Амнезия, или Фанера над Парижем - Купрашевич Владимир - Страница 4

Мои похождения не проходят бесследно. Я не в состоянии сомкнуть глаз, перед которыми все еще ее небольшая грудь, поблескивающая в тусклом свете лампочки, рельефный животик слегка расставленные бедра и курчавая шерстка между ними. Почему-то нестерпимо хочется увидеть эту картинку вновь. Может быть, я в той прошлой жизни был фотографом? Или все-таки художником? Вспоминаю о бумаге в тумбочке и карандаше, неосознанно достаю провокационные предметы и вычерчиваю одну кривую линию, вторую…

Утром врач допрашивает меня откровенно формально, наверное, подозревает, что я вожу его за нос. Совсем отказаться от надоевших бесед я не могу, понимаю даже травмированными мозгами, что тогда меня выставят. Чтобы он отстал, сообщаю ему что иногда, по утрам слышу женский голос, «идите пить аминазин»… Я не знаю, откуда этот голос и что означают эти слова. Невропатолог таращит на меня глаза, потом хлопает себя ладошкой по лбу и заявляет, что, видимо, я лежал где-то в больнице с расстройством психики. «Такое бывает после перенесенного стресса» – добавляет он в ответ на мой вопросительный взгляд и почему-то подмигивает. Меня это никак не ориентирует и он, признается, что он, в сущности, психиатр. Некоторые пациенты пугаются, когда узнают его специальность, потому приходится маскироваться под невропатолога. Мое бесстрастное отношение к его профессии видно располагает и он принимается подробно втолковывать, почему он ищет все эти зацепки – все для того, чтобы можно было как можно скорее внедрить меня в привычную среду, где знакомые люди, предметы, обстановка вернули бы мне память. Видимо, он и в самом деле принимает меня за дурочка. Любому, даже не очень здравомыслящему понятно, что на деле всем им до лампочки, чем я занимался, как меня звали. Так же как и мне. «Привычная среда», которую нам никак не определить, совсем не нужна мне и уж тем более не привычна. Видимо убедившись в отсутствии моей заинтересованности в конечном результате, психиатр принимается стращать меня трудностями, с которыми я столкнусь, если не вернусь туда, откуда пришел. При этих доводах я едва не предложил ему вернуть меня туда, куда я недавно посылал своего соседа. Чего уж на полпути…

Психиатр прерывает мои фантазии на самом приятном месте…

– Вы испытываете какие-нибудь желания по утрам?

– Как все…, – недопонимаю я, о чем он.

– Сны то какие-то видишь? С женщинами.

– Еще мне не хватало снов с женщинами! И без того сплошные кошмары, – со страху вру я.

Психушник недоверчиво ухмыляется.

– И что, желаний никаких не возникает?

– Возникает, – уже злюсь я. – Пописать …

– Да?! А вот у меня несколько иные сведения, – наглеет психушник.

– Какие? – настораживаюсь я.

– Слово секс, вам знакомо?

– Ну, как будто, – бормочу я, силясь припомнить что это, на самом деле, такое.

– Вам надо будет еще сдать кое-какие анализы, – после некоторой паузы заключает психоспециалист.

– Какие еще? – артачусь я.

По-моему, за долгие дни, проведенные здесь, я сдал все что можно.

– Жидкость из железы.

Не знаю, чем мне это грозит, зачем это, и пожимаю плечами. По сути, я уже согласен на любые процедуры, только бы не за дверь…

– Это не слишком неприятно, даже наоборот, – хмыкает урод, поднимаясь из-за стола. К тому же результат поможет прояснить некоторые отклонения, если они есть.

Процедура обещанная быть приятной удовольствия мне не приносит. В тесной ординаторской меня ставят на топчан обтянутый клеенкой на четвереньки, спускают пижамные штаны и наш верзила, натянув на одну руку резиновую перчатку, пристраивается сзади. Почему-то долго присматривается, как будто вспоминает, что за объект перед ним. Я с тревогой оглядываюсь, не забылся ли мужик, как что-то грубое внедряется в мои внутренности. Я, уже в панике, опускаю голову и пытаюсь рассмотреть, что там делается, за кормой. Понять что-либо, невозможно, но мне удается убедиться, что ширинка на брюках гладиатора застегнута. И еще я вижу, как с моего вдруг увеличившегося отростка отделилась и упала в склянку капля мутной жидкости, другая… Болезненное ощущение, как ни странно, собирает все мои разрозненные волнения, сомнения и догадки вокруг этого приложения в единый фокус, но не вдохновляет. Если, таков же по восприятию и секс, видал бы я его…

