Выбери любимый жанр

Две жизни комэска Семенова - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 51


Изменить размер шрифта:

51

Семенов помолчал. Боец внушал доверие. Под Москвой так под Москвой. На литерном могли довезти быстро. Уважили. Спасибо.

— Попробуешь, может, обуться? — спросил Гаврила. — Вон сапоги твои.

Под кроватью стояли незнакомые новенькие хромовые сапоги.

— Не мои, вроде, — сказал Семенов.

— Да твои, твои, — хмыкнул Гаврила. — Пролежишь, так не то что сапоги, самого себя узнавать престанешь. Давай уж помогу, чего там. Портянок только нету, не обессудь.

Гаврила нагнулся и ловко надел сапоги на ноги Семенову. Да так и замер на корточках, уставившись на сапоги, не моргая.

— Чего там увидел? — усталым тихим голосом испросил Семенов и, вдохнув как перед прыжком в воду, рванул всем телом вперёд и вверх. Его сильно качнуло в сторону — так что вскочившему Гавриле пришлось его придержать — но он удержался. Сердце стучало.

— Ну, и живучий же ты, товарищ Семенов, — снова усмехнулся Гаврила. — Аж не верится.

— Попробую-ка я пройтись.

Он расстегнул и опустил на кровать ремень с кобурой, следом снял шашку, положил рядом. С видимым усилием, широко расставляя ноги, сделал несколько шагов и остановился. Из глубины комнаты на него смотрел доктор в белом халате.

— Очень хорошо, — сказал доктор, почему-то пристально разглядывая его сапоги. — Я пока пойду, дел невпроворот. Вы понемногу расхаживайтесь, приходите в себя!

— Где линия фронта? — бросил уже вдогонку ему Семенов, полагая, что о таком лучше спросить человека образованного — интеллигента, как называл их погибший за революцию Буцанов.

— Далеко, — бросил доктор, не оборачиваясь. — Далеко фронт, отсюда не видно, — и исчез за складками занавески.

Комэск сделал ещё несколько шагов, почти дойдя до стены, развернулся. Знакомый глухой стук заставил его бросить взгляд налево вниз: ножны шашки, висевшей на боку, стукнули о стену.

«Странно, — удивился Семенов. — Я, вроде бы, снимал». На правом боку, на своём месте висел тяжелый маузер.

Он снял оружие, положил на кровать. Снова зашагал по комнате. И когда дошел до дальней стены, шашка и пистолет вернулись к нему. Он несколько раз повторил эксперимент, но результаты были одинаковыми — стоило отойти на несколько метров и оружие возвращалось!

«Головой, что ли, повредился?» — пришла неприятная мысль. Она была не первой и не последней. Как-то у крепкого, коротко стриженого бойца в штатском, который везде ходил за своим бритоголовым начальником, вдруг в кармане что-то загудело. Начальник наорал на него и забрал какую-то штуковину, размером с пачку папирос.

— Подписку давал: телефоны не вносить! Или в Арктику тебя направить, с пингвинами профилактику проводить?

— А что это за телефон такой? — влез комэск. — Провод-то где?

— Теперь и без проводов есть, — пояснил лысый.

— А голоса, значит, по радиоволнам передаются? — догадался Семенов.

— Точно.

— Здорово, полезная штука, — сказал комэск. — И прекрасно показывает, на что способен освобожденный от эксплуататоров труд.

— Даааа, — неопределенно протянул собеседник и свернул разговор. Вообще, на многие вопросы Семенову не отвечали.

— Где находится штаб полка?

— Куда передислоцирован эскадрон? Кто им командует?

— Когда разобьём белую контру?

На эти простые вопросы он ответа не получил: потом, потом, на политзанятиях!

И ещё странности… Еда какая-то вкусная, но необычная… И вообще все как-то не так… И люди какие-то не такие, и смотрят на него, как на диковинку заморскую… Вот телефон без проводов… А теперь занесли в палату этот… телевизор, поставили на тумбочку. Семенов мог включать его, когда заблагорассудится, круглой кнопкой на коробочке. В телевизоре пряталось кино: маршировали полки РККА, красноармейцы с хорошей выправкой принимали хлеб-соль из рук благодарных крестьян, бодро махали Семенову руками. Да все не черно-белое, а цветное — будто это настоящая жизнь за стеклом происходит!

