История одного вампира: Покаяние (СИ) - Лотос Кристофер - Страница 68

Очередная порция оскорблений закончилась смачным плевком в мою сторону:

— Уёбок! Ты даже не способен понять кто ты!

И тут Давида понесло. Вспоминая его отчаянье, я могу предположить, что покаяние вообще присуще нашему роду. В ту ночь он словно попросил у меня прощенья. Может, я утрирую, и всё было совсем иначе. С того момента прошло около трёх лет, но осознавая сказанное им тогда прихожу к выводу, что мистер безупречность снова оказался прав.

Сейчас попробую описать его тираду, а там уж решайте сами, что Давид чувствовал. Понять мысли человека очень сложно, мысли вампира понять сложнее во стократ.

— Ты должен был стать моим шедевром, моей Сикстинской капеллой, Лунной Сонатой, а стал ахиллесовой пятой. Я искал тебя долгие годы. Провыв генетики — вампир гуляющий днём. Новый Адам.

С трудом сумел перевернуться на бок. Книги острыми углами врезались в бока. Теперь я видел безмятежного, ледяного монстра. Он курил, стряхивая пепел на ковёр. С нескрываемым презрением Давид смотрел в моё разбитое, изувеченное лицо:

— Не каждому суждено пройти обычную перемену. Для того чтобы пережить изменение нужно обладать не только великолепными физическими и генетическими данными, но и определённой ментальной стойкость, — вампир сделал большую затяжку. — Первые эксперименты провалились. Ни один не выжил. Чем сильнее совершенствовался ритуал, тем меньше жили подопытные. Искал везде. Бродяжек и сирот — чьи организмы и сила воли были бы максимально неприхотливы. Потерпел фиаско. Бойцы, прошедшие подготовку в спецподразделениях, о чьи головы ломались кирпичи, чей разум мог моментально приспособиться, холодно переработав любую экстремальную ситуацию. Рекордными стали четвёртые сутки. Почти четверть века неудач. Стал изучать генеалогические древа испытуемых. Искал самых чистых, сильных, выносливых. И тут ты. Как снег на голову.

Давид прикурил новую сигарету от окурка, в запале продолжая:

— Лучший из худших, худший из лучших. Отброс цивилизации изнеженный её благами. Глупое быдло, читающее Ремарка и Бомарше. Я мог поставить сто к одному, что ты не протянешь и пары дней, но твой организм ещё безумней тебя самого.

Вампир засмеялся ледяным смехом, смотря, как я, барахтаясь в куче литературы, отчаянно пытаюсь подняться. Понизившись до шепота, голос Давида стал нарастать:

— Годы, десятилетия, я создавал того, кто сможет раздвинуть границы. Венец Творения стал для меня Венцом Терновым. Я потакал твоим играм, пытался сказать кто ты! Ты не слушал… «Это всё временно», — убеждал я себя, но…

Повисло напряженное молчание. Злоба которую источал вампира начала растворяться. Давид возвращал самоконтроль, попирая хлещущую через край агрессию.

— Ты уникален, — уже спокойно продолжил он. — Мне больно смотреть, как ты потакаешь чужой игре. И я имею право так говорить! Ты — моё детище. Знаешь какого, когда изобретённую тобой панацею от всех недугов начинают использовать в качестве средства от перхоти?

Ощущать себя беспомощным, перед Давидом, я уже привык. К боли привык гораздо раньше, но, по всей видимости, начал отвыкать. Лёжа у вампира в ногах чувствовал себя так унизительно и беспомощно. Захотелось выть, реветь, плакать. Всё сказанное кровопивцем было… так… мой бедный лексикон даже не способен этого описать. Я получал ответы на свои вопросы, в тоже время уже не желал их слышать. Знание того, что ты являешься чьим-то подопытным, вряд ли кого-нибудь воодушевит. Наверное, неспроста слова «эксперимент» и «экскремент» так созвучны. Я являлся и тем и другим одновременно.

Не берусь размышлять над чувствами того, кому минуту назад сказали: «Ты не наш ребёнок. Мы тебя усыновили». Совсем другое, когда тебе говорят: «Ты больше нам не сын! Убирайся!» Неприятные примеры, согласитесь? Но самое худшее, услышать: «Тебя родили посмеяться, а ты выжил». В моём случае так и получалось.

Что толку объяснять? Просто не очень приятно быть использованным как… про контрацепцию вспоминать не хочется, а других ассоциаций на ум не приходит.

Давид ещё какое-то время говорил. Не помню, что, впрочем уже и не важно. Он разговаривал скорее сам с собой. Окончив монолог подошёл ко мне. Некоторое время вампир мялся, словно не зная с чего начать разговор. Точкой отсчёта и своеобразной отмашкой стал удар в живот с ноги. Гонг прозвучал, я откашлялся. Давид наклонился, взял меня за волосы, приподнял и развернул к себе, начал медленно зачитывать лекцию в моё разбитое лицо:

— Запомни, что я тебе сейчас скажу. Запомни хорошенько, потому, что это может быть последнее, что ты запомнишь. Беги… беги очень быстро. Спасай свою шкуру. Забудь про Сандру. Поверь, она про тебя уже забыла. Назовём это компромиссом. Беги и не оглядывайся. У тебя впереди вся жизнь. Ты свободен. Лети, птенчик, только быстрее. Понял?

Я кивнул. А что мне ещё оставалось?

Давид ушёл. Оставил меня одного, в луже крови, избитого. Я лежал и думал о том, кем я на самом деле являюсь.

Опять один.

С кучей мыслей.

И героическое решение…

НИКУДА Я НЕ ПОБЕГУ!

КОМПРОМИСС НЕ ДЛЯ НАС!!!

«.»

Три года я шёл к этой точке. Конец. Не по тому, что больше нечего сказать. Не из-за того, что не хочу говорить. Я просто устал. Просто очередная апатия. Очередная ирония судьбы. Пушу эпилог, а в динамиках ноутбука поют Red Hot Chili Peppers призывая: «Can’t Stop».

Где-то в тексте покаяния я написал: «Как только допишу последнюю строку, поставлю последнюю точку, снова опустею». Но всё произошло гораздо раньше. Последние главы были выдавлены, как паста из тюбика. Переписать когда нахлынет вдохновение? Может быть. Всё может быть…

Обрывать книгу на середине это моветон. А мне пох… Я невоспитанное быдло и мне не стыдно в этом признаться.

Хотите знать, чем всё закончилось? Для меня достаточно плачевно. Недооценивать жестокость Давида было глупо.

Просто убить меня. Два выстрела в голову (хотя вполне хватило бы и одного) чего проще? Можно воткнуть нож в сердце или шею. Для особо извращённых натур, осиновый кол в задницу. Покромсать, расчленить, четвертовать, вытащить кишки наружу, вырвать кадык, язык, печень… для Давида все эти методы умерщвления показались слишком милосердными.

В одном из своих нравственных писем Луций Аней Сенека написал: «Лжет общий голос невежд, утверждающих, будто „самое лучшее — умереть своей смертью“. Чужой смертью никто не умирает». Мудро сказал.

Шутка ли. Давид придумал мне изощренную казнь, а жив.

Слышишь меня, старый уёбок! Я — ЖИВ! И как только мне выдастся возможность, похороню тебя. Значит такой у нас вампиров удел, убивать своих создателей.

Разве я не упоминал. Давид прикончил своего творца, