Две жизни комэска Семенова - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 42

— А икру не любите? Или зарплата не позволяет?

Молчун усмехнулся: будто скальный массив лопнул от перегрева.

— Икра в мой генеральский паек входит…

— Так вы генерал?! — ахнул Мамыкин. — Никогда не выпивал с генералом!

— Нет, полковник. Но паек генеральский. Так вот, насчет икры: не люблю я ее. И никогда не любил. Даже до этого Постоло. Я тебе спутниковые снимки покажу, хочешь? Ты тогда вообще ничего красного в рот не возьмешь. Да и нет ее там, где нам столоваться приходится. Ты змею ел когда-нибудь?

Ивлиев скривился.

— Бог миловал!

— А зря! Это ведь основное наше питание. Они ведь почти везде есть. И если поджарить, то вполне вкусно. А главное — белок, поддерживает силы… Я тебя как-нибудь накормлю. Да нет, не обманом — угощу, как положено — тебе понравится!

Сергей невольно перевёл взгляд на здоровяка Федота, который как раз в этот момент выщелкнул из возникшего, казалось, ниоткуда ножа узкий клинок и, ловко подцепив остриём масло, принялся намазывать его на хлеб. Глядя на это лезвие, Ивлиев вдруг почувствовал, как его бросило в холодный пот. Ноги ослабли, пришлось опереться на стол.

— Откуда вы узнали, что бомжа зарезали? — сказал он сдавленным голосом. — Ведь вам об этом не сообщали. Наоборот, это вы команды давали: «тёплый», «холодный»… «Тёплого не обязательно, главное — без проблем…»

— Разве? — отквасил нижнюю губу Молчун. — Да не-е-е-е… Это ты чего-то попутал!

— Значит, это вы его убили?! — окончательно прозрел Ивлиев.

Но Молчун, ни на секунду не смутившись, улыбнулся в ответ и посмотрел на собеседника дружески-снисходительно, как будто он только что испортил воздух, но среди товарищей на такие мелочи внимания не обращают…

— Пей, Серёга, о делах ещё наговоримся! — сказал он, поднимая мензурку и явно стараясь сгладить возникшую неловкость. Но Ивлиев не притронулся к своей водке, он ждал ответа. И он его получил.

— А вы, к слову, как своих кошек убиваете?

— Да как вы можете! — Ивлиев обернулся к коллегам, ища у них поддержки. Но не нашел. Они были заняты едой. Может, и без преувеличения.

— Мы никого не убиваем! Это же наука и тут есть свои термины. Речь идет о некротизации!

— Знаю, знаю! Слив, терминация, нейтрализация, спуск, ликвидация, стирание, устранение… но мы же понимаем, что все эти слова для маскировки… Так как вы кошечек своих некротизируете? Мне интересно, правда!

— Ветеринарная инъекция для усыпления, — ответил за руководителя Коваленко. — Совершенно безболезненно.

— Пфф! — Молчаливый всплеснул руками. — Так и наши парни своим инструментом владеют не хуже. Всё тоже — безболезненно. И никаких препаратов, заметьте.

— Давайте расходиться, — попросил Ивлиев, во второй раз задумываясь над ценой заключённого соглашения — так Фауст задумывался о последствиях сделки с Мефистофелем. Кстати, Молчун по повадкам и манерам вполне походил на Мефистофеля, принявшего не привлекающий внимание облик человека 21-го века. На вид лет сорок пять, лицо будто вылепленное из обожженной глины, глаза — как датчики наведения ракеты «воздух-воздух», широкий, выдвинутый вперед подбородок с едва заметной ямочкой, морщины на лбу, глубокие носогубные складки. Серьезное лицо, каменное. Такому не хочется задавать вопросы — наоборот, тянет верить каждому его слову.

— Я бы еще посидел, но жена ждет, беременная. И день был сложный…

— Сейчас, — согласился Молчун. — Просто, вижу, ты разволновался, потому объяснить хочу. — В данном случае мои ребята не причем: этого Пашу кто-то из своих пырнул…

— Правда? — обрадовался Ивлиев. У него будто гора с плеч свалилась. И Мефистофель на глазах превращался в обычного, крепкого и верного своему слову человека.

— Конечно! Ну, сам подумай: стали бы они потом с этого ножа масло есть, колбасу резать?

