Якудза - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" - Страница 31

— Никак, — пожал плечами Витек.

— Вот и здесь — никак. Клоп — он есть зверь прямо человеку противоположный. Кровопийца и паразит.

Дед внимательно посмотрел на Витька.

— И когда паразита давишь, думать об нем не надо. Дави и все. Понял?

— Понял, — сказал Витек.

— А если понял, то поосторожней там. Клопы — они твари кусучие, — серьезно сказал дед.

— О чем это ты, отец? — насторожился Витек.

— Да так. Глаза у тебя… наши. Люди — они не на коммунистов и социалистов делятся, а на тех, кому приходилось и кому — нет… Тебе, вижу, приходилось… И, видать, придется еще… Да ты меня, дурака старого, не слушай.

Дед снова стал веселым и беззаботным.

— У тебя кто?

— В смысле? — слегка опешил Витек.

— Ну, порода какая? — кивнул дед на пакет в руках Витька, из которого выглядывал цветастый бок импортной консервы.

— Порода?

— Консервы кому везешь?

— Себе везу.

— Себе? — приподнял густые брови дед. — Хотя, оно и правильно. Людям чего в консервы суют? Требуху да пашину. А в собачью попробуй какую гадость запхнуть. Псина сожрет, околеет — да что околеет? Прихворнет — и назавтра ж хозяин той псины всю их консервную богадельню в лоскуты порвет…

Витек вытащил из пакета банку, повертел ее в руках. И правда, под крупной заморской надписью имелась надпись мелкая, наша. Настолько мелкая, что без лупы и соваться не стоит.

— Действительно, собачья, — подивился Витек такому чуду. — Может, выбросить?

— И не вздумай! — посоветовал дед. — Самый качественный продукт. И дешево и сердито. Мои две овчарки — в смысле, не бабы, а собаки — трескают их так, что за уши не оттянешь. А собака — она не человек. Она зверюга мудрая, абы что жрать не станет…

За разговорами Витек и не заметил, как доехали. Дед лихо тормознул у Витькова подъезда.

— Ну, удачи тебе, сынок.

Витек полез в карман и вытащил пятисотенную.

— Спасибо, батя.

— Не надо.

Дед отвел в сторону Витькову руку.

— Со своих не беру.

— Да ты что, отец, — обиделся Витек. — Что ж я, совсем без совести?

— А у тебя что, лишние?

— Ну…

— Вот тебе и ну, — веско сказал дедок. — Тоже мне, миллионер. Куртку себе купи новую. А деньги не транжирь. Деньги — это, парень, независимость от всяких козлов и уродов. Короче, давай, выметайся из машины. У меня и без тебя дел море…

Витек спорить далее не стал и послушно вымелся, но, закрывая дверь, незаметно уронил купюру внутрь салона.

…Консервы действительно оказались очень даже ничего. Витек еще в лифте оторвал этикетки, и не особо сведущая в кулинарных изысках Настя ничего не заметила. Так что собачий корм употребился на ужин за милую душу…

А ночью пришли они. Все пятеро.

Лунный свет мертво лился в окно, и они стояли около Витьковой кровати черными силуэтами на грани призрачного света и темноты.

Их лиц не было видно, но Витек точно знал, кто это.

Они не двигались — они просто смотрели на него, и Витек кожей чувствовал их взгляды. И лежал, притаившись, боясь пошевелиться.

И ждал.

Но они молчали. И жутко было их молчание в наполненной тишиной комнате.

Витек не видел ничего — он струнами натянутых нервов почувствовал движение.

Капля темной крови скатилась по щеке одного из трупов и, тягуче упав вниз, расплылась на подушке рядом с лицом Витька.

И тут он не выдержал и закричал.

И проснулся от собственного крика.

— Ты чо, совсем ошалел? — заполошно заорала спросонья Настя. — Псих ненормальный!!!

Витек не отвечал. Он молча смотрел на то место, где только что стояли привидения из его сна.

На языке было солоно, и больно саднила губа, видимо, прикушенная во сне. Витек протянул руку к выключателю ночника и щелкнул клавишей.

Яркий свет залил комнату, разогнав по углам ночные тени.

На его подушке ярко алело не успевшее впитаться в наволочку пятно свежей крови.

Кондуктор — толстая, убойного вида бабец в комиссарской кожанке — подошла и воззрилась на него взглядом осатаневшей Фемиды. Витек непонимающе уставился на нее в ответ.

— Обкололся? Или просто крыша едет? — поинтересовалась кондуктор, сверху донизу сканируя взглядом фигуру Витька.

