Опер против «святых отцов» - Черкасов Владимир - Страница 10

• Предыдущая
• 10/60
• Следующая

Ухмыльнувшись, Кострецов, заметил:

— Именно таким, голожопым, о делах в постели и болтают, похваляются.

— В шпионку меня, что ли, клеишь?

— А кем ты здесь была? Востряковские зачем тебя к Феогену сунули? Я, Мариша, в операх не со вчерашнего дня хожу.

Оценивающе рассматривала его Мариша. Помолчав, проговорила:

— Лады. Стукну тебе на Феогена, если что интересное трепанет.

— У тебя, Мариша, на Феогена и так информации навалом. Только по-крутому ты его не желаешь подставлять. Потому как сядет он — и конец твоей красивой жизни. Верно? — сказал капитан.

Мариша кивнула. Опер продолжил:

— Потому я тебя и не пытаю по организации убийства Пинюхина, директора гостиницы «Пальма», на которую покойник Ячменев и твой Феоген зубы точили. Тут мы сами разберемся. Но ты для начала нашей с тобой дружбы должна что-то и на Феогена дать. Иначе у нас с тобой хороших чувств не наладится.

— Да какие у тебя могут быть чувства, если такую телку, как я, попробовать не захотел? — раздраженно произнесла она. — Лады… Мухлюет что-то там Феоген с магазином на Чистых прудах. Универсам это «Покров». Потому и на Антиохийское подворье часто заходит, магазин там где-то поблизости. Кому-то впарил Феоген тот «Покров», а в доле с ним один из патриархии: Белокрылов ему фамилия.

— Это уже кое-что. Ты не переживай, еще поживешь за Феогеном. Сама знаешь, если его и зацепим, все равно вряд ли удастся засадить. Но оперативная информация требуется. И вот тебе мой совет: пока за Феогена мы всерьез не взялись, постарайся добра у него побольше нахапать. Ну, этому тебя учить не надо.

Завербованная Мариша ответила ему злым взглядом.

— Не расстраивайся, — проговорил опер, поднимаясь и выходя из гостиной. — Я ж не переживаю, что твой Сверчок мне полчаса назад чуть глотку не перерезал.

Кострецов вернулся на Чистые пруды, вышел из станции метро под разгоревшееся осеннее солнышко. У памятника Грибоедову на лавочке он заметил Кешу Черча в компании девицы, одетой ненамного лучше его знакомца.

Подойдя ближе, Сергей отметил и синяк на красноносой физиономии девицы. Все приметы вели к тому, что была она алкоголичкой. Черч тоже усек опера. Он что-то сказал собеседнице, поднялся с лавочки и зашагал на Чистопрудный бульвар, чтобы перемолвиться с Костью под сенью уже облетающих деревьев.

Там они пошли рядом, Кострецов поинтересовался:

— Подругу завел?

Кеша, в юности перебивавший у него отменных девочек, смущенно сказал:

— Любовь доведет — и сопливую поцелуешь.

Сергей отвлекся на изумительную сцену, которую творили вороны с псом, осатаневшим от их нападок.

— Гляди, гляди, — указал он Кеше.

За кучей опавшей листвы у чугунного заборчика бульвара две вороны атаковали бездомного барбоса, совсем потерявшего голову. Одна подпрыгивала напротив его морды, другая — позади хвоста. Как только пес устремлялся на переднюю, задняя подскакивала со спины и клевала. Барбос в ярости оборачивался, чтобы схватить ее, тогда передняя также бралась за дело: вцеплялась в мелькнувший перед ней песий хвост.

— Вот сучки! — воскликнул Кеша, подхватил с земли камень и запустил в ближнюю птицу.

Вороны взлетели. Пес, тяжело дыша, тоже засеменил прочь.

— Не давали ему занять правильную позицию, — сочувственно произнес Черч.

— Профессора они среди городских птиц, — заинтересованно сказал Кострецов. — Я за воронами давно наблюдаю. Во всем ловкачи. Вот найдет кусок черствого хлеба, но так есть не будет. Возьмет сухарь и тащит в клюве к ближайшей луже. Бросит его туда, подождет, пока хлебушко размякнет.

— У такой падали и харч дармовой, — задумчиво прокомментировал Кеша. — А тут не на что стакан Нюте поднести, — добавил он многозначительно и посмотрел на Сергея.

— Нютой твою подружку звать?

— Так точно.

— Ты ей фонарь под глаз залепил?