Рецидив от процедуры не заставляет себя ждать. Следующей же ночью, стоило только закрыть глаза, как меня начинает доставать видение из ванной комнаты. Абсолютно не понимаю что этой женщине нужно от меня, я даже не помню ее лица, но откуда-то наезжает нестерпимое желание прикоснуться к ее глянцевому телу. Уже не просто поглазеть, но и потрогать, кончиками пальцев вздыбившиеся холмики груди, напрягшийся живот, коснуться ее коленей и скользнуть между ними.… На этом фрагменте меня начинает трясти. Наверное, там что-то кроется. Может быть в той, прошлой жизни я уже проделывал что-то подобное? Наверняка этот верзила своими процедурами что-то повредил во мне.… Лежать плаcтом, больше нет никаких сил, и я поднимаюсь. Еще не знаю зачем.

Соседи лежат, закутавшись в свои одеяла словно мумии. Выглядываю за дверь, убеждаюсь, что путь свободен и крадусь в сторону ванной комнаты. У зеркал я мельком взглядываю, чтобы убедить себя, что мне ничего не светит, но удручающее впечатление от созерцания уже не убеждает, и даже напротив, я кажусь себе аполлоном. Кой черт меня несет в ванную, не знаю, даже с поврежденной головой нетрудно догадаться, что вряд ли я вновь увижу ту же картинку, и вряд ли кто-то меня там ждет. Пробираюсь осторожно, стараясь не создавать шума. Наверное, меня можно принять за привидение. По пути пытаюсь сообразить, что я стану делать, если случится невероятное и уборщица вновь окажется там. Просто посмотреть? Где-то я уже слышал о такой странности, но мне не вспомнить слово, которым оно обозначается.

Наверное, от возбуждения я не сразу нахожу нужную дверь, но рядом с одной из них замечаю ту саму швабру. Прислушиваюсь и различаю какие-то звуки, вовсе не похожие на шум воды … Я оглядываюсь в сторону стола с включенной настольной лампой, где обычно восседает дежурная медсестра. Убеждаюсь, что ее на месте нет, и уже без опаски ищу какую-нибудь щель или замочную скважину, чтобы заглянуть внутрь. Не нахожу ни того, ни другого и осторожно толкаю дверь. Она подается и, в образовавшийся проем я вижу, что никакая это ни ванная, а процедурная, где у меня брали анализы, а прямо передо мной голый волосатый зад здоровенного мужика, стоящего перед топчаном, его обросшие кривоватые ноги, внизу, сбившиеся гармошкой брюки. Здесь же чуть в стороне белый скомканный халат, на кармашке которого вышито сердечко. Зад оттопыривается в мою сторону, затем подается вперед, снова оттопыривается.… Даже, не видя его лица, я узнаю нашего верзилу. По обе стороны его обезьяньей спины покорно раскинуты белые женские ножки. У кого-то берет анализы. Только в другой позе и, похоже, из другого места. Представляю, какие страдания она испытывает. Сочувствую бедняжке, но осторожно прикрываю дверь.

В постели мои соболезнования неожиданно переходят в желания самому брать анализы вместо верзилы. Правда, я не специалист, но уж как-нибудь справился бы – невелика премудрость. Зажмуриваю глаза, чтобы поскорее заснуть – не получается. Открываю их снова и уже совсем ничего не понимаю. Вроде бы та же палата, но интерьер немного не тот, наверное, из-за слабого освещения, кровать соседа под другим углом и сам он преспокойно дрыхнет под одеялом в вольной позе…. Или я уже умудряюсь забывать то, что было минуту назад? Или попал в чужую палату? Или наоборот раньше был в чужой? Смотрю вниз, вижу свои тапки. Значит я на своем месте. Похоже, что я никуда и не выходил. Теперь мне не уснуть определенно. Поднимаюсь, и осторожно выбираюсь в пустынный коридор. Убеждаюсь, что в коридоре один снова крадусь к ванной комнате. У двери прислушиваюсь. Тишина. Осторожно открываю дверь. Никакая это не процедурная. Нормальная комната, в которой отмывают. Из душевой сетки капает вода, отчего на эмали ванны пятно от въевшейся ржавчины. Пытаюсь сосредоточиться и вспомнить в какой стороне процедурная. Ну да, вот и она. Швабры, которая стояла тут только что, нет. Прижимаюсь ухом к двери и вздрагиваю от неожиданно зазвучавшего с противоположной стороны женского голоса. Передо мной медсестра с вытаращенными глазами и вопросительным выражением лица. Несмотря на воинственность ее позы, она не производит впечатления агрессора. Скорее наоборот. Не вникая в слова, я понимаю, о чем она ведет речь, однако уйти так и не разобравшись с собственными проблемами, не могу.