Андропов
(Политические дилеммы и борьба за власть) - Земцов Илья Григорьевич - Страница 10

Но на самом деле уже тогда честолюбивый взор Андропова был прикован к другому зданию, — не в Кремле, а на Старой площади в Москве — к зданию ЦК КПСС. Чтобы оказаться в нем, он готов был расстаться даже с КГБ, которому отдал 15 лучших лет жизни и который давал ему неограниченную власть над 270-ю миллионами граждан его страны, — над всеми, кроме тринадцати членов Политбюро, с кем он вынужден был эту власть делить.

Предвидя скорую смерть Брежнева и предстоящую жестокую борьбу за его наследие, Андропов стал искать возможность сбросить с себя мундир шефа тайной полиции. Такая возможность вскоре ему представилась. Это произошло в январе 1982 года.

Брежнев, старый, немощный, глубоко больной, в сущности, пресытился и тяготился властью; он взял от нее все, что она могла дать в СССР: славу и международное признание — его считали в мире умеренным, искусным правителем, одаренным и сдержанным политиком; неограниченное влияние, ибо Политбюро — высший, и, в сущности, подлинный синклит власти в стране — выдохся, захлебнулся в нескончаемых кознях, одряхлел в бесконечных интригах и стал податлив его капризной воле и необузданным желаниям; величественный официальный статус — ему первому из Генсеков удалось стать Президентом, он возглавил Совет Обороны, удостоился звания маршала, пятикратного Героя Социалистического Труда и Советского Союза — тоже впервые в СССР.

Вот уж поистине, партийный аппарат умнее своих руководителей: он переносит на них, своих Генсеков, заложенные в нем тоталитарной системой силу, опыт и знания.

В 1964 году, после падения Хрущева, Брежнев — безликий партаппаратчик — поднялся в Генсеки, вернее — был поднят на волнах борьбы за власть: на нем — тогда казалось временно — сошлись в компромиссе догматический и угрюмый Суслов, претендовавший на право быть единственным хранителем и выразителем «чистоты» партийного учения, завещанного ему, как он утверждал, Сталиным и Ждановым, и властолюбивый Шелепин, жестокий и циничный партийный функционер нового поколения. Брежнев подождал, пока Суслов и Шелепин истощат друг друга, и, опираясь на власть партийного аппарата, усмирил гордого Суслова и убрал из Секретариата Центрального Комитета опасного Шелепина. Затем, все так же не торопясь, без излишнего драматизма, он выбросил из Политбюро чересчур самостоятельных Шелеста, Полянского, Подгорного, Мазурова, изгнал строптивого Косыгина. И заполнил образовавшиеся вакансии своими людьми, полностью управляемыми и абсолютно благонадежными: Черненко, Русаковым и Горбачевым.

Брежнев не повторил ошибки Хрущева, который назначил его, своего потенциального полуофициального наследника, на важнейшие (после занимаемых им) посты: председателя Президиума Верховного Совета СССР, а затем второго секретаря Центрального Комитета КПСС. Брежнев хорошо запомнил, как умело он воспользовался благоприятной политической обстановкой, чтобы сбросить своего покровителя и занять его место. Брежнев выдвигал на ключевые должности в правительственном аппарате людей более чем преклонного возраста (Тихонов стал премьером в 75 лет) или совершенно случайных, без всяких позиций в партийной олигархии (Архипов, утвержденный первым заместителем премьера, не был избран даже кандидатом в члены Политбюро, хотя по занимаемому положению должен был быть его полным членом), или же настолько политически неопытных и не искушенных по молодости, что они вызывали неприязнь, отчуждение и зависть престарелых коллег, которым понадобились долгие, трудные годы, чтобы взобраться вверх по скользким и крутым лестницам партийной иерархии (Горбачеву не было и 50 лет, когда он был утвержден секретарем ЦК КПСС, и в течение всего двух лет, обойдя других секретарей — Пономарева, Долгих, Капитонова, Зимянина, Русакова, стал членом Политбюро).

