Эй, Микки! (СИ) - "SourApple" - Страница 19

— Наконец-то, блядь, догадался, – вслух говорит он и безмятежно выходит из гостиной, лишь сейчас снимая уличную обувь и разбирая пакеты.

Микки ненавидит смс. Да и Галлагер его бесит.

Даже мысленно это звучит не особенно убедительно.

*

Он мало чего боится, но ехать в понедельник на работу откровенно ссыкотно, так что он просто надеется, что Галлагер не идиот. И его приятно удивляет, что тот не то что не скачет вокруг него заводным щенком, а даже толком и внимания не обращает. То есть серьёзно, сейчас, когда они потрахались, Галлагер даже завязывает со своим мудацким флиртом, которым не давал Микки прохода три предыдущих года. И это только лишний раз убеждает его в том, что всё, что Йену было нужно, – поставить галочку. Теперь он наконец-то от него отвалит.

Или не наконец-то?

Телефон немного съезжает по столу из-за вибрации.

Галлагер

[02:58 p.m.] Почему у тебя такие дохуя порнушные брюки

Микки даже самому себе отказывается признаться, что эта лёгкая улыбка – от облегчения.

Он не отвечает. Откладывает телефон в сторону и пытается работать, что удаётся, в общем-то, отлично, потому что Йен больше не пишет. И к себе не вызывает. И уезжают они порознь. Вот только через пять минут после того, как Микки оказывается дома, в дверь стучат, и Галлагер вваливается в его квартиру, нагибает на стиралку и горячо рекомендует ему больше эти штаны не носить.

Стоит ли говорить, что Микки приходит в них и на следующий день, и через день? Мэнди работает допоздна, вопросов никто не задаёт, а Микки привыкает к девятидюймовому херу что в глотке, что в заднице.

Вечером четверга он меняет в своей квартире замки.

Вечером пятницы – позволяет Йену остаться ночевать, потому что Мэнди работает в ночную смену, но спать его отправляет на диван. Йен непонимающе хмурится, но пожимает плечами и соглашается. Микки трактует это как «ты ебанутый, но ладно, похер» и злится, а потом хуеву тучу времени не может уснуть и ворочается в кровати.

Он делает вид, что не слышит, как Йен уже ближе к утру пробирается обратно в спальню и ложится позади Микки, закинув на него руку и уткнувшись носом в плечо. И он совсем не хочет разбираться, что так сжимается в груди: просто не сопротивляется, когда Йен сплетает их пальцы. И вроде бы должен выгнать его – из кровати, из спальни, из квартиры, а лучше сразу нахер из жизни, – но впервые думает о том, что это может стать чем-то большим, и тут же отгоняет от себя эти мысли.

Это же он, Микки Милкович. Он не может быть чьим-то большим.

Микки зажмуривается изо всех сил, но не двигается. Дыхание Йена становится глубже, и Микки стискивает зубы и пытается уснуть. Что-то всегда останавливало его, когда он начинал размышлять о том, чтобы поддаться неумелому флирту, и он понимает: вот это останавливало. То, что потом он уже не сможет сказать «нет». Впрочем, Галлагер пока и «да» не просит.

Микки бы рад игнорировать звоночки – какие к хуям звоночки, это колокольный звон – и вести себя как ни в чём не бывало, но Йен не оставляет ни единого шанса. Следующим утром Микки просыпается от того, что тот сопит ему в плечо, и первое, что спрашивает, – хриплое:

— Блядь, ты что, меня нюхаешь?

— Мне нравится, как ты пахнешь, – тихо отвечает Йен.

— А в кровати моей что делаешь? – настойчивее продолжает Микки и переворачивается на спину. – Сон плохой приснился?

— Видишь, ты и сам всё знаешь, – широко улыбается тот и подмигивает.

— Ненавижу низкопробный пиздёж. Вряд ли ты бы меня чем-то другим порадовал.

— Я могу и другим, – понижает голос Галлагер.

— Валяй, – кивает Микки. – Только без отсоса.

— А то что?

— Проверить хочешь? – удивляется он.

Йен внимательно смотрит на него и хмурится, а потом неуловимым движением переворачивает Микки на живот и, зафиксировав его руки, наваливается сверху.

— Не ожидал, да? – шипит в ухо.

— Если бы ты мне чем-то угрожал, уже бы с пробитой глоткой валялся на полу, – невнятно отвечает Микки и ёрзает в попытке выплюнуть угол подушки.

