысяч своих соотечественников в разных концах России. Ответственный характер моей миссии приятно волновал меня. Я ехал как частный агент, которого Англия в случае чего могла дезавуировать, с инструкциями – связаться с враждебными правительству элементами и разработать план, как предотвратить выход России из войны и при поддержке Центральных держав не дать большевикам захватить власть»[2]

В том плане по устранению правительства Керенского, что разработал к концу октября 1917 года Сомерсет Моэм, ведущая роль отводилась чехословацким частям. Вероятно, об этом у него и шел разговор с Масариком. План, разработанный Моэмом, был принят в Лондоне, но так и не осуществился, хотя в нем предусматривалось и выступление чехословаков, и русских военных, и правых эсеров во главе с Борисом Савинковым. И виной всему, по мнению Моэма, оказалась неспособность действовать участников планируемого переворота. Огорченный Моэм высказался об этом без церемоний: «Бесконечная болтовня там, где требовалось действовать; колебания; апатия, ведущая прямым путем к катастрофе; напыщенные декларации, неискренность и вялость, которые я повсюду наблюдал, – все это оттолкнуло меня от России и русских»[3]. Тут он Толстого, Достоевского и Чехова не вспоминает, и большевиков тоже, которые как раз оказались деловыми людьми, лишенными апатии и вялости.

Когда в России грянула социалистическая революция, части корпуса сражались с германцами на Юго-Западном фронте. В январе 1918 года Масарик объявил, что Чехословацкий корпус является автономной частью чехословацкой армии во Франции. После этого, по сути, профессор стал «политическим» главнокомандующим рожденного чехословацкого войска.

В марте 1918 года Россия подписывает с Германией так называемый Брестский договор и выходит из войны. Франция и Англия пережить этого не могут. Они разрабатывают планы удушения российской революции, чтобы вернуть Россию в лоно войны. Ибо кто лучше России может перемалывать армии немцев и австрийцев во имя интересов союзников.

В этих новых обстоятельствах Чехословацкий корпус, теперь как часть французской армии, должен воевать на Западном фронте на стороне Франции. Но на этот фронт добраться не просто. Немцы согласно Брестскому договору с Россией стоят на Украине и в Белоруссии. Для корпуса путь один – через Сибирь во Владивосток, и кружным путем в Европу.

Этот вопрос нужно решать уже с советским правительством. И Масарик, как политический командующий корпусом, заручившись поддержкой Франции и Англии (из Парижа он едет в Лондон, где проводит консультации), приезжает в марте 1918 года в Россию. Официально – как лицо, радеющее за судьбу корпуса, неофициально – как своего рода эмиссар Антанты, радеющий за свержение большевистской власти.

Советское правительство готово помочь эвакуации корпуса через Владивосток при условии сдачи оружия, кроме необходимого для несения караульной службы. Масарик соглашается. (Но потом чешские командиры распорядились большую часть вооружения спрятать.) После встречи с председателем Всероссийского центрального исполнительного комитета Советов депутатов трудящихся, большевиком Яковом Свердловым, Масарик отправляется в Москву, чтобы встретиться со старым знакомым – Борисом Савинковым.

В поезде с ним происходит забавная история. Вагон профессору попался не общий, а еще с прежних времен «господский», и в купе у него оказался один попутчик. Бывший офицер, судя по следам от срезанных погон. Звание не назвал, но по манерам можно было догадаться – не ниже полковника. Разговаривали мало, осторожничали. Масарик читал «Бесов» Достоевского. Незаметно заснул. А утром не мог найти книгу. На вопрос: «Чего потеряли?» – иронично ответил: «Бесов потерял, не с кем будет бороться». Пока умывался, книжка нашлась. Оказывается, завалилась под ковер. Отдавая ее Масарику, попутчик без всякой иронии сказал: «Нашел я вам “Бесов”, борьба продолжается». И оба, усмехнувшись, посмотрели друг другу в глаза. Купейная мизансцена оказалась провидческой.

Второго и пятого марта 1918 года Масарик тайно встречается с Савинковым в Москве, в гостинице «Националь». Там профессор снимает номер. А этажом ниже был номер, в котором 3 марта поселился Яков Свердлов. Он приехал в Москву, чтобы сделать ее новой столицей России и организовать в ней работу советского правительства во главе с Лениным, которое 9 марта должно прибыть из Петрограда. И на фоне этой сутолоки проходят встречи Масарика у него в номере «Националя» с Савинковым.

Тот на полулегальном положении, готовит выступление против большевиков. Он представляется Масарику как глава Союза защиты Родины и свободы – подпольной организации, готовой свалить режим коммунистов.

Спустя почти тридцать лет, в 1946 году, в архиве Бенеша, тогда президента Чехословакии, была найдена дневниковая запись Масарика об этой встрече. Позже сам дневник перекочевал в архивы Министерства госбезопасности СССР. Что же записал Масарик?

«С Савинковым, Москва. 2.III – 8. 5.III – 8.

1. Имеются организации по городам.

2. В начале прошлого декабря на Дону еще монархические. (Трубецкой говорил правду.)

В этот период соглашение Алексеева с Корниловым 26.XII. Соглашение с демократами: с этого времени монархизм снят с повестки дня.

3. Важнейшее дело, что знаю правду о казаках Г. Л.

Я – свое мнение. Будет вести переговоры с Клецандой, Максой.

Я ему, чтобы А. Скупать хлеб, чтобы не достался немцам. Мануфактурой! Значит, японцы.

Б. В случае чего “Хлебный террор”.

В. Политтеррор?

Алексеев писал – он не разбит, отходит на юг.

Террор: покушение на великого князя Сергея стоило всего лишь 7000 рублей.

Плеве – 30 000.

Я могу предоставить некоторые финсредства – пишу, чтобы Клецанда дал 200 000 рублей…»[4]

Детально расшифровать эту запись трудно. Но интересны ключевые слова – «организации по городам», «хлебный террор», «политтеррор», «покушение», «финсредства». Ну а последняя фраза – «Я могу предоставить некоторые финсредства – пишу, чтобы Клецанда дал 200 000 рублей…» – была объяснена Савинковым позже, в 1924 году, когда он предстал в качестве обвиняемого на судебном процессе. Оказывается, двести тысяч предназначались для убийства Ленина. А Клецанда, который должен был дать деньги, – это оперативный офицер связи между корпусом и Чешским национальным комитетом.

События тогда разворачивались по логике антантовских планов. 14 марта 1918 года в Мурманск заходит английский крейсер «Кохрейн» и высаживает десант. Следом туда же приходит французский крейсер «Адмирал Об». 5 апреля во Владивостоке высаживаются английские и японские войска. В тот же Мурманск 27 мая приходит американский крейсер «Олимпия», с которого десантировался отряд морской пехоты. А на Юге, на Дону с помощью немцев развертывался атаман Краснов. Это уже после мартовского поражения на Кубани Добровольческой армии.

А в это время Чехословацкий корпус, отведенный с Украины в районы Тамбова и Пензы, готовится к путешествию на Дальний Восток. Масарик дает последние указания корпусным командирам, среди которых первый – генерал Гайда, второй – генерал Сырова. Командиры чувствуют настроение своего политического командующего, а от него настрой штабов – французского и английского. Оно воинственно. И Сырова позволяет себе сказать: «Оружия, которое нам оставили (по соглашению с советским правительством), вполне хватит для того, чтобы разделаться с большевистскими войсками, с которыми мы можем встретиться на пути к Владивостоку»[5].