Отрицательный ответ вроде бы напрашивался сам собой: «Да нет, конечно, еще кровь с клинка не смыли, а уже хавают как ни в чем ни бывало! Конечно, такого быть не может!» Только Ивлиев в такое простое объяснение не верил. Оно, несомненно, выглядело правдиво — для него, Дроздова, Мамыкина… Но у тех-то ребят совсем другие привычки, взгляды и принципы. И нож у них один на все случаи жизни: и змею зарезать, и часового снять, и консервы открыть… И все же, ему стало легче. Если Мефисто и не умел гипнотизировать, то убеждать умел точно!

— Но на будущее скажу: ты смотри просто на эти вещи. Где витализация, там и некротизация. Инъекция, и дело с концом! А расходиться надо, ты прав: завтра дел очень много! До обеда обсудите новые обстоятельства вашей жизни с членами своих семей. Можно отоспаться. Потом вас перевезут к новому месту жительства. Режим секретности начался. Круглосуточная охрана, жизнь по расписанию, отсутствие бытовых проблем. Коротко так. Проект наш называется «Живая вода» и у него большое будущее. Военную составляющую пока решили не трогать, а вот общественно-политическую надо запускать на полный ход. Генеральские чины, лауреатство, обеспеченная жизнь — это все у вас впереди. Но вначале надо будет… по-вашему, витализировать, а по-моему, оживить, настоящего патриота России, героя Гражданской войны, пример для молодёжи и устрашение для врагов — товарища Семенова Ивана Мокича, красного командира!

Молчун поднял мензурку подчёркнуто торжественным жестом.

— За него пьём до дна. И — чокаясь, как за живого! Тем более, что скоро он будет сидеть за одним столом с нами!

Дальнейшие события развивались в точности так, как описал Молчун. Перемены начались незамедлительно, и Сергей Ивлиев не сомневался, что остановить их уже не в его власти. От ощущения неотвратимости новой жизни тревожно засосало под ложечкой. Но он был блестящим победителем, восходящим научным светилом, перед ним распахнулись ворота новой жизни, и он старался, как мог, уговорить себя, что так и должно быть.

«А ты думал, как оно будет? — спрашивал он себя снова и снова на пути домой. — Похвалы, награды, медали, фанфары, сплошное веселье? Так не бывает! Есть еще ошибки, мандраж, провалы, ответственность… На таком уровне всякое бывает…»

Но тут из дальнего закутка души будущего академика вылез заурядный научный работник, получивший за свою жизнь больше шлепков и подзатыльников, чем даже самых обычных грамот с профилем вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина.

«А бывает, чтобы внепланово, с нарушением всех писаных и неписаных норм, витализировали случайного бедолагу без имени и определенного места жительства? Да еще которого вначале специально для этого зарезали?!» — опасливо спросил битый жизнью зануда.

«Нет, вдвоем они не уживутся! — тяжело вздохнул Ивлиев. — Один должен задушить другого…»

При этом, как ни странно, его симпатии были отнюдь не на стороне, в общем-то, правильного моралиста. Просто он знал, что в любой борьбе его правильность и стремление соблюдать инструкции принесут больше вреда, чем пользы. Гораздо больше причем! Таковы правила игры в современной реальности, иначе ничего не получится. Начальники там, наверху, все через такую процедуру прошли…

Сидевший сзади Молчун, пристроив ноутбук на откидной подставке, вмонтированной в водительское кресло, азартно набивал отчёт об успешно проведенном эксперименте. Мобильник Сергея время от времени вибрировал, напоминая о неотвеченном вызове: наверняка звонила жена, переживала, как всё прошло, но Ивлиев чувствовал, что не сможет говорить с ней при Молчуне. Да и вряд ли он имеет право сообщать о произошедших событиях даже своей жене…

— Считаю должным напомнить, Сергей Дмитриевич, что вы дали подписку о неразглашении, — будто прочтя его мысли, сказал Молчун, не отрываясь от клавиатуры. — Ваши телефонные разговоры будут записываться, и вообще мы будем все о вас знать: даже подспудные желания, тайные потребности, скрываемые ото всех чувства…

Ивлиев не удивился — лишь пожал равнодушно плечами. Он самостоятельно дал секретчику еще одно прозвище — Мефисто, и уже не удивлялся его сверхъестественным способностям. Танкистом решил его не называть — это псевдоним для боевых действий. А вот Молчун или Мефисто подойдут. Хотя приживется какое-то одно прозвище.