Огненный котёл (ЛП) - Шеттлер Джон - Страница 9

— Что это было, товарищ капитан-лейтенант? — Спросил матрос с широко раскрытыми глазами.

— Неопознанный самолет. Мы еще сами не разобрались, но все спокойно. Роденко следит за обстановкой.

— Но что с адмиралом, товарищ капитан-лейтенант? Он убит, как говорят?

— Убит? — Федоров попытался произнести это так, будто знал сам, однако новость потрясла его, и лицо не смогло скрыть эмоций. — Нам не сообщали этого, — тихо сказал он.

— Но я затем сделаю объявление. Продолжайте работать.

Федоров направился по длинному коридору в сторону санчасти. По пути многие пытались задавать ему вопросы, но он отвечал им только заниматься своим делами и побыстрее, что мало способствовало подавлению беспокойства, волной прокатившегося по экипажу корабля.

Убит? Эта мысль навалилась ему на плечи свинцовой тяжестью. Если все было так, то ответственность за корабль и весь его экипаж ложилась на него. По правде говоря, он никогда не хотел командирской должности, будучи довольным должностью штурмана. Адмирал Вольский стал для него наставником, почти отцом. Он выслушивал его, направлял, постепенно вводил в новую жизнь старшего помощника в последние дни. Он не мог погибнуть! Не мог! Но если это было так, то теперь ему придется стать примером другим. Вольский был тем большим связующим звеном, которое связывало экипаж корабля воедино. Все любили его и были готовы на все ради него, потому мятеж Карпова был обречен с того самого момента, как был задуман. Но теперь… Если адмирал погиб…

О чем думал экипаж? В последние дни они прошли через многое. Долгий и тоскливый переход через Атлантический океан наполнял всех нехорошим предчувствием с тех пор, как они впервые зашли на Азорские острова. Быстро пошли слухи, что там все были мертвы, что там не нашли ничего, кроме обгоревших руин и обугленных костей. Когда они, наконец, вошли в Средиземное море и прошли на север к Тулону, а затем вдоль побережья Италии, все, наконец, увидели, что слухи верны. Они собирались группами на верхней палубе, глядя на руины Рима и Неаполя. Это не способствовало поднятию боевого духа. Были ли они единственными, кто пережил эту жуткую войну, думали они? И что теперь будет с ними?

Наконец он добрался до входа в санчасть. Два старших матроса отдали честь, заметив его. У одного была забинтована голова, у второго рука лежала на перевязи, однако оба были ранены не слишком серьезно. Он проскользнул в люк, мельком заметив в дальнем углу три тела, накрытые белыми простынями. Сердце екнуло от мысли, что одно из них может принадлежать адмиралу, но затем из соседнего помещения появился слабо улыбающийся Золкин. Начальник медицинской части корабля, обладатель бороды и очков, имел звание капитана второго ранга после долгой службы в российском флоте и был, в сущности, на две ступени старше Федорова по званию, хотя по роду своей должности не входил в обычную командную структуру корабля.

— А, Федоров! Я надеялся увидеть вас. Мне сказали, что нас обстрелял самолет. Это так? Надеюсь, серьезных повреждений не было? Как видите, нам уже хватило, — он мрачно указал на три тела.

— Все в порядке — на данный момент, — ответил Федоров. — Но что с адмиралом? Мне сказали…

— Не беспокойтесь о том, кто что говорит, — сказал Золкин. — Я вот только что прочитал последним двоим лекцию по поводу пользы самообладания и вреда нелепых слухов. Один говорит то, другой это, а дальше вам докладывают, что «Титаник» тонет по правому борту, — он вытер руки чистым белым полотенцем, и Федоров не мог не заметить на его халате пятна крови.

Первая кровь, подумал он. Враг, кем бы он ни был, наконец нанес им повреждения.

— Адмирал жив?

— Разумеется — по крайней мере, так было пять минут назад — но у него будет жуткая головная боль, когда он очнется. Он получил ранение осколками, когда нас обстрелял этот самолет. Что случилось, Федоров? Я полагал, что в этом кошмаре нашего собственного изготовления мы, по крайней мере, находимся в безопасности.

— Адмирал поправится?

— Конечно. Он в изоляторе. Рана в ноге и поверхностная рана на боку. Видимо, он пытался подняться по лестнице вдоль надстройки, и упал, когда мы были атакованы. О чем он думал, пытаясь сделать это в свои-то годы? Адмирал в хорошей форме, но уже не юноша. Кроме того, у него ушиб головы, и, вероятно, легкое сотрясение мозга. Однако я подлатал его, и через несколько дней он будет здоров.

— Мы потеряли троих?

— К сожалению да. Я ничего не мог сделать. Они уже были мертвы, когда их доставили сюда. К счастью для Вольского, аварийная партия имела при себе носилки и доставила его сюда. Но вы не ответили на мой вопрос. Что случилось?

— Мы пока не знаем.

Федоров собирался сказать, что они сами пока ничего не знает, но внутренний голос напомнил ему, что сейчас нужно проявлять большую решимость и собранность. В этот момент раздался вызов по системе внутренней связи. Золкин взглянул на него поверх очков.

— Можете ответить, — жестом указал он. — Возможно, это вас? Я пока сниму халат и уберусь.

Федоров поднял трубку. Это был радист Исаак Николин, который доложил ему о ситуации с радиосигналом.

— Принимаю сигнал, достаточно слабый, но различимый. Похоже на переговоры между кораблями, товарищ капитан-лейтенант. На английском. Что-то насчет орла.

— «Орла»?

— Так точно. Я полагаю, это корабль — и они говорят о каком-то пятом за войну, по крайней мере, я слышал это выражение. Затем сигнал снова пропал.

Федоров на мгновение задумался. «Орел»… Корабль… Пятый за войну… Затем разум внезапно осознал три эти странные подсказки, и его словно громом поразило. Они понял, где они оказались.

— Ясно. Продолжайте. Я скоро вернусь на мостик.

Федоров пошатнулся от внезапного осознания. Как проверить это? Как подтвердить?

— Еще плохие новости? — Спросил Золкин, бросая халат в корзину. — Вы будто привидение увидели. Почему бы вам не присесть?

— Нет времени, доктор. Я должен идти обратно.

Золкин взглянул на него и приобнял за плечо.

— Я понимаю вас, — сказал он с кривой ухмылкой. — Всему свое время, молодой человек. Переведите дыхание и передохните на мгновение. Вы находились в центре событий все последние дни на своем новом поту, и этого достаточно, чтобы выбить из колеи кого угодно.

— Спасибо, — Федоров кивнул, а затем понизил голос. — Я полагаю, мы снова переместились обратно во времени. Николин перехватил фрагмент радиопереговоров. Мне кажется, что я понял, где мы оказались, и это не может меня радовать. Как скоро адмирал поправится?

— Сложно сказать. Понадобится хотя бы день, прежде, чем я разрешу ему что-либо делать. Боюсь, вам придется некоторое время побыть за старшего. Идите и разберитесь, что там на ГКП, но если вам удастся немного поспать, то это будет хорошо. Я вижу необъяснимый день, вместе с которым отменился и мой ночной сон, но думаю, как-нибудь справлюсь, учитывая, какие ужасы мы переживали последние недели. Возвращайтесь, когда узнаете что-либо, и у нас будет больше шансов во всем разобраться — у вас, у меня и у адмирала.

— Наверное, — сказал Федоров. — Тогда я пойду… Вы помните книгу, которую я отдал адмиралу? «Хронология войны на море»?

— Хотите немного заняться чтением? Зачем вам это сейчас, Федоров?

— Нужно свериться с датами.

Золкин сложил руки, потирая густую бородку.

— Я полагаю, она в каюте у адмирала. После того, как мы справились с Каропвым, он читал ее много ночей подряд.

— Спасибо, доктор. Я пойду, — он задержался взглядом на троих погибших. — Что будет с ними? Я полагаю, похороны в море будут уместны.

— Я займусь, — ответил Золкин. — У вас достаточно забот. Идите и найдите свою книгу.

Федоров мрачно кивнул и вышел. Золкин покачал головой ему вслед.

Да, мне на плечи свалилось многое, подумал Федоров. Больше, чем я когда-либо пытался нести в жизни. Он задался вопросом, не сломает ли это ему спину, и не подведут ли ноги в решающий момент, когда на кону будет стоять гораздо больше жизней, чем три.