Последний хранитель (СИ) - Борисов Александр Анатольевич - Страница 15

Игорь пил, не морщась и не глотая. Он вливал в себя спирт как презренный квас, по мере наполнения кружек. Эта манера никак не вязалась с благородной сединой на висках. Был он в чине капитан-лейтенанта, возрастом под тридцатник. Тяжелая нижняя челюсть слегка выдавалась вперед. Он закусывал вяленой камбалой и жевал, как бык переросток — слева направо. А так — внешность как внешность. Ничего, кроме челюсти, выдающегося. Больше всего опасений вызывал у меня Никита. Несмотря на покатые плечи, этот старлей статью своей походил на молотобойца. Кружка в его ручищах смотрелась миниатюрно, как рюмочка для дегустации коньяка. Пил он, брезгливо морщась, как будто давил тараканов на кухне. Я долго не мог понять, что же меня заставило отнестись к нему столь настороженно? А потом понял: глаза: бесцветные, хищные, беспощадные. Как у Эрика Пичмана — американского резидента в Алжире. Посмотрит в такие неподготовленный человек — и сразу же вспомнит все. И как стрелял из рогатки, и сколько раз жене изменял, и когда в самый последний раз целовал маму. Если судить по большому счету, пили мужики знатно. Даже во мне проснулся азарт. Что касаемо нашего капитана, то сегодня он был явно не в форме. Пару раз пропустил вес и даже вздремнул за столом. Выпивая, я все больше добрел. Последние подозрения испарились, как закуска за дуэльным столом. Ну, еще бы! Я был неправ, так как смотрел на подводников в поисках изначального негатива. А они ничего себе, компанейские мужики! Стас завелся: — Без закуски слабо?! — Ха! — сказал я, поднимая кружку… И тут они «засветились». Это было так неожиданно, что я поперхнулся. Спирт хлынул сквозь ноздри обжигающими соплями. В ушах зазвенело. Барабанные перепонки стало закладывать, как при подъеме на высоту. Это была защитная реакция организма на попытку несанкционированного психологического воздействия. Если сказать проще, кто-то мягко и ненавязчиво пробовал «пошарить» в моей голове.

Я упал мордой на стол и закашлялся. Получилось весьма натурально. Нет, как все-таки здорово, что мне сегодня приснился такой замечательный сон! Подводники, стеная и ахая, засуетились вокруг меня. Больше всех сокрушался Стас. И тоже очень правдоподобно. — Да что ж это ты? Да я, если б знал… — Совсем охренели! — сказал Сергей Павлович. — Без закуски в таком количестве?! Сейчас позвоню повару… Стасу стало не до меня. Пока он оправдывался, я замедлил свое время. Если глянуть со стороны, жесты мои стали долгими, неуверенными, а речь — медленной и тягучей. Ну, совсем как у нашего капитана, которого окончательно развезло. Всему свое время, и время всякой вещи под небом, — гласит Библия. Цитируя эту истину, мы не задумывается о ее космической сути. Явленный мир однороден. Он состоит из одних и тех же веществ и живет по единым законам на всем своем протяжении. Только время стоит выше всех прочих сил материальной природы. Ибо оно первопричина творения, Это самая могущественная, самая тонкая и самая своенравная из действующих на нас сил. Все, начиная с Солнца и кончая мельчайшей частичкой атома, находятся под воздействием колеса вечного времени, имеет фиксированный период обращения и свою временную орбиту, которая изначально — суть величина переменная. Вспомните босоногое детство. Каждый час полноценных суток был безразмерным, скучный школьный урок сравним с бесконечностью. И так — лет, наверное, до двадцати. А потом — понеслось! Развернулась тугая пружина: влюбился, женился, развелся — тебе уже за тридцатник. Закурил, выпил, опохмелился — сорок лет, а как будто не жил. И лишь после полтинника начинается созерцание мира, осознание в нем себя. Время снова сворачивается в клубок. Изменить его — значит, настроить свой организм на то состояние, которое было в ином течении времени. Это азы. Знания подобного уровня были когда-то доступны каждому рысичу.

