Эрбат. Пленники дорог (СИ) - Корнилова Веда - Страница 29

Ах, Марида, ах, ведьма старая, да что ж ты такое удумала?! Кого от смерти спасаешь? Слышала я от приезжающих ко мне мастериц рассказы, такие, которые говорят друг другу долгими вечерами, шепотком, да на ухо: о тайных, колдовских делах, когда кружевница, делающая запретное плетение, отдает в этой работе часть своих жизненных сил другому человеку, обреченному темными силами на смерть. Говорить то говорили, да все с чужих слов; из знакомых мастеров никто, слава Пресветлым Небесам, с подобным не сталкивался. И хорошо! Такое плетение — страшная вещь для мастера, и браться за эту работу не стоит ни в коем случае!

А ведь похоже на то, что Марида дала мне подобный заказ… Работа, что ведунья мне подсунула, никак не тянет на праздничное украшение для одежды. Понятно теперь, отчего она крутилась передо мной, глаза прятала, правду не говорила.

То, что мне принесла ведунья — это не просто работа. Это — запретное плетение, исполнение которого может грозить непредсказуемыми последствиями тому, кто за него взялся. Мастер, изготавливающий подобное, сам должен понять секрет умирающих нитей, сам, добровольно, согласиться на дальнейшее исполнение уже начатого им рисунка и, опять-таки, добровольно, без принуждения, взять на себя все возможные последствия своей работы. Да и не нити это вовсе. То, что мне принесла ведунья — это чья-то умирающая жизнь, которую требуется спасти, пожертвовав для того частью своей жизни, причем сделать это осознано, по своему желанию. Заставить здесь никого нельзя, иначе это плетение уже никого не спасет. И делается эта работа лишь в том случае, если тому, ради кого на такое идешь, уже ничего помочь не может, и он уже стоит на пороге смерти. И тебе самой невесело придется, когда с таким плетеньем свяжешься. В основе исполнения этого заказа лежит согласие мастера, причем осознанное согласие, добровольное, без угроз и принуждений. Даже после того, как работа будет закончена, плетение чуть ли не год будет тянуть из тебя жизненные силы для закрепления своей мощи. Так, ну и что мне теперь прикажете делать? Исполнять ли тебе работу, Марида, или отказать наотрез?

Думаю, большинство людей вернули бы заказ назад, не раздумывая ни секунды. И кто их за это осудит? Жизнь у нас одна, а здоровья такая работа точно не прибавит. Как раз наоборот — плохо мне будет. Очень плохо.

Любые дела, связанные с тайной, запретной магией, находятся под строжайшим запретом. В нашей стране ведуньи занимаются в основном лечением, живут во всех поселках и деревнях государства — а куда денешься, врачей на всех не напасешься! Врачи — о, они живут лишь в больших городах, лечат высокородных! Ну, а деревенские ведуньи — это для простолюдинов, таких, как я. Наши ведуньи — они одновременно и аптекари, и врачи, и повитухи. Лечить имеют право лишь травами, да самыми простыми заговорами. За этим следят строго. Узнай наша поселковая стража о таком заказе, что мне принесла Марида — колдунье придется ой как несладко! Сразу же сообщат в тайную стражу, понаедут сюда инквизиторы с дознавателями, пойдут допросы с пристрастием. Самое меньшее, что ее ожидает — это изгнание. Да и меня по головке не погладят уже за одно то, что не сразу к ним прибежала с докладом. Затаскают по допросам, да замучают вопросами: что видела, да о чем не говоришь, да признайся, что скрываешь…

Однако со мной все было иначе: Марида спасла от смерти матушку и сестрицу, да и сейчас их не забывала, помогала, чем могла. У меня не было подруженек, и получилось так, что ведунья стала моей тайной опорой в жизни, тем родным человеком, который меня всегда мог выслушать, была той, от которой я часто получала поддержку и помощь. Грех говорить такое, но эта чужая женщина олицетворяла для меня образ доброй бабушки, в которой я очень нуждалась, ведь моя родная бабуля под старость меня непонятно за что возненавидела. Не думаю, что ведунья пришла бы ко мне с этой тайной работой, будь у нее хоть какой-то иной выход. Ради кого, интересно, она пошла на подобный риск?

Я, как и все в поселке, ничего не знала о прежней жизни Мариды. Мне известно лишь то, что известно любому в наших краях: она появилась около восемнадцати лет назад, после смерти нашей прежней ведуньи. Просто однажды в опустевший лесной дом явилась новая хозяйка. У нее имелось разрешение на занятие ведовством, выданное тайной стражей (это наша поселковая стража проверила в первую очередь). О себе сказала немногое: приехала издалека после потери всей своей семьи, на старом месте оставаться было тяжело. В тот год по стране прокатился мор, многие потеряли родных и близких. Именно потому все решили, что и Марида пострадала от того же.

Жила она одиноко. Людям в помощи не отказывала, но близко к себе никого не подпускала, держалась от всех как бы на расстоянии. Будто проложила между собой и всем остальным миром невидимую черту, за которую никого не допускала. Ну, почти никого. Пожалуй, я была единственным человеком во всей округе, которому позволялось переступать эту незримую тонкую линию.

Марида, наша поселковая ведунья… Она не любила бабушку, и не считала нужным это скрывать. Бабушка, в свою очередь, тоже особо не привечала ведунью, но была вынуждена терпеть ее частые появления в нашем доме. Марида лечила матушку и сестрицу, да и мне постоянно уделяла немалое внимание. Сама не отдавая в том отчета, я тянулась к этой женщине, и, не высказывая этого внешне, в глубине души всегда радовалась ее приходу. Именно это, на мой взгляд, больше всего выводило бабушку из себя, и после ухода ведуньи мне всегда попадало, причем если не вожжами, то палкой. Дескать, дрянь ты неблагодарная: каждой пришлой ведьме в глаза глядишь, и чуть ли хвостом от счастья мотаешь при ее появлении… Ну, да это дело прошлое, и не стоит о том вспоминать.

А после смерти бабушки Марида к нам, считай, чуть ли не каждый день заглядывала. Сестрица, правда, ее не шибко привечала, да и побаивалась в глубине души. Во всяком случае, при появлении ведуньи сестрица свой острый язык придерживала, лишний раз не дерзила. Да и для матушки Марида сделала немало. Думаю, без постоянной помощи ведуньи матушке пришлось бы много хуже…

Как поступить — об этом я раздумывала чуть ли не до полудня. И жаль себя, и Мариде помочь хочется. Бабушка и тетушка внушали мне всю жизнь, что я — никчемное создание, годное лишь для безропотного служения семье, да и относились ко мне, можно сказать, брезгливо, как к грязи под их ногами (вот они бы точно, получив запретный заказ ведуньи, сразу бы к поселковой страже побежали). Марида была не такой. Она уважала меня как человека, понимала, поддерживала в трудную минуту, ценила как мастера. К ней я могла пойти за советом в трудную минуту. Можно сказать, после матушки и сестрицы ведунья была для меня самым близким человеком. Да и не привыкла я отказывать людям после того, как согласилась исполнить их заказ.

Поэтому как-то само собой получилось, что я отрезала прядь волос (охватила их на затылке — чтоб было не так заметно), и приступила к плетению. Сама не ожидала, что работа пойдет так гладко. Умирающие нити жадно впитывали чужое дыхание жизни, оживали на глазах и затем легко ложились в сложные контуры рисунка. Работа захватила меня, и я не замечала, как летит время. С неохотой отрывалась от завораживающего, затягивающего плетения лишь для самых неотложных домашних дел, а затем снова, чуть ли не бегом, садилась за работу.

Наступила ночь. В своей светелке уснула сестрица, неподалеку от меня стала дремать матушка. На улице поднимался ветер, под его тоскливые завывания посыпался снег. В комнате было тепло и работалось легко. На непогоду за окном и шум ветра не стоило и обращать внимания — в комнате всегда хорошо были слышны звуки с улицы. При свете лучины я быстро плела кружево (или как там оно называется, это тайное плетение). Интересно: нити (после вплетения в них моих волос), каждая по отдельности отливает серебром, а в готовом изделии светится перламутром. Чудо, как красиво! От работы меня оторвал голос матушки:

— Лия, что там за окном стучит? Ветка?