Черч изобразил на опухшем лице гримасу крайне оскорбленного джентльмена. Кострецов выгреб из кармана мелочь и высыпал на быстро подставленную ладонь Кеши. Спросил:

— Что там с универсамом «Покров»? Несколько дней мимо него хожу — закрыто.

— Хозяева сменились. Новые со старыми права качают.

— Что так?

— Кинули их старые хозяева. Чего-то с долгами магазина намудрили, а новые не желают платить. Валя Пустяк там подрабатывал, мне рассказал, — упомянул он еще одного стукача капитана.

— По убийству на Архангельском слыхать?

— Ничего нет.

Кострецов кивнул, показывая, что больше вопросов не имеет. Черч, позванивая монетами, побежал к Нюте. Опер направился к «Покрову».

За закрытым и сегодня магазином во дворике на колченогой табуретке сидел бывший зек Валя по кличке Пустяк, получившейся от его несолидной фамилии Пустяков. Он тоже томился отсутствием денег на выпивку вместе с местной шатией, рассевшейся рядом на кирпичиках.

Опер пересек двор, чтобы Валя его увидел, зашел за угол, ожидая прибытия осведомителя. Через минут десять появился Пустяк. Этому Кострецову пришлось выделить десятку. Тот взял кредитку, повеселел, поправил очечки, замотанные изоляцией.

Кость спросил:

— Что за проблемы у новых хозяев «Покрова»?

— А кинули их старые.

— Кто?

— Двое их собственность держали. Один всю дорогу приезжал: пузатый такой. Говорят, откуда-то он едва ль не с монастыря.

— Из патриархии?

— Во-во.

— Священник? Бородатый, мордастый?

— Не, тот без бороды. Морда у него — гнусь ментовская. — Он осекся. — Извини, Кость.

— Что-то по долгам у них получилось?

Глаза Пустяка под очками с треснувшим стеклом ожили.

— Ага. Крутой тот пузан с корешем. Как продавали магазин, по бумагам показали, что долгу имеют миллиарда два — еще прежних денег. А новые купили, узна?ют — три миллиарда на «Покрове» висит! Новые-то — черные, с Кавказа, горячие ребята. Начали на того пузана наезжать, а он их культурненько на хер. Похоже, черные — бандиты, а за пузаном то ли высокие менты, то ли само ФСБ. Неизвестно, чем разборка кончится.

— Фамилия пузана Белокрылов?

— Правильно.

— На моем участке такое творится, ты под самыми дверьми разборки скучаешь, а мне ни слова, — укоризненно проговорил опер.

— Да пока базарят, — виновато произнес Пустяк, — до стрельбы далеко.

— Ты, Валя, кончай горбатого лепить! — вонзился в него глазами Кость. — Не хочешь мне помогать, так и скажи. Но где ты был, когда неделю назад у Тургеневки паренька с кейсом бабок на гоп-стоп двое с ножами пытались взять, сам будешь перед нашими доказывать.

— А чего? — заморгал Пустяк. — Я, что ли, того тряс?

— Скажи спасибо, что приметы нападавших я с потерпевшего лично снимал. Он точно тебя описал: твои очки с треснувшим левым стеклом он хорошо запомнил.

Валя вздохнул.

— А чего? Денег мы не взяли.

— Куда ж брать, когда парень пушку достал.

— Во-во! — воскликнул Пустяк. — Какое он имеет право огнестрельное оружие носить?

Капитан усмехнулся.

— Лохи вы. Газовый был у него пистолет, причем незаряженный.

— Видишь, Кость, как битые окуляры меня подводят? — загрустил Валя.

— Что слышно по убийству у Меншиковой башни?

— Ходит слух, будто на перо того с попом залетный поставил. Не наши деловые трудились, — уже четко доложил Валя.

— А откуда залетный? Не с востряковских?

— Такое тем более подтвердить не могу.

Махнув рукой, Кострецов зашагал прочь, решив пообедать дома.

Жил он в доме в том самом Архангельском переулке. Проходя мимо Меншиковой башни, Сергей увидел на противоположной стороне от церковного Подворья Никифора. Мужик стоял, победоносно расставив кривые ноги, позыркивая на церковь и терзая одной рукой свою длинную бороду.

Сергей перешел к нему на тротуар и проговорил, подходя:

— Неравнодушен ты к этой церкви.

Никифор скосил на него глаз, прокашлялся. Потом, собрав во рту слюну, смачно плюнул в сторону храма.

— Сатаны! Не церковь теперь это, а лишь музей. — Он утер короткопалыми пальцами усы, воззрился на Кострецова. — Да что ты в леригии понимаешь, ежкин дрын!

• Предыдущая
• 10/60
• Следующая