Сети зла - Лещенко Владимир - Страница 30
- Предыдущая
- 30/57
- Следующая
Миг, и перед оторопевшей послушницей стоял уже не лысый и высохший серокожий субъект, а широкоплечий великан в набедренной повязке и львиной шкуре на загорелых плечах: ни дать ни взять кимр Горро, старший телохранитель Артура.
– Сгинь! – перекрестилась она. – Исчезни, нечистый! Ты, сын дьявола! Вот я тебе сейчас!…
Приняла боевую стойку, примериваясь, куда бы посподручнее ударить чародея.
Мерланиус, опять ставший самим собой, рассмеялся.
– Интересно… Вот, значит, что обо мне думают люди. Кто же тебе такое сказал?
– Матушка Кезия, – запинаясь, промямлила Орланда, – говорила, что…
Не закончив, подавилась собственными словами.
Настоятельница собиралась ее убить. Она уже давно это поняла. Иначе с чего бы это Кезии посылать ее за спрятанным кисетом, не дожидаясь утра? И как «своевременно» появились в том дворе душегубы. Словно наверняка знали, что туда припожалует глупая послушница.
– Вот как? – последовал смешок. – Но если и так, то я по крайней мере знаю своего отца. А вот ты этим похвастаться не можешь.
И шагнул к Орланде, похотливо протягивая руки.
– Не подходи! Я знаю молитвы против нечистой силы! Уже не одного, такого как ты, успокоила!
Никакой реакции. Только руки чародея словно стали длиннее. Вот они уже дотянулись до ее шеи. Холодные, как лягушки, пальцы коснулись кожи.
– Ваал! На помощь! Куси его!
Адский хохот заглушил ее беспомощные вопли.
И вдруг старец резко одернул руки. Словно обжегшись. Точно, вот он даже подул на ладони.
Удивленно вперил в послушницу круглые водянистые глаза.
– Не может быть, – пробормотал вполголоса. – Дивий Ключ? Но откуда… Да нет…
Его руки вновь потянулись к шее девушки.
– Сестра, сестра, спаси! – заверещала она. – Сестра-а-а!!!
И проснулась.
– Ну что тебе, горе мое?
Повернув голову, раскалывавшуюся тупой болью, беглая послушница с великим облегчением увидела Орландину, сидевшую на койке рядом.
– Нельзя одну оставить… Это ж надо, так упиться с кувшинчика кофе с медовухой.
Как сквозь сон Орланде вспомнилось: вливающийся внутрь сладкий напиток, блаженное головокружение, чьи-то руки, несущие ее куда-то…
И тут ужас пронзил ее. Она вспомнила рассказы своих подруг, послушниц и монахинь (в обитель попадали самыми разными путями, и не всегда путями праведными). Повествования о том, что может случиться с девушкой, решившейся в одиночестве предаться винопитию в трактире или ином злачном месте.
Торопливо стала ощупывать свою одежду.
– Спохватилась! – услышала насмешливый комментарий сестры. – О чем только думала, когда пила? Да успокойся, ничего такого с тобой не случилось. Скажи спасибо князю Адхарру. У туарегов женщин уважают, не то что в некоторых просвещенных государствах.
Орланда привстала и, сморщившись, провела рукой по ломящему затылку.
– На, попей, полегчает. – У ее рта появилась чарка с острым рассолом.
И в самом деле, боль отпустила и девушка смогла сесть на койке.
– И с чего ты такое учудила? – продолжала комментировать ее опрометчивый поступок сестра. – Или у вас в этой вашей обители все такие: чуть что, так сразу напиваться и развлекаться? Не зря говорят, запретный плод сладок. Это все от безделья. Зарылись у себя там, словно кроты…
Скверное самочувствие и раздражение выплеснулось наружу. Орланда решительно вскочила. Пусть это ее сестра, пускай спасла ей жизнь и честь, но считать ее никчемной дурой она никому не позволит!
– Сама ты крот! Если хочешь знать, после принятия пострига я собиралась поехать в Персию просвещать огнепоклонников.
Рассмеявшись, Орландина помотала головой.
– Нехорошо смеяться над верой, даже над чужой, – тихо пробормотала девушка, опустив глаза.
– Ой, извини, сестренка, я просто представила, что с тобой было бы…
– Пострадать во имя веры… – начала было Орланда.
Амазонка фыркнула и вновь рассмеялась.
