Вершковинка (СИ) - Ротэр Рони - Страница 2

- В Камышевском трактире обоз стоит, в Линдмарт идут. Там поспрошай.

- Благодарствуй, дядя Михай! – подхватив туес с солью, Веришка выскочила из лавки.

- Дя-ядя… Ишь, нелюдь, - беззлобно пробормотал Михай.

Трактир в Камышах, что в семи верстах от Низовичей,был полон. Обозные купцы ели ипили, принимали деньги под товар, писали расписки. С этим же обозом в Линдмарт шел малый отряд наемников. Вербовщик, широкоплечий темноглазый гмур, обрабатывал очередного выпивоху, подливая в его кружку хмельного пойла.Чуть поодаль, завернувшись в пыльный плащ и привалившись к стене, лениво наблюдала за трактирной суетой немолодая урукхайка.

Веришка оглядела трактир и направилась к купцам. Бросив случайный взгляд напрошмыгнувшую мимо девчушку, урукхайкаозадаченно дернула бровями и пригляделась внимательнее.

- Дяденьки! – Веришка остановилась перед купцами. – Можно ли заказ вам дать? На линдмартскую нитяную краску?

Купцы обернулись к девочке, удивленно её разглядывая.

- Сама-то откудова? – пробасил один, бородатый, вполукафтане со смушковым воротом.

- Тутошняя я, - ответила Веришка.

- Тутошняя, - передразнил купец. – А с виду – тамошняя.

- Так можно заказ дать?

Бородач пожевал ус, оценивающе глядя на девочку.

- На сколь?

- Матушка сказала - на десять орешков серебром.

Купцы засмеялись.

- Мелок заказ, - пренебрежительно отвернулся бородатый. – Меньше чем на пятьдесят никто не возьмется - дорога дорога.

Альва нерешительно потопталась на месте, и направилась к выходу.

- Погоди, белянка, - произнес низкий женский голос, и девочка почувствовала прикосновение к плечу. – Какой, говоришь, заказ?

Над Веришкой возвышалась женщина - мощная, грудастая, с пышной копной бурых волос.Вскинув голову, альва с оторопью взглянула в её лицо – с грубыми чертами и сероватой кожей.

- На линдмартскую нитяную краску, - прошептала девочка. – На десять орешков. Серебром.

- Я возьму заказ, - приветливо улыбнулась женщина, и поманила её за собой. – Не бойся, идем.

Урукхайка внимательно выслушала Веришку – какой и сколько надобно краски. Обозный писец написал расписку, и урукхайка ссыпала серебряные шарики в свой кошель.

- Куда тебе заказ привезти? – спросила женщина.

- А в Низовичи, лавочнику Михаю, - ответила Веришка.

- Не люблю лавочников, - скривилась урукхайка. – Говори, где живешь – прямо к порогу доставлю.

- На Вершковицкомхуторе я живу, с матушкой. Отсюда недалече.

- Найду, - улыбнулась урукхайка. - А матушка тоже из альвов?

- Нет. Я примачка.

- А звать тебя как?

- Веришка.

Женщина извлекла из-под лавки объемистый узел.

- А вот посмотри-ка, Веришка, какой у меня товар. Вдруг, что да приглядишь для себя. Или для матушки.

И на дощатый стол урукхайка выложила костяные и деревянные гребни, щетки из кабаньей щетинки, цветные ленты, шпильки и повязки для волос, бисерные низки, и прочую девичью радость. У Веришки разбежались глаза. Такого богатства и на осеннейярмарке не бывало. Урукхайка тем временем расхваливала свой товар.

- Гребешок костяной - в самый раз для твоих кос. Волос не задерет, зубец не сломится. Дай, причешу тебя.

И альва, поддавшись соблазну, опустилась на лавку подле торговки. Та сноровисто распустила молочную косу, и провела по волосам гребнем. Приподняв светлые пряди, торговка погасила усмешку. На шее девочки, под самым затылком, разглядела онатайный знак - метку альвийского клана. Заплетая замысловатую косицу из тридцати прядей, урукхайка осторожно срезала светлый локон. За этим странным занятием, не переставая поить будущего ратника, исподволь наблюдал гмур.

- Ну, вот и готово. Словно княжна альвийская! – похвалилаурукхайка и подала Веришке зеркальце.

Когда довольная Веришка покинула трактир, вербовщик подсел к урукхайке.

- Что это ты, Гуртрунг, к ней так ласкова? - усмехнулся он. – Не иначе, прибыток почуяла?

