Твари Господни (СИ) - Мах Макс - Страница 21

– Все, – сказал Алекс, разгибаясь (он писал, согнувшись, подсвечивая себе маленьким фонариком). – Я вырву эти странички?

– Рви, – разрешил Черт.

– Давай сюда, – сказала Лиса и протянула руку.

Алекс вырвал странички из блокнота, аккуратно сложил, и, предварительно вернув блокнот Черту, передал через плечо Лисе.

– Ты наши физиономии подправил? – спросила она, вкладывая маленькие листки с нарисованными на них электронными схемами в тетрадку.

– Могла бы и не спрашивать, – обиделся Алекс. – Все путем! Как Пика мне вас "показала", так и подправил. Черт – блондин, образцовый русский пахарь, я пьяный мужик лет под пятьдесят, а вы обе затраханные жизнью доярки.

– Не обижайся, – попросила, сбавив обороты, Лиса, убирая сложенную вдвое тетрадку в карман. – Я еще не отошла просто. Я там, одну женщину искалечила, между делом…

– Мне начинать плакать? – спросил Черт.

– Не надо, – усмехнулась Лиса. – Сделанного не воротишь, а девушка должна была думать, во что впуталась. Силком в Военно-Техническое бюро только наших волокут.

"Мне нужен Фарадей, – поняла она вдруг. – Не зря же он третий день в голове мелькает".

"Если он, конечно, жив, – добавила она через минуту и, обдумав эту мысль, решила, что так оно и есть: очевидно, Кайданов был жив. Оставалось всего ничего – его найти.

"Петербург…" – за окном шел дождь. Уже не проливной, как ночью, а мелкий, обычный.

"Бесконечный, вечный…" – заштрихованная ниточками медленно плывущих к земле капель, старая петербургская улица казалась чужой и суровой.

"Почему я не удивляюсь?" – Лиса достала из пачки, лежавшей на подоконнике, очередную сигарету и закурила.

Внизу, разбрызгивая воду из луж, проезжали редкие автомобили, да пробирались вдоль домов, как будто опасались артобстрела, одинокие прохожие.

"Чужая территория, – подумала она с тоской. – Территория войны".

В Ленинграде, сколько Лиса помнила себя в этом городе, всегда шел дождь. Дождь, сырость, тоска.

Ее смущало лишь то, что в голове крутилась совсем не подходящая к случаю старая песенка Аллы Борисовны:

"Я вернулась в мой город, знакомый до слез… "

Казалось, песенка крутилась в голове просто так, но возможно, все это было неспроста. Иди, знай, может быть, это душа вещует? Или Алла Борисовна Приходько навеяла?

"Просто так только мухи родятся, – сказала себе Лиса. – Как там дальше у Осипа Эмильевича?[19]У меня еще есть адреса?"

В дверь постучали. Тихо, но не робко, скорее интеллигентно.

– Да, Мария Игнатьевна! – громко сказала Лиса. – Входите, пожалуйста!

Дверь, покрытая белой облупившейся краской, скрипнула, отворяясь, и в проеме появилась маленькая аккуратная старушка с седой кичкой на голове.

– Извините, Наташенька, что беспокою, – Мария Игнатьевна явно была смущена тем, что нарушает ее покой. – Но я подумала, вы, возможно, проголодались с дороги, а у меня вот, как раз, грибной суп…

– Спасибо, милая Мария Игнатьевна! – улыбнулась Лиса. – Спасибо, родненькая. И ничего вы меня не беспокоите, и суп ваш пахнет восхитительно – я его даже здесь унюхала – но я не хочу сейчас. Честное слов! Вы ведь не обидитесь на меня?

– Ну что вы, Наташенька! – все было бы ничего, вот только глаза у старушки были такие, что выть хотелось. Выть и убивать!

"И такие есть, – с тоской подумала Лиса, изо всех сил улыбаясь старушке. – И сколько их таких?"