– Пострадать? Если бы у тебя что-то и пострадало, так это то, что ты так боишься потерять. – И объяснила слегка запунцовевшей Орланде: – Определили бы тебя в гарем к какому-нибудь сатрапу, и рожала бы ты ему детишек. Уж я их порядки знаю, была там, как-никак.
– Ты была в Персии? – недоверчиво протянула послушница.
– Ну да, в Экбатанах. Вместе с матерью. Про шаха Каббаса и его наемников слышала?
Глаза Орланды округлились в изумлении.
– Ты была среди «Десяти славных тысяч»? Ты сражалась в том великом походе? Но ведь…
– Да не сражалась я, – пояснила воительница. – Меня матушка с собой взяла, ведь считалось, что поход будет легким. Кто ж знал, что этот идиот проср… проиграет трон?
Да, сераписским наемникам тогда пришлось кисло – отступать по враждебной стране, потеряв обозы, да еще имея на хвосте степную конницу… Под конец, в Эльдурских горах, когда припасы подходила к концу, ей приходилось слышать слова окружающих на тему, что от девчонки вполне может быть толк – как-никак пуд живого мясца…
Она тогда думала, что взрослые дяди шутят. Может быть, и в самом деле шутили. Только вот, вспоминая этих седых убийц, переживших не одну осаду во время жутких Рейнских войн, Орландина прикидывала, что наверняка многим из них довелось попробовать «странного мяса».
Вот, у того же Гордиана старшего братишку сожрали аллеманские наемники в Лютеции – просто схватили игравшего на улице мальчика и уволокли в переулок. Это было уже в конце осады, когда магистрат договорился с войсками Хлодвига Бешеного, чтобы умерших и погибших хоронили за стенами во имя спасения тел от поругания.
– Так что была бы ты там такой себе почтенной матроной, жила бы во дворце, а он делал бы тебе детишек в год по одному… А как помер, пришлось бы тебе выйти замуж за его брата.
– Какой ужас! – передернула плечами Орланда.
В ответ воительница снова расхохоталась. Пожалуй, первый раз за много дней ей вдруг стало по-настоящему смешно.
– Тебе бы все смеяться! – голос Орланды дрожал, и в нем уже явно сквозили слезы.
– Ой, не могу… Ну, в самом деле! Чего страшиться-то! Этой самой штуки! Корня… жизни… Ты баба, так? А стало быть, для этого самого дела на свет родилась!
– По-твоему, значит, женщина – лишь сосуд для удовлетворения мужичьего желания?! – пылко воскликнула Орланда.
– Ну, сосуд там или не сосуд, но только ведь раз Бог создал людей такими, как они есть, совсем, что полагается, то почему пользоваться этими штуками грех? Нет, не понимаю я вашей веры, сестренка.
Послушница хотела было возмутиться, но тут странная мысль заставила ее замолчать. Святые небеса, да ведь повернись все по-другому, это Орландина сейчас в растерянности бормотала бы молитвы и вытирала слезы, а она, Орланда, сурово учила бы ее жить и поминала вполголоса разных лжебогов и бесов.
У девушки даже дыхание перехватило – неужели именно так бы все и было?
Неужели все в мире – пустая игра случая и вовсе нет никакого Божьего промысла в том, что она росла в молитвах и благочестии, в то время как родная сестра воспитывалась в грехе и ужасах мира? И она сама, точно так же посмеиваясь, говорила бы, что невинность и целомудрие хороши до шестнадцати весен и женщина рождается на свет исключительно, чтобы быть рабой мужской похоти? И с непонимающей ухмылочкой пожимала бы плечами в ответ на слова нежной и благочестивой Орландины о ее страхе перед плотским соитием?
Тут мимолетная мысль, удивившая ее саму, промелькнула где-то на заднем плане сознания послушницы: а ведь странно, что это мнение высказывает та, что вроде бы должна была отстаивать право существ слабого пола на свою жизнь и на свободу от мужского всевластия.
Что она была бы грешницей, а сестра – благонравной и боголюбивой…
Здесь Орланда запнулась и только что не дала себе пощечину.
Да что она такое себе позволяет? Как она смеет осуждать родную сестру, предаваясь ужасному греху гордыни?!
Орландина росла среди грубых солдат, не зная иной жизни, и с самых юных лет должна была избрать ремесло наемника, чтобы заработать на кусок черствого хлеба. Ей наверняка доводилось по десять раз на дню отбиваться от домогательств разнузданных вояк…
- Предыдущая
- 30/57
- Следующая