- Какой там прибыток, - отмахнулась урукхайка, – десяток орешков. Просто девчушка понравилась.

- Чтобы тебе – да альва понравилась?! Цхе… - недоверчиво хмыкнул гмур.

***

Зыбкий болотный туман полз вверх по склону, поросшему багульником. На склоне, привалившись спиной к древесному стволу, сидела Гуртрунг. Она отрезала острым ножом тонкие полоски с куска вяленого мяса и медленно их пережевывала, созерцая тоскливый пейзаж. Дом уже близко. Эти бесконечные полупустые болота – её родина. Всё, что альвы некогда оставили урукхам. Они загнали её племя в эти вздыхающие, стонущие, пахнущие тухлой водой и гниющей травой топи. Загнали и вскоре пожалели об этом. Потому что эти болота дали урукхам богатство, которыми не владело более ни одно племя Линдмарта. Болотную смолу и горючую землю.

Гуртрунг встала, завязала заплечный мешок и стала спускаться в туман. В мешке, бережно завернутый в кусок холста и упрятанный на самое дно, ждал своего часа залог будущего благополучия, процветания и безопасности урукхов. Оружие, которое будет посильнее тысячи горшков с горючей смесью - прядь белых альвийских волос.

Город Узгхаш, разбросанный среди болот на островках твердой земли, проявился в тумане первой заставой. С двух вышек по сторонам укатанной дороги её окликнули дозорные.

- Имя?

- Гуртрунг Быстроногая из рода Горшуга.

Тишина была знаком, что можно продолжить путь, и Гуртрунг уверенно ступила на дощатые мостки.

Её дом былпуст и холоден. Муж Гуртрунг давно умер от ран, дочери уже были замужем. Урукхайка сбросила ношу, сняла плащ. Разжигать огонь, чтобы просушить отсыревшую хижину, не стала - новость, принесенная из Аддарии, была слишком важна, чтобы медлить, и Гуртрунг отправилась к королеве.

В бревенчатом доме, принадлежавшем королевской семье, она не застала никого, кроме служанки из людей.

- Где Нуурдаг? – Гуртрунг окинула взглядом помещение и постучала ногой по ведру с водой.

- На Мастеровой поляне, - подняв голову от скребка и утирая пот, ответила служанка.

Гуртрунг направилась туда, в самую середину болот, где находилось сердце урукхайской военной мощи. Мимо неё, пыхтя и исторгая клубы вонючего дыма из закопченных труб, прополз огневоз. Урукх-возчик кивнул женщине и, открыв заслонку, швырнул в печь темный брусок. Гуртрунг ухватилась за деревянный борт и взобралась на грузовую платформу.

Гул, лязг, шипение и пыхтение можно было услышать издалека. У жарких перегонных печей, крутя насосные вороты и раздувая громадные меха, трудились те, кто избег смерти от меча или стрел. Исхудавшие полуголые тела пленных были покрыты слоем копоти и грязи. От печей через поляну тянулись толстые кованые трубы, притопленные в болотной жиже. Заканчивались они на дальнем краю поляны в огромных, обмазанных глиной, закрытых ямах. Более тонкие трубы, словно стволы обгорелых деревьев, высились по обширной поляне. С их верхушек срывалось пламя, освещавшее Мастеровую поляну и её окрестности в темное время - работа шла непрерывно.

Гуртрунг спрыгнула с повозки и направилась к мастерским. Вдовствующая королева была там, лично проверяя работу кузнецов, оружейников, перегонщиков. Простолюдины не гнушались брать в жены иноплеменных женщин, захваченных в бою. Но для правящей династии это было неприемлемо, и внешность королевы сохранила черты истинных потомков древнего рода. Высокая,широкоплечая и длиннорукая Нуурдаг– рожденная править, обладала свирепостью львицы, силой медведя и волчьей преданностью своей семье. Кожаный доспех ссильно выпуклыми нагрудниками обхватывал мощный торс. Гуртрунг знала, что под левым из чеканных нагрудников – пустота. Много лет назад альвийский бердыш, разбив щит Нуурдаг,лишил её одной груди и левой руки до локтя. Но это не помешало королеве родить и выкормить двух сыновей – Хогорда и Одара. Когда девять лет назад короля и старшего сына принесли на щитах мертвыми, Нуурдаг не взошла на погребальный костер вместе с мужем. Не могла она лишить юного Одара еще и матери, и оставить свойнарод в смуте безвластья.