Две жизни комэска Семенова - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 20

— Братья! — раздался истерический крик Клюквина. Он выехал вперед и развернулся к строю лицом, как всегда перед атакой.

— За что мы кровь проливали?! Для чего, животов не щадя, защищали советскую власть? Чтобы она вот так предала нас? Ударила подло в спину?

— Повторяю! Всем сложить оружие! — надрывался Мартынов. — Облегчите свою участь!

Клюквин выхватил маузер, заведенный вместо отобранного семеновцами кольта, поднял над головой.

Тут же несколько пулемётов бронепоезда качнулись, опуская стволы на прямую наводку, но огонь не открыли. Замерли молчаливо, зловеще поводя стволами из стороны в сторону.

«Ай, молодца», — мысленно похвалил Семенов невидимого командира в металлическом чреве, не отдавшего приказа стрелять. Но он понимал, что через минуту такой приказ может прозвучать.

— За мной! Руби гадов! — Клюквин пальнул в чистое голубое небо. Третий эскадрон вновь зашумел, напрягся. Бойцы слепо верят командиру и готовы идти за ним, даже если он зовет в смертельную кровавую бойню.

Пришпорив Чалого, Семенов выехал вперед, глянул в сотни поедающих его взглядами глаз: что скажет конникам известный всему фронту командир «Беспощадного»? Может, развернет все так, что дело само собой уладится? Надежда на хороший исход живет в сердцах людей до последнего…

— Кончай бузу! — бросил он Клюквину. — Подвёл своих людей под монастырь, красноармейцев превратил в бандитов! Пытаешься за их трупы спрятаться? Кругом пулеметы, покромсаем же всех! Имей последнюю смелость, бывший красный командир, честно отвечай за свои преступления и не впутывай невинных людей!

Каждый слышит то, что хочет услышать. После этих слов бойцы третьего эскадрона отделили себя от командира невидимой стеной. Раз они не виноваты, а виноват Клюквин, то пусть он и отвечает!

Клюквин сплюнул себе под ноги.

— Навострился ты проповедовать, как я погляжу. Недаром у тебя бывший церковник в ординарцах!

Он вновь развернул коня к строю.

— Да какая, к бесам, советская власть, хлопцы! Ванька Семенов обиду свою вымещает! Счеты сводит!

Это был хороший шанс — Клюквин стоял к нему боком и потрясал пистолетом. Сейчас он развернется, пальнет в своего врага, и тогда начнется кровавая карусель. Нужно попытаться решить всё малой кровью…

— …Сговорился с тыловыми крысами, оболгал боевых товарищей…

Семенов вскинул маузер и выстрелил. Клюквин дёрнул головой, фуражка отлетела к насыпи, он слетел с коня, ударился оземь и сложился беспомощным мёртвым калачиком под запыленными копытами своего бывшего эскадрона.

— Бросай оружие! — скомандовал Семенов, не глядя на строй и с подчёркнутой неторопливостью убирая маузер в кобуру. Дескать, даже не сомневается в том, что приказ будет выполнен.

Первый приклад стукнул о землю, второй, третий, потом застучали один за другим, как переспевшие яблоки в саду, сорванные внезапно налетевшим сильным ветром.

Орлов взмахнул шашкой. Оркестр вразнобой взвыл, продолжая гимн, но тут же смущенно смолк: комполка подавал знак не ему, а бронепоезду. Пыхтя и выплёвывая под ноги конникам клубы пара, бронированный монстр медленно отполз назад, открывая скрывающуюся за ним пешую шеренгу бойцов ЧОНа. Мрачные и сосредоточенные, одетые в одинаковые, хорошо подогнанные мундиры, одинаковые фуражки и новые сапоги, с нацеленными на третий эскадрон винтовками, они производили внушительное впечатление.

— Первое и второе отделение, изъять оружие у арестованных! — обычным тоном скомандовал командир ЧОНа — рослый малый с профессиональной военной выправкой. И хотя в напряженной тишине его и так все услышали, рявкнул во всё горло:

— Третий эскадрон, спешиться! Сдать назад!

Клюквинцы послушно выполнили команду, почти прижавшись спинами к стволам «Беспощадного».

Видя, что все идет по плану, командир полка развернул коня и рысью поскакал в сторону штаба. Комиссар и начштаба последовали за ним. Горюнов напротив — остался и подъехал ближе к месту развивающихся событий, стал рядом с Семеновым.

