Безвыходное пособие для демиурга (СИ) - Никора Валентин - Страница 7

Ничего.

Впрочем, я нашел монетку достоинством в два рубля. Страшное магическое оружие! А что? На нем же нарисован мистический зверь: орел двуглавый, а всем известно, что таких мутантов в природе нет. Значит – монета волшебная.

Я зажал деньги в кулаке, сосчитал до пяти и двинулся к алтарю.

Мне показалось, что мне навстречу поплыл какой-то сизый туман, и сразу стало как-то неестественно светло. Вдруг сами собой вспыхнули факела, укрепленные в стенах. Я уже не удивлялся.

Я стиснул зубы и продолжал движение.

И вот мы столкнулись: я и оно. Ощущение было, словно я вошел в утренний туман: слегка сыро, все видится в мутной паволоке, но не страшно.

Я не услышал голосов, не увидел рогатых или крылатых приспешников богов и демонов. Не происходило ровным счетом ничего. Только очень хотелось вернуться назад, к закрывшимся решеткам, чтобы там спокойно умереть.

Это была не паника, а какое-то новое, неведомое мне чувство. Я ощущал, как меня всего буквально лихорадило, но это был страх тела, а не ума. Я никогда раньше не задумывался, что разум, душа и тело – это совершенно разные ипостаси, каждая из которых живет своей жизнью.

И вот здесь, в этом жутком месте, душа отказалась подыгрывать уму. Со мной произошел бунт сердца. Я не хотел идти к алтарю, но не мог логически обосновать, почему. Более того, головой я прекрасно понимал, что иного пути спасения нет. Душа же ничего не предлагала, она хотела ютиться у закрытых решеток. Такой вот парадокс.

В туманной зыби я дошел до алтаря и склонился над ним.

Багровое облако смотрело на меня настоящими круглыми, слегка навыкате глазами того старичка с козлиной бородой, который шарахнулся от нас с Лерой накануне.

Я дернулся, чтобы отскочить прочь, но было поздно. Надо мной взметнулись невидимые щупальца, и я почувствовал, как меня притянуло к черному камню.

Теперь облака, лежащие на алтаре, смешались, человеческие глаза утонули в их бурлении.

Я был вынужден смотреть, как единый туман меняет цвета и оттенки, как он: то увеличивается, то снова опадает, точно дрожжевое тесто.

Господи, как я хотел проснуться!

Меня угнетало не то, что невидимые жгуты держали мое тело в полусогнутом над алтарем положении, а то, что я не понимал, что же происходит!

Во всех движениях смешанного облака была неумолимая логика перерождения, но она была нечеловеческая, по крайней мере – непостижимой для меня.

Я кусал до крови губы и думал, что если выберусь, то стану очень разборчивым в своих желаниях.

Впредь я захочу не просто написать гениальный мистический роман, но непременно пожелаю сделать это еще так, чтобы сам я во всей этой чертовщине не варился. Пусть боги помогут мне выдумать, но пусть оставят меня в кресле и дома!

И тут до меня внезапно дошло, что кто-то хочет принести меня в жертву за грехи человечества или за отдельно взятого черного мага, к примеру, того самого, козлиной бородой.

Ну, точно! Старикан нашел выход: не хочешь умирать сам – приведи друга!

Мой мозг напряженно искал ассоциации, по которым я мог бы догадаться, как это остановить.

Козел – это не только символ антихриста, а еще – греческого бога Пана: проказливого, но не такого уж и черного.

Викинги тоже с рогами на башке бегали. Правильно, пока они в своих набегах других женщин насиловали, в это время их собственные жены делали их самих рогоносцами.

А поляки так те, вообще, с крыльями за спиной на войну ездили. Ангелы хреновы.

Не то, все не то!

Старичок с козлиной бородой может быть просто ученым или старым маразматиком, а его глаза я увидел, потому что это было последнее сильное впечатление из реальной жизни.

Впрочем, почему тогда появились именно эти глаза, а не старушки Яги?

Воздух в пещере вскипел. Мне показалось, что проснулся великан, который увидел меня и искренне вздохнул. Похоже, я не первый попадаю в эту магическую паутину.

Может, богу помолиться?

Которому из них?