Они добрались до Питера ранним утром, поколесили по городу, "отрабатывая" возможную слежку, но все было тихо, и Черт наконец вывез их на Петроградскую сторону и медленно поехал, сворачивая с одной улицы в другую. Первой нашла приют Пика, прихватившая заодно и Алекса, который в таких делах был абсолютно беспомощен, а еще минут через пять настала очередь Лисы. Черт как раз притормозил, чтобы дать Лисе "взять" тощую высокую старуху в доисторическом плаще, вышедшую под дождик, по-видимому, чтобы выгулять собаку, когда в голове у Лисы – а значит и у Черта – раздался холодный и властный "голос".

– Если надумали воевать, то вам лучше убраться с моей улицы, – "сказал" некто, остающийся невидимым и непознанным.

– Не извольте беспокоиться, – внятно, как ребенку, ответила Лиса, "высматривая", между тем, того, кто рискнул вступить с ней в контакт. – Я просто путешествую.

Черт – умный бес! – молчал, как будто ничего и не слышал.

– Бежишь? – "спросил" голос, и Лиса почувствовала интонацию и сразу же увидела маленькую чуть полноватую старушку, притаившуюся за окном четвертого этажа.

"Бедная, – мимолетно подумала Лиса. – Столько лет таиться, чтобы так проколоться. Еще спасибо, что это я, а не кто-нибудь другой".

– Бегу, – подпустив слезу, ответила она.

– Антоновну не трогай, – невнятно, по-видимому, от усталости "сказала" старушка. – Вон перед тобой парадная, четвертый этаж, номер сорок семь. Поднимайся, приючу.

– Спасибо, – "поклонилась" Лиса и, подхватив сумку, вышла из машины.

– Спасибо вам, товарищ, – сказала она громко, обращаясь к Черту, и вопросительно на него взглянула.

– Бывай, – равнодушно ответил Черт и чуть прикрыл глаза. Он все слышал, оставшись, тем не менее, вне игры.

Старушка была "скрытница", но от себя ведь не уйдешь: услышала Лису (значит, потенциально была незаурядной колдуньей) и купилась, не смогла сдержать желания "поговорить".

– Тебя, как мама в детстве называла? – спросила вдруг Мария Игнатьевна.

– Натой, – на автомате ответила Лиса, и мозаика сложилась.

"Ната!"

– Кто у вас? – спросила она вслух, подходя к Марии Игнатьевне, и обнимая ее за плечи.

– Сын с невесткой, – тихо ответила старушка и заплакала.

– Живы? – спросила Лиса, поглаживая женщину по голове и плечам.

– Не знаю, – сквозь слезы ответила та. – Ничего не знаю… Пятнадцать лет прошло, и ни слуху, ни духу, ничего…

Можно было бы и догадаться, не такая, в принципе, и дура, но все случилось, как и должно было случиться, то есть как всегда. Впрочем, Лиса не заблуждалась и не питала иллюзий. Она давным-давно знала, что никакой логики в том, как "вещует" душа, нет, и быть не может. Здесь ничего нельзя было поверить алгеброй, даже если затем, все становилось очевидным настолько, что приходилось стыдиться за свою тупость. Обратным взглядом посмотреть, все ясно. Однако когда каша только заваривается, логику отрубает напрочь, хоть головой об стену бейся, ничего не ясно.

Она открыла зонт и медленно, с удовольствием вдыхая сырой прохладный воздух, пошла по улице Воскова к Маркина и уже по ней в сторону Кронверкского проспекта. Оставалось решить, как связаться с Натой, а в том, что Наташа жива, Лиса почему-то совершенно не сомневалась. А раз не было сомнений, то так оно и было, в этом она тоже убеждалась не раз и не два. Вот если бы и с двумя другими нужными ей людьми дело обстояло так же просто, жизнь обернулась бы легкой прогулкой, а не поиском в лабиринте, полном змей и крыс.

В конце концов, все, как это часто случалось с ней и раньше, решил случай. На углу Маркина и Кронверкского стояла будка телефона-автомата, и Лиса, не раздумывая, направилась к ней.

"Если трубка срезана или телефон не работает…" – подумала она, но автомат оказался исправным и номер телефона всплыл в памяти, как если бы и не прошло столько лет.

– Здравствуйте, – сказала она в трубку, услышав незнакомый сиплый голос, который с одинаковой вероятностью мог принадлежать и мужчине и женщине. – Будьте любезны, Наташу!