Чоновцы собрали сложенные на земле шашки и карабины, отнесли в тачанку, прошлись вдоль строя, обыскивая каждого арестованного. Изъятый арсенал пополнился несколькими наганами, браунингами и кинжалами.

Клюквин лежал перед людьми, которыми ещё недавно командовал, выкинув в их сторону руку с маузером — как будто хотел проявить последнюю властную волю и рявкнуть: «Что же вы, трусы, делаете?! Зачем оружие отдали?!» Но все его команды остались в прошлом.

Боец ЧОНа остановился над трупом, высвободил пистолет из не успевшей окостенеть кисти, перевернул ногой на спину, принялся обыскивать. Часы, портсигар, набитый какой-то мелочёвкой бархатный мешочек — всё полетело на землю. Из-за голенища хромового сапога вылезла инкрустированная финка, чоновец передал ее и маузер подошедшему командиру.

— Куда его, товарищ Петров?

— Пусть полежит пока, не убежит…

Горюнов нагнулся к Семенову.

— Пойдём, посмотрим поближе. Полезно бывает…

Спешившись, они неторопливо шли вдоль утратившего бравый вид строя клюквинцев, внимательно всматриваясь в их лица. Лица были разные. Были испуганные, растерянные, но были и злые. Некоторые смотрели с вызовом, с типичной уркаганской бравадой — то ли красовались друг перед другом, то ли просто выказывали звериное нутро.

— Герои? Ну-ну! — зловеще процедил сквозь зубы Горюнов. — Ничего, я еще увижу, как вы в штаны наложите!

Почти в конце строя, низко опустив голову, стоял комиссар Дементьев. У чекиста заиграли жевлаки.

— В глаза смотри, иуда! — сказал он со злостью. — Довёл эскадрон до ручки, а теперь сироту казанскую изображаешь?

Дементьев молчал. Горюнов сорвал с комиссара фуражку, резкими движениями, с мясом выкорчевал звездочку.

— Где ты был? Куда смотрел? Отвечай! Весь эскадрон в анархистов и бандитов превратился, а ты молча за этим наблюдал?! Бандитским комиссаром стал?! Ну, и ответишь вместе с ними!

Криво нахлобучив фуражку на комиссарскую голову, Горюнов двинулся дальше.

С самого начала операции Семенов высматривал среди конников третьего эскадрона Веселого и Кота, но так и не увидел. Сейчас, шагая за чекистом вдоль строя, убедился: лихой парочки здесь нет.

— Где Кот с Весёлым? — спросил он, выбрав ссутулившегося седого конника, с понуро опущенной головой.

Но тот лишь молча покачал головой — не знаю, дескать.

Услышав вопрос, Горюнов обернулся и стал внимательно наблюдать за дальнейшим ходом дознания.

— Где Веселый и Кот?

— Веселый и Кот где?

Продвигаясь вперед, Семенов спрашивал теперь каждого. В ответ — молчание, опасливое и недоверчивое. Некоторые, похоже, действительно не знали. Но большинство отвечать боялось: чем обернется их разоружение и грядущий трибунал, пока не понятно, а чего ждать от Веселого с Котом — и от тех, кто связан с ними общими преступлениями, все знали очень хорошо.

— Языки проглотили, контра?! — не выдержав, крикнул Горюнов. — Да я вас сейчас под пулемёты!

Он показал на застывшие с флангов тачанки.

— Положу прямо здесь, без всякого трибунала!

Но третий эскадрон молчал.

— Ладно, сейчас нам иуда все расскажет! — Горюнов вынул маузер, вернулся назад и, схватив Дементьева за ворот гимнастёрки, выдернул из строя, толкнул к насыпи, взвел курок.

— Ну, бандитский комиссар, где твои лучшие бойцы?! Где Кот и Веселый?

Дементьев разлепил ссохшиеся губы, откашлялся, будто проверяя, сможет ли говорить.

— Кот раненый, на хуторе отлеживается, — ответил он еле слышно, сверля глазами землю. — Веселый с ним.

— На каком хуторе? Где?

— Хутор Волчий, — уже бывший комиссар говорил сипло, еле слышно и чем дальше он говорил, тем отчётливей в голосе чувствовалось предчувствие близкой смерти.

— В версте от Ореховки, там… за леском… — закончил он, как будто прислушиваясь к самому себе и не понимая — зачем он произносит эти слова, которые ничего уже не изменят.

— Кто с ними? Сколько человек? — наседал Горюнов, больно тыча маузером в комиссарскую грудь.