Галлагер шумно втягивает сквозь зубы воздух, когда Микки прижимается к нему задом, перехватывает его запястья одной рукой и опускает вторую.

— А ты ещё растянутый, – одобрительно хмыкает прямо в ухо, легко входя сразу двумя пальцами.

— Сука, почему у меня с тобой вечно такое чувство, что я снимаюсь в порно? – возмущается Микки, выворачиваясь из-под него. – Тебе обязательно каждое действие и ощущение комментировать? Молча трахаться тебя не учили?

— Ты не даёшь мне тебе отсосать, больше не позволяешь целовать, не отвечаешь на сообщения, а теперь я и трахаться должен молча, – перечисляет Галлагер и ехидно спрашивает: – Что ещё? Что за пиздец, я трахаю самую несговорчивую чикагскую жопу!

— Жопа у меня как раз очень сговорчивая, – напоминает Микки и порывается уже сесть, обломившись, судя по всему, с сексом, но Йен не позволяет: опять притягивает его к себе, крепко прижимает рукой и пристраивается сзади.

Микки собирается отпустить какое-нибудь едкое замечание, но тот резко поднимает руку и накрывает его рот. Они лежат так несколько секунд, совсем не шевелясь, и Йен убирает ладонь, только убедившись, что Микки не сопротивляется. На правила игры соглашаются оба.

Йен откатывается назад, и чуть погодя Микки слышит щелчок крышки. Всё внутри завязывается узлом от предвкушения, и он слегка разворачивается, но Йен тут же обнимает его крепче.

— Не шевелись, – жарко выдыхает в ухо, и Микки подчиняется, хотя вообще-то не собирался.

В голове мелькают какие-то нелепые сравнения про удавов и кроликов.

Он закусывает губу, когда Йен проталкивается в него скользкими пальцами, растирая смазку. Растягивать его и правда не нужно, пальцев чертовски мало, Микки невольно насаживается на них, чтобы ощутить хоть немного больше, но Йен тут же их убирает и заменяет членом.

Он глухо стонет за спиной, а Микки с силой вцепляется в его руку, по-прежнему перехватывающую грудь. Он всегда считал грёбаным преувеличением, когда активы в порнухе стонали. Во-первых, они слишком уж явно переигрывали, а во-вторых, Микки ни разу в жизни не ловил такого кайфа сам, чтобы не то что стонать, а вообще издать хоть один звук громче дыхания. Галлагер тоже явно не из этих, но сейчас он вбивается ему в задницу и стонет через раз – так, будто сдерживается изо всех сил, но короткие стоны всё равно прорываются. И это так охуенно заводит, что Микки приходится стискивать зубы и впиваться ногтями в галлагерскую руку, чтобы не скулить в ответ. Это уже попахивает как-то даже не универсалом, а самым пассивным на свете пассивом, эдакой сучкой, которая течёт, едва завидев кобеля. Но Микки похуй. Ему нравится, и стыдиться этого он не будет.

Ещё чего не хватало.

Йен длинно выдыхает у уха, обдаёт горячим дыханием плечо – у Микки по груди бегут мурашки, – а потом опускает левую руку и перехватывает член. Очень правильно перехватывает: Микки выгибает так, что чуть не ломает пополам, он запрокидывает голову, в которой стучит мысль о том, что у Йена не рука, а лапища. Его становится слишком много. Микки не любит, когда ему дрочат, поэтому собирается отпихнуть его руку – вот сейчас-сейчас, ещё секундочку… пару движений, и он отпихнёт. Но не отпихивает. Он вместо этого накрывает её своей ладонью и направляет, подсказывает, потому что Галлагер делает всё слишком резко. И если в заднице это охуенно, то на члене… не сейчас.

Они кончают почти одновременно, как в любом, даже самом дешёвом порно: сначала Микки в руку, а потом – Галлагер, едва успев вытащить член. Хотя Микки чувствует себя таким растраханным, что уверен: ему бы не хватило сил даже сказать Йену слово, если бы он так по-гейски кончил ему в жопу.

То есть они вроде бы и есть геи, но…

Ой, да нахуй всё.

*

Вечером он, выпроводив Йена, заказывает пожрать из бургерной напротив, а получасом позже уже кусает божественный бургер. Сок из котлеты стекает по подбородку, с обратной стороны вываливается помидор и капает соус, но ему похер: нет ничего лучше жратвы после секса. Хотя есть – сигареты. Хотя очередной заход всё равно куда круче.