Витек все равно не понимал, чего от него хотят.

— Деньги платить будем? — ласково спросила Фемида, прожигая Витька насквозь глазами водянистыми, как у селедки.

Витек медленно полез в карман и достал оттуда двадцать долларов.

— Точно обкололся, — удовлетворенно констатировала Фемида. — Щас довыпендриваешься. Вот доедем до конечной — наряду милиции сдам. И даже не пытайся смыться. Здесь тебе не Америка. Двину раз — мало не покажется.

Народ в автобусе заинтересованно завертел головами. Витек, двигаясь рвано и бестолково, как сомнамбула, снова залез в карман и вытащил оттуда пригоршню мелочи.

— Давно бы так, — зло сказала кондукторша, сгребая мелочь с его ладони и не считая ссыпая ее к себе в сумку. — А то все строят из себя…

…Он так и не заснул больше прошлой ночью.

Мертвецы стояли в мутной полосе лунного света. Их неподвижные силуэты не шли у Витька из головы все утро. И ничто не могло прогнать из головы эту жуткую картину…

Он не знал, куда и зачем едет. Только вот если лежать, спрятав лицо в подушку, они начинали давить сильнее. Не приближаясь. Да и как может приблизиться тот, кого нет? Витек два раза заставлял себя оторвать от подушки голову и посмотреть.

Рядом с кроватью никого не было. Но в то же время они были. Давили грудь, корежили что-то внутри, выдавливая из легких собачий скулеж и молча подталкивая к окну.

— Иди туда, — беззвучно шептали они. — Открой окно. Сделай один шаг — и все кончится…

Он не помнил, как сорвался с кровати, как оделся, как доехал до клуба. Он немного пришел в себя только тогда, когда Стас довольно сильно ткнул ему кулаком в грудь.

— Ты опоздал, — жестко сказал Стас. Потом заглянул ему в глаза.

— Так, так, — пробормотал он себе под нос после непродолжительной паузы. — И, похоже, помимо всего прочего у тебя едет крыша.

В первый раз в жизни Витьку не захотелось ударить в ответ. Ему было все равно.

Стас задумчиво смотрел на Витька.

— А я все ждал, когда оно начнется, — сказал он. — Это только в плохих романах какой-нибудь продавец пирожных ни с того ни с сего вдруг заделывается крутым мокрушником. Косит всех налево-направо Ван-даммовскими «вертушками» в прыжке, пьет водку как лошадь, курит как паровоз, и все ему по барабану… В жизни у всех оно обычно начинается после второго или третьего раза. А ты вишь какой неординарный оказался… Аж после пятого накрыло. Они приходили?

Витек молча кивнул.

— Они ко всем приходят, — хмыкнул Стас. — И тогда присутствуют два варианта развития событий. Короче, все то же самое, что и с живыми. Или ты их, или они — тебя. В последнем случае существовать далее будешь в номере с мягкими стенами и приходящими злыми санитарами…

Ну что ж, братуха, — хлопнул Стас Витька по плечу. — Теперь, значит, будем тебя лечить. Не хотел я тебя к этому делу подтягивать, да видать придется. Как говорят индусы, совпадений не бывает, ибо все события в твоей жизни предначертаны и расписаны наперед. Причем на обратной стороне лба. Пошли.

Он направился к стеклянной перегородке, рассекающей надвое громадный спортзал. Витек постоял немного на месте, потом равнодушно пошел за ним. Слушать Стаса было лучше, чем слушать их.

— Я называю это аквариумом, — кивнул Стас на тоже стеклянную входную дверь, заляпанную с обратной стороны грязно-зелено-бурыми разводами. Впрочем, такими разводами была вымазана изнутри вся когда-то видимо бывшая прозрачной стена.

Стас взялся за ручку, заметно напрягся и открыл дверь. Дверь оказалась толщиной сантиметров в двадцать.

— Заходи, — кивнул он Витьку, придерживая дверь.

Витек вяло повиновался.

Это был полигон.

С настоящими, побитыми пулями засохшими деревьями, парой изуродованных очередями одноэтажных бревенчатых домов и большими кучами разнообразного габаритного мусора, разбросанными там и сям и тоже носящими следы усиленной огневой подготовки. Старые шины от колес грузовиков, какие-то толстые деревянные щиты с грубо намалеванными на них фигурами, куски бетона и фрагменты кирпичной кладки… Это был хаос, напоминающий фантастические картины будущего после ядерной войны. Но это был на удивление упорядоченный хаос. Словно кто-то заранее продумывал, куда и как поставить тот или иной обломок с какой-то одному ему ведомой целью.