Так или иначе, но к началу 1982 года вопрос о наследнике Брежнева все еще оставался открытым, и на должность Генерального секретаря претендовали по меньшей мере четверо: Кириленко, Черненко, Андропов, Гришин (и еще четверо могли претендовать при определенной ситуации: Суслов, Романов, Устинов и Тихонов).

Таким образом, в борьбе за место Генсека доминировало поколение, которое находилось у власти более 30 лет. В 50-х годах Суслов уже был секретарем ЦК, Кириленко — секретарем обкома, Андропов, Черненко, Гришин, Романов — на ответственной партийной работе, Устинов — был министром, Тихонов — заместителем министра. И как люди с похожим социальным опытом и общей партийной судьбой, они рассматривали многообразные и противоречивые экономические и политические проблемы общества в одинаковой перспективе — они старались их не замечать. Исключение составляли Андропов и Черненко — у них был более свободный доступ к информации: у Андропова по причине исполняемых им обязанностей шефа тайной полиции, у Черненко в силу привилегированного положения в Политбюро — доверенного и самого близкого приближенного Брежнева. Они яснее других сознавали, что брежневский режим окаменел и устарел, и осторожно выражали готовность придать ускорение развитию страны (Андропов, возможно, искренне, Черненко — конъюнктурно, стараясь «выскочить из образа» личного секретаря Брежнева).

В 1980 году Андропов был единственным членом Политбюро, публично предупредившим, что детант находится в опасности и настойчиво призывавшим к переговорам с Западом, несмотря на санкции Вашингтона против СССР /22/.

Черненко пошел еще дальше: в своих предвыборных речах и выступлениях в 1980 году он ни словом не обмолвился о своей поддержке советского вторжения в Афганистан, а в 1982 году посмел говорить чуть ли не в духе ревизионизма о необходимости равновесия между идеологической, организационной и хозяйственной работой /23/. Реформизм Черненко был, разумеется, показным, кажущимся, — он не предполагал серьезных изменений в социальной структуре общества. Это была попытка, не раздражая «большого босса», угодить либералам.

К 1982 году, однако, наибольшие шансы наследовать Брежневу были у Кириленко. Он, будучи вторым (после Брежнева) секретарем Центрального Комитета, располагал возможностью создать в партаппарате Москвы собственную политическую машину. У него был богатый опыт ответственной работы в партийных организациях. Кириленко поднялся при Сталине — в период чисток 30-х годов. В 1941 году он, раньше Брежнева, становится вторым секретарем обкома в Запорожье. Спустя десять лет Кириленко сменяет уехавшего в Молдавию Брежнева (возможно — по брежневской рекомендации) на должности первого секретаря Днепропетровского обкома на Украине. Еще семь лет (1955–1962 гг.) он возглавляет партийную организацию Свердловской области — важнейшего экономического центра страны. А с 1962 года он — в Центральном Комитете: член Политбюро, первый заместитель председателя Бюро ЦК КПСС по Российской Федерации, а затем — второй секретарь ЦК КПСС.

Кириленко сосредоточил в своих руках необъятную власть: надзор над партийным аппаратом и кадрами и контроль за правительством; он курировал центральное планирование и экономику. И при этом он был не младшим партнером Брежнева, а почти равным ему соратником: единственный из советских руководителей, он получил привилегию говорить Брежневу «ты» и воспользовался ею, публично поздравляя Брежнева с 70-летием. Но именно это и погубило его.

Брежнев, остерегаясь заговора, постоянно тасовал колоду Политбюро. Не меняя ее так часто, как Хрущев, он время от времени ущемлял членов Политбюро: критиковал Романова за барские замашки, Косыгина и Мазурова — за развал промышленности и неудачи в экономике, Гришина — за нерасторопность и инертность, Щербицкого — за украинский национализм, Полянского — за хронические неурожаи. Так создавалось равновесие сил: комплекс неполноценности и вины распределялся равномерно между всеми членами Политбюро. До 1979 года в долговременных фаворитах не ходил никто из них. Генсек обходил своим праведным гневом лишь Кириленко и Суслова, которых побаивался.