Эрбат. Пленники дорог (СИ) - Корнилова Веда - Страница 60

Стоило здоровяку повернуться к нам спиной, как я подняла руку с печаткой, и показала ее женщине. Та на секунду прижала палец к губам — мол, вижу, но при свидетеле сказать ничего не могу, подожди. Тем временем здоровяк не заставил себя ждать — быстро вернулся к нам с тремя бутылками в руках, которые аккуратно поставил на стол.

— Запоминай, — сказала лекарка, — вот из этой большой бутылки лекарство будешь принимать по трети стакана три раза в день. Желательно за час до еды. Вот из этой, сероватой бутылочки, один раз в день отливать по наперстку и разводить в стакане воды. Пить после еды. А из темной бутылочки на ночь отливай по ложке настоя, смешивай его с мукой, чтоб получилось тесто, и накладывай на веки перед сном. Все понятно?

Что тут не понять! Я хотела было кивнуть головой, но тут женщина чуть заметно качнула головой из стороны в сторону. Не уверенная, что правильно поняла, я все же промямлила:

— А еще раз это же сказать можно?

Лекарка повторила, и все так же качнула головой. Все ясно, прикинемся бестолковыми еще разок.

— Из большой бутылки пить три раза в день. Из темной отливать по наперстку и пить, смешивая с мукой. А из сероватой… это… тоже пить. Правильно?

— Да нет же! Из серой отливать по наперстку и смешивать со стаканом воды. А из темной бутылочки отливать по ложке, смешать с мукой, сделать тесто, и накладывать на веки перед сном. Уяснила ли?

— Я же не дура! Только вот какой наперсток? Они же разные бывают.

— Обычный!

— А воду кипяченую или нет?

— Какую хочешь.

— Пить один раз в день… Правильно? А когда?

— Я же тебе сказала — после еды. Днем. Как пообедаешь, так и принимай лекарство.

— А оно, это, безопасное? Мне от него плохо не будет? Я, знаете, не очень люблю лекарства…

— Так даже ежику понятно, что лекарства — это не заморские конфеты. Я — лекарка, знаю что и кому можно прописывать. Еще что тебе не понятно?

— Почему это непонятно? Мне все понятно. Только вот… А эту… Ну, мешать которую надо… Муку брать какую?

— Любую. Но лучше пшеничную.

— А эта, из которой делать тесто… Ой, а она из какой бутылочки? Из темной или из светлой? Я опять запамятовала!

— Из темной.

— А глаза щипать не будет?

— Нет.

— А от него морщин возле глаз не будет?

— Ничего не будет.

— А ложка какая должна быть? Большая или маленькая?

— Лучше небольшая. Но с этим разберешься сама.

— Ой, для меня это сложно!

— Заметно.

— А ту, из которой пить три раза в день… Оно не очень противное?

— Нет. Там обычный сгущенный сок черники.

— А его запивать надо?

— Как хочешь. Но лучше не стоит.

— А тот то, которое на глаза накладывать… Там что такое? Вид у этой бутылочки что-то не очень… Какая-то она некрасивая… И то, что в ней, тоже…

— В ней просто вытяжка из корня папоротника. Тебе должно помочь.

— А в этой что такое? Тоже в небольшой бутылочке? Тоже смотрится… В общем, мне не нравится!

— Сказано же было — настойка майской крапивы! А лекарства — это тебе не иноземные духи или притирания. Они не обязаны выглядеть красиво.

— А когда я все лекарства приму, тогда что делать?

— Да ко мне снова прийти! Там уже видно будет, как дальше тебя лечить.

— Что? А я думала, что выпью лекарство и поправлюсь!

— Нет. Это только начало лечения.

— И что же, мне каждый раз придется столько запоминать, чего и сколько принимать? Ой, да у меня памяти на все не хватит!

— Тогда буду лечить тебя и от плохой памяти.

— Почему это — от плохой? У меня хорошая память, только я иногда бываю немного забывчивой… А если одно какое из лекарств закончится, а в двух других бутылочках еще останется?

— О, Пресветлые Небеса! Ну, давай договоримся так: как два из трех лекарств закончатся, так и приходи ко мне.

— А из большой бутылки… Знаете, я опять забыла, сколько раз принимать: три раза, или лучше четыре?

— Три! — стала терять терпение лекарка, а здоровяк откровенно фыркнул. — Три раза в день! Неужели так трудно запомнить такую ерунду?

