Научи меня плохому (СИ) - Риз Екатерина - Страница 60

— С оторванностью от цивилизации особенно удалось, да?

Катя не успела ответить, заметила на тропинке людей, и выпрямилась, ноги под себя поджала, и подол сарафана оправила. И, конечно же, поздоровалась в ответ, когда их заметили и приветливо закивали. Особенность жизни в деревнях и селах, по крайней мере, на это всегда обращают внимание городские жители, это то, что все друг с другом здороваются. Даже с приезжими, потому что точно знают — они чужие, а это всегда любопытно и интересно. Каждый раз, как они с Андреем появлялись на улицах села, к ним проявляли большой интерес, а уж после того, как Жданов на полном серьёзе попытался в магазине за мороженое пластиковой картой расплатиться, еще и шептаться начали. Катя однажды слышала, как две женщины у колодца обсуждали их машину, которая безумных денег стоит, но всё равно железо железом, раз сломалась. Про «железо» Катя мужу рассказывать не стала, но про себя посмеялась.

Сельчане, мужчина и женщина, прошли мимо них по тропинке, и стали подниматься на пригорок. Андрей хмыкнул.

— Переговорный пункт в работе.

— Вот тебе кажется это странным, а им мы странными кажемся. Сидим у тропинки под березкой… и что-то делаем, — закончила она с небольшой неловкостью.

Жданов обхватил её руками и попытался повалить назад, на себя. Катя невольно ахнула, довольно громко, краем глаза заметила, что женщина обернулась, и Пушкарёва зажала себе рот ладонью и рассмеялась.

— Что мы делаем? — выдохнул он ей на ухо.

Но ей удалось отбиться, поднялась, держась за березу, и независимо вскинула голову, сдула волосы с лица. Сделала Жданову знак подняться.

— Пойдём.

— Командуем потихоньку, Екатерина Валерьевна?

— Не хочу людей смущать. Они не столичные жители, Андрей… Палыч. Им твои валяния у дороги в травке в новинку.

— Да брось, — Жданов легко поднялся на ноги. — Это же природа. Тут сам бог велел… — посмотрел на примятую траву, — валяться. Тебе же понравилось?

Катя вышла на тропинку, оглянулась через плечо и сказала:

— Мало ли, что мне нравится.

— Ой, мы научились мужа дразнить, да? — Догнал её и обнял за плечи.

— Нас не хватятся в Москве?

— Я звонил отцу, правда, не знаю, что он понял, связь постоянно прерывалась, но, думаю, в розыск не подадут.

— Милко тебя убьёт.

Жданов скривился.

— Не надо об этом.

Катя взяла его под руку.

— Ты ему сейчас больше всех нужен, а ты уехал. Заниматься своей личной жизнью. — Выдержала небольшую паузу. — Думаю, тебя он пощадит, а убьёт меня.

Жданов поцеловал её в макушку.

— Я тебя защитю. — Вздохнул глубоко, задумавшись над последним словом. В итоге пришел к выводу: — Надо в Москву.

По возвращению в пансионат, их встретила администратор и с добродушной улыбкой предложила молодым супругам выпить парного молока. Жданова заметно перекосило, он даже позеленел немного, и Кате пришлось за мужа извиняться.

— Знаешь, у тебя непереносимость сельской жизни, — сказала она ему в номере. — Тебе всё не так. Запомни раз и навсегда — больше никаких диких мест.

— Вот ты не права, Катерина, — попробовал возмутиться он. Футболку снял и подошёл к открытому настежь окну, выглянул в сад. — Я люблю природу.

— В шезлонге у бассейна. Как я и говорила. Жаль, что не поспорила с тобой.

— И на что бы ты поспорила?

— На деньги, конечно. На что еще с тобой спорить?

— На деньги? — Андрей презрительно фыркнул, но уже приглядываясь к жене с особым интересом. — Ты корыстная?

Катя не улыбнулась в ответ, лишь плечами пожала.

— Со стороны виднее.

Андрей подошёл к ней, руки на плечи положил и удержал Катю на месте, когда она хотела увернуться от поцелуя. Не понравились ей слова о корысти, она напряглась и теперь лишь уступила ему, не желая выяснять отношения и спорить. Но уже через минуту оттаяла и обняла.