Лишь только Стас повторил попытку, я начал прокручивать в голове стандартный набор чаяний и надежд среднестатистического рыбака-колхозника, большого любителя «этого дела», который даже свою зарплату пересчитывает на поллитры. Гонял свои мысли по кругу, отчаянно завидуя героям-подводникам: Вот это я понимаю, мужики перестроились! Пробили-таки брешь в талонной системе, затарились спиртом. Теперь полноценный отпуск им обеспечен. Будет что поставить на стол. Хорошо в этом плане воякам, не то, что у нас. Так и будем вместе со всей страной прозябать в виноводочных очередях. Напоследок, я обозначил тайную мысль: урвать у своих собутыльников пол литра чистого спирта для своего друга Вовки Орлова. Стас все больше скучнел. Его интерес к моему интеллекту падал с каждой секундой. В конце концов, он оставил меня в покое. Его биолокатор зашарил по непричесанным мыслям нашего капитана. Что-то там в голове у мастера стронулось и он, к моему удивлению, почти протрезвел. — Ну, хрен моржовый! — зарычал Сергей Павлович, хватаясь за телефон. — За смертью его посылать! Да что б ты всю жизнь «что-то не то ел»! И тут, словно по волшебству, в каюте раскрылась дверь, и на пороге нарисовалась продувная рожа Вальки Моржа. В руках у него была огромная сковородка с жареным мясом, подмышкой — полбулки хлеба. Море любит сильных, а сильные любят пожрать. В друзьях у хорошего повара ходит обычно весь экипаж. У нашего — половина конторы. Валька — личность. И этим все сказано. Он шикарно готовит. Все у него получается весело, ловко, играючи. А еще он слывет непререкаемым авторитетом по части слабого пола. В кромешной тьме, по мелькнувшей у поворота женской корме он может выдать полную сексуальную характеристику ее очаровательной обладательницы. Рассказы о Валькиных похождениях на амурном фронте расходятся наряду с анекдотами. А все потому, что сам он — незаурядный рассказчик. Знаменитый одесский прононс, искрометное чувство юмора, умение посмеяться, прежде всего, над собой плюс исполнительское мастерство. В общем, кто не слышал в натуре повара Ковшикова — тот не валялся в покат. А что касается клички — так Валька не исключение. Моржами у нас называют всех одесситов. Это производное от «морда жидовская». Появление сковородки произвело фурор. Ее водрузили в центр стола, на почетное место и только потом заметили, что я преспокойно сплю.

Повару за труды налили сто грамм, дали с собой бутылку разведенного спирта, который за нашим столом не пользовался популярностью, и Валька откланялся.

Разговор набирал обороты. Игорь с Никитой уже перебивали друг друга. Только Стас недоумевал. Кажется, он забрался в тупик и основательно там запутался. Утвердился во мнении, что имеет место «ошибка объекта», что я не тот человек, на которого ему указали. — У вас что, все пароходы с одним радистом работают? — спросил он, на всякий случай. — Дармоедов не держим, — самодовольно сказал капитан. — На подлодке их полный набор, целых четыре штуки. Развели, понимаешь… Я, внутренне, усмехнулся. Пусть человек думает, что он вооружен лучше меня. — И повар у нас один управляется, без всяких помощников, — развил свою мысль Сергей Павлович и вдруг засмеялся. — Особенно с бабами на берегу. — Это мы все мастаки! — отпарировал Стас. — Ан, нет! — возразил капитан. Он дирижировал вилкой с нанизанным на нее аппетитным кусочком мяса, да так, что горячие капельки жира обрызгали мою руку. Я заворчал, откинулся на спинку широкого капитанского кресла и захрапел. Получилось очень удачно. Теперь можно было не только прослушивать мысли своих собутыльников, но и посматривать из-под ресниц за всем, что творится в каюте.Наконец-то нашлась благодатная тема. Проняло даже доселе молчавшего Игоря: — Ну, если ваш повар какой-нибудь монстр, что вешает на чудильник чайник с водой, и пять километров туда-сюда, тут я, конечно, пас. Во всех остальных случаях, любой нормальный мужик мог бы поспорить.

Гости заржали. Нехорошо, как-то, заржали. Я внутренне встрепенулся, и вовремя. Пока Сергей Павлович что-то там распитюкивал, Стас потянулся за сигаретой, потом подмигнул Никите, чуть заметно наморщил нос и указал глазами сначала на меня, потом на мою недопитую кружку. Давая ему прикурить, старлей уронил в нее пару микроскопических таблеток из потайного отделения зажигалки. С легким шипением они растворились в пойле. Сергей Павлович, естественно, этого не заметил. — Что это вы раньше времени смеяться-то начали? — спросил он с укоризной. — Или вам уже рассказали? Когда только успели? — Что рассказали? — почти в унисон отозвались подводники. Надо же, интересуются! А что им? — объект нейтрализован, находится под плотным контролем. Самое время для светских бесед. Пользуясь случаем, я «проверил на вшивость» Игоря и Никиту. Затемненных очков они не носили, мыслей читать не умели, а были, скорее всего, на подхвате у Стаса. Ошибочка вышла, — думал капитан-лейтенант, — что-то они там, в конторе с катушек съехали. «Опасен, непредсказуем» — перестраховщики! Да это говно и пить-то, как следует, не умеет. Вот смеху то будет, когда группа захвата работать начнет. Возьмет еще, да наложит в штаны! А говорили! А говорили!!! — в свою очередь, ухмылялся Никита. — Впрочем, оно и к лучшему. Нам же будет спокойнее. Снотворное скоро начнет действовать, уколем для верности, дадим галоперидольчику — и пусть эта рыба чахнет до места. А в Мурманске сдадим по инстанции, пусть разбираются. — Это будет почище любых анекдотов! — Капитан выдержал паузу. Стас, для приличия, поерзал на месте: мол, не тяни! Обретя благодарных слушателей, Сергей Павлович устроился поудобнее и стал предавать гласности грустную историю нашего повара, над которой когда-то ухохатывался весь экипаж.