— Ой, только не надо кричать, а не то я собьюсь окончательно! Наверное, чем больше принимать, тем быстрей поможет, правда? Знаете, кажется, я опять забыла… А вы не могли бы еще раз сказать, сколько и чего принимать? А не то вы сейчас зашумели и у меня все из головы вылетело.

— Было бы там, в голове, хоть что-то… Ты читать умеешь?

— Да!

— Тогда я лучше тебе запишу, а не то опять все напутаешь!

— Вот-вот, лучше запишите для памяти, а не то я могу забыть. Знаете, у меня иногда такое бывает, что я что-то забываю или путаю. Это я в тетю такая, как все говорят… Она тоже все забывала. В общем, это у нас по родству такое идет…А если что не пойму из написанного, то дядю попрошу — он лучше меня грамоту знает.

— Не сомневаюсь, — ехидно сказала лекарка, чиркая что-то на клочке бумаги. — Грамоту, поди, лет за десять одолела? Вот, пишу тебе, сколько именно лекарства и из какой бутылки принимать.

— Не за десять, а за шесть лет я грамоте обучилась, — с деланной обидой в голосе заявила я. — Я даже считать умею.

— Да ну! Наверное, до десяти досчитать можешь?

— Могу! — гордо заявила я. — Посчитать?

— Хватит, не надо — отрезала лекарка, засовывая мне в руки клочок бумаги и бутылки с лекарствами. — Меня еще женщина с ребенком на прием ждет. С тебя три серебряных монеты. Надеюсь, до трех досчитать сумеешь без ошибок? Все. До свидания.

Однако, цены у них… У нас в Большом Дворе за серебряную монету большая семья целый день работает. Одним словом — столица, что ж тут скажешь!

Уже выходя, я услышала, как лекарка говорит здоровяку:

— Нечего гоготать! Так уж издревле повелось — считается, что чем красивей девка, тем она бестолковей. Таким особый ум и не требуется. Однако следует признать, что в этом случае люди не ошибаются: эта хоть и хороша на редкость, да глупа, как пробка.

Ну вот, еще и идиотку из меня сделали! Впрочем, я сама ей подыгрывала… Понятно, для чего: усыпила знахарка бдительность здоровяка, и он даже не вздумал нос сунуть, проверить, что же мне на бумаге пишут. Ясно, как светлый день, что такой дурочке без записи ничего не запомнить! Умно, ничего не скажешь.

Уже за воротами я посмотрела на клочок бумаги у меня в руках — что же она такое там написала? Записка оказалась короткой: "Попроситесь на постой к той женщине с девочкой- инвалидом, что вскоре выйдут от меня. Буду вечером".

Это что еще за игры такие? Впервые мне пришло в голову: мои спутники — они же из Харнлонгра (во всяком случае Дан — бесспорно), и помогая им, не наношу ли этим я беды своей стране? Почему я так легко доверилась Мариде, ее просьбе помочь двоим ребятам? Отчего они таятся, почему прямо не скажут, в чем их проблемы? Что ж, мальчики, или вы мне сегодня рассказываете всю правду, что скрываете от меня, или я покидаю вас и делайте, что хотите. Но уже без меня.

Вен, прочитав записку, повеселел, да и Дан немного приободрился. Кажется, у них поднялось настроение. Ждать нам пришлось недолго. Когда женщина вышла от лекарки и пошла по улице, таща за собой тележку с девочкой, то мы, чуть подождав, двинулись за ними. Догнали их, когда женщина свернула на одну из узких боковых улочек и шла по ней, стараясь, чтобы при ходьбе по неровной улице как можно меньше трясло тележку. Вен внимательно следил за дорогой и с облегчением кивнул нам головой — слежки не было. Мы прибавили ходу и поравнялись с женщиной.

— Мама, смотри, это та самая тетя! — увидев меня, закричала девочка. — А куда вы едете? А мы домой идем!

Женщина оглянулась. Я развела руками:

— Надо же, мы с вами опять встретились! Давайте, мы вас до дома подвезем, — предложила я женщине.

— Что вы, это неудобно! Мы довольно далеко отсюда живем…

— Да нам нет никакой разницы…

Вен подхватил девочку вместе с ее тележкой, и поставил ее к нам на телегу. Затем так же легко взял на руки чуть растерявшуюся женщину, и посадил ее на телегу рядом с Даном.