В номере было жарко. Душно, и кондиционера очень не хватало. Окно было открыто настежь, и не закрывалось даже на ночь. В первые сутки Жданов все на свете проклял, ругал себя за то, что не выяснил подробности по телефону, прежде чем забронировать, если можно так назвать, номер в этом богом забытом Доме художника, вот как торопился увезти жену из Москвы. Как назло на улице установилась жаркая погода, и в первую ночь здесь, он всерьёз подумывал лечь спать на полу. Но были и свои плюсы в этих неудобствах, например, можно было не один раз за ночь затащить жену в душ, с продолжением, так сказать, но больше всего Андрею нравилось просто наблюдать за ней. Томной, разнеженной, разгорячённой. Катя ходила по номеру в одной сорочке, подходила к окну и вытягивала шею, подставляя лицо легкому ночному ветерку. Закрывала глаза, убирала с шеи волосы, и ее не заботило кто и что подумает, если её увидит. Обычно после такого мысли о ночевке на полу, Жданова покидали. В одну из ночей он даже признался ей:

— Люблю, когда ты перестаёшь себя контролировать.

— Теряю голову?

— Нет. Перестаешь анализировать, все вокруг. И себя, конечно.

Она села рядом с ним, придержала простынь на груди.

— Я так делаю? То есть… это заметно?

— Иногда. — Жданов руку поднял, чтобы прикоснуться к ней. Провел пальцем по подбородку, потом опустил руку к груди. — Но иногда ты забываешь об этом, и тогда уже я обо всем забываю. — Усмехнулся. — Тебе это льстит?

— Вот как ты умеешь испортить момент, — пробормотала она, отворачиваясь.

Он перехватил ее поперек живота и заставил снова лечь.

И сейчас, наблюдая за женой, как она поднялась с постели и идет к окну, Андрей вдруг вспомнил те свои слова. Прошло три дня с тех пор, а неудобно стало только сейчас. Он произнёс «люблю» — легко и бездумно, а понимание этого пришло гораздо позже. Он уже искренне что-то в ней любит. Как долго не говорил ей этих слов, а ведь когда-то они запросто слетали с его губ, а потом стало всё труднее, смотреть ей в глаза и повторять: я тебя люблю. Сейчас бы он этого не сказал, но признался бы, что любит заниматься с ней любовью, смотреть на неё после, иногда поддразнивать, и даже получать в ответ лёгкие тычки — любит. Ему нравится, как она щурится на солнце; морщит нос, когда капризничает, но это для Кати мимолетная эмоция, все свои капризы она тут же глубоко прячет в себя, и нужно успеть заметить, понять и оценить степень её нежелания что-то делать. А ещё она читает экономические журналы в постели, обожает засахаренный миндаль и умеет изображать невинность и неприступность, и ей даже удаётся сбить этим Жданова с толка, до такой степени, что он порой всерьез теряется. А уж как они, бывает, ругаются, такого у него ни с кем не было. И кто бы мог подумать, что его это увлечет. Всегда в женщинах ценил ощущение комфорта, которое они ему дарят, любил, когда за ним ухаживают, и уж точно не спорят никогда, не хотелось терять время на ненужные разговоры и выяснения, а вот его нежданной жене каким-то непостижимым образом удалось взять его именно противостоянием. Нравилось ему наблюдать, как она, закипая, просыпается, и из жестких скорлупок появляется совсем другая Катя, которая ни в чем ему не уступит, вот просто из принципа. Эту женщину было трудно понять, её трудно было принять, а ещё труднее смириться с тем, что именно она сумела привнести в его жизнь интерес и страсть. Не вовремя, и неудачно, но всё чаще хотелось об этом забыть, и просто смотреть на неё, прикасаться к ней. И ни в коем случае не думать о том, что он сделал всё для того, чтобы она его возненавидела. Как того парня когда-то. Дениса. Что он лишь ступенька, которую она успешно преодолеет. А, возможно, уже преодолела, раз он думает обо всём этом, а она стоит у окна и размышляет о чём-то отстранённом. Жданов был уверен, что не о нём.

Он откинул голову на подушку и глаза закрыл. Катя обернулась, уловив движение.

— Я думала, ты спишь, — шёпотом проговорила она.

— Нет.

— Тебе жарко?

Он кивнул и потер лицо рукой. Потом невесело усмехнулся.

— Устроил я нам отпуск. Каждая ночь, как в сауне.