И вдруг давление на руки, шею, грудь разом исчезло. Словно некие охранники отпустили меня, отступили на шаг назад. Я почувствовал на себе изучающий взгляд, только не мог понять, откуда он исходит.

Хоть бы заговорили, было бы не так жутко!

Но не раздавалось ни слова.

Я просто хотел написать хороший мистический роман. Я никому не желаю зла! – я толи подумал, толи прокричал это в сторону алтаря.

И вдруг брожение соединившихся облаков тумана в выемке остановилось.

Меня услышали, меня поняли!

В воздухе передо мной появились огненные дрожащие буквы. Кто-то писал их прямо сейчас и именно для меня: «χαλεπα τα καλα».

Что за черт! Я же ничего не понимаю! Ладно, хоть не египетская клинопись. Это – греческий, буква «π» только у них и есть. Но это ничего не проясняет!

Я выдохнул для храбрости и спросил:

– Что это значит?

Ответа не было. Никакого.

Надпись в воздухе растаяла, туман начал расползаться по углам, живое облако на алтаре перестало пульсировать разными цветами, и я услышал спасительный грохот открываемых решеток.

Алтарь меня отпускал. Живым!

Более того, он дал мне какую-то подсказку. Похоже, он был заинтересован в моем желании написать настоящий мистический роман.

Но, главное, все – позади! Я никому ничего не обещал, от меня никто ничего не требовал. А романы, да бог с ними, если вдохновение похоже на такие сны!

Я бегом кинулся к проему выхода. Только бы успеть!

Уже выскакивая на свободу, я вдруг понял, что входил-то я в пещеру другим путем.

Ладно, это уже не так важно, главное: я вырвался!

Я оказался на уступе скалы. Надо мной светили звезды. И вокруг – всюду каменные утесы. Где это я?

Я хочу назад, домой. У меня скоро свадьба, черт возьми!

Но небо было безразличным и холодным.

Я подпрыгнул, все еще надеясь, что сплю, что сейчас взлечу и очнусь дома, возле холодильника. Но ничего не произошло.

За моей спиной с лязгом закрылся проход.

Все кончено: меня отпустили умирать в первобытных условиях. Но я же городской! Я не смогу выжить в скалах! Чем я буду питаться? Яйцами горных орлов? А они – моей печенью?

Все это бессмыслица. У нас людей похищают исключительно из практических соображений: в рабство продать или на органы. Но чтобы вот так, глупо и бесполезно – это только инопланетяне могли устроить, чтобы посмотреть на человеческую приспособляемость.

Ага, а если я месяц не протяну, то начнется вторжение. Здорово! Я же писатель. Ну, в смысле, начинающий. Я еще и не такое могу придумать.

Только одна нестыковка: люди в свои фантазии не проваливаются! Но уж если попадают в мир грез, то их сразу увозят под надзор психиатров.

Может быть, я, на самом деле, в дурдоме. А все остальное – мне кажется?

Нужно просто лечь и поспать.

Я прошелся по скале. Утес был высоким. Спускаться придется долго. Уснуть на таком крохотном плато, тоже, проблематично. Пошевелился не так, и все – привет маме.

Может, не стоило бежать из пещеры?

Что бы сделал герой моего предполагаемого романа, очутись он в такой ситуации? Он бы достал из ковбойского сапога веревку и с песнями спустился вниз, чтобы через три дня пути по горным хребтам зависнуть на недельку в трактире «Пень у дороги».

А что могу я?

Я даже всхлипнул от жалости к самому себе.

Далеко я тут уйду босиком, в одних джинсах?

Ладно, пока не очень холодно, до утра продержусь, но что будет днем, когда солнце раскалит камни? Придется танцевать чечетку до самого вечера.

И, вообще, Лера проснется, а я сбежал из собственного дома! Это теперь, когда я уже даже познакомился с ее родителями! Вот, блин, где настоящая «Ирония судьбы»! Сбежал жених, и даже не в Ленинград, а в такую глухомань, из которой без посторонней помощи и не выбраться!

Стоять на камнях было неудобно: ступни стыли. Кроме того, все мелкие выступы врезались в кожу. Я же не привык ходить без обуви.

Я пробовал стоять на носочках, на пятках – все едино неудобно и неустойчиво. Лечь на камень, чтобы подхватить воспаление легких – тоже не улыбалось.