Комэск чувствовал себя всё лучше и лучше. Особенно после того как навещать его начали демобилизованные с фронтов на излечение или на учёбу бойцы и краскомы. Просиживали с ними часами, засиживались затемно — и всё никак не могли наговориться. Командир «Беспощадного» рассказывал гостям о ратных буднях эскадрона, гости делились с ним своими историями с фронтов, на которых довелось защищать советское государство от белогвардейской контры и Антанты. И хотя говорили они как-то неестественно, по-книжному, Семенов чувствовал, что эти беседы — взапой, ночь-заполночь — наполняют его силой и здоровьем куда больше, чем те бело-голубые пилюли, которыми потчевал его Олег Николаевич, и те невидимые медицинские лучи в тесной камере, в которую приходилось по настоянию доктора укладываться каждый день перед сном.

Оставшись в палате один, Семенов вынул шашку, покрутил её, попробовал рубить — вправо, влево, в резком приседании. Тело слушалось, шашка летала, как положено, со свистом рассекая застоявшийся больничный воздух. Мушка маузера тоже сидела в разрезе целика, как влитая. Семенов был доволен. Частенько, когда пскович уходил из палаты, принимался напевать про себя песни — народные и военные, те, какие мог вспомнить. Напевал бы и при Гавриле, да тот норовил подтянуть, а получалось у него через пень-колоду, с ним петь — только песню корёжить.

— Пора мне, товарищ доктор, в строй, — сказал однажды Семенов, когда Олег Николаевич, оттопыривая ему веки, светил фонариком в глаз. — Хорош. Полечился, и будет.

— Скоро, скоро уже, Иван Мокич, — ответил доктор, продолжая всматриваться в его зрачок. — Но обследовать мы тебя будем, никуда не денешься! Слишком долго ты в беспамятстве пролежал, Иван Мокич, слишком много воды утекло…

* * *

На исходе второй недели, к удивлению рабочей группы, обнаружилось, что адаптационный период можно завершать. Как ни следили за Семеновым — посредством скрытых видеокамер и сканеров, как ни тестировали его, подсылая ряженых в красноармейцев историков и психологов, а никаких проявлений ожидавшегося информационного шока у комэска не обнаруживалось. Ни одна из технических новинок, немыслимых в двадцатые годы, не произвела на него обескураживающего впечатления. И электрочайник с автоматическим отключением, и телевизор, и компьютер, и мобильник, и микроволновку принял он запросто, лёгкими кивками сопровождая незамысловатые объяснения окружающих — как всё это устроено и для чего нужно.

Только однажды, помяв в руке пустую полипропиленовую упаковку из-под печенья, обронил задумчиво:

— Да-а, только когда все это успело появиться? Это ж сколько я провалялся беспамятный?

И разыгрывающий главврача Ивлиев ответил осторожно:

— Почти сто лет, товарищ краском.

— Сто? — переспросил вполголоса Семенов и только брови слегка приподнял.

— Почти.

Он снова кивнул, глядя куда-то мимо Ивлиева — будто высматривая там эти выпавшие из его сознания годы.

— Много я людей повидал в стрессовых ситуациях, но таких не встречал, — сказал Молчун на совещании — одном из тех затяжных полуночных совещаний, на которых решалось, когда Иван Семенов покинет «госпиталь» и как вводить его в контакт с большим миром.

— Ни грамма растерянности. Ничем не выбить его из седла. Удивительный человек!

— Строго говоря… с биологической точки зрения… наш… то есть, Иван Мокич не человек, — не удержался педантичный Коваленко.

Молчун откинулся на спинку кресла, провел руками по усталому лицу.

— Да, да, помню, доложил наверх, не цепляйтесь к словам, — и взглядом пригласил Ивлиева включиться в беседу:

— Стало быть, иглы неспроста ломались?

Ивлиев покачал головой.

— Сломались дважды, как вы помните, — ответил он, включая планшет и выводя на экран черновик аналитической записки. — А третий раз свободно вошла в вену. Только там не кровь, а субстанция неизвестного науке состава… И ткани тела — не обычная человеческая плоть…

Молчун снова потёр лицо, выпрямился на спинке стула.

Расставляя слова неторопливо, будто поправляя фигуры на шахматной доске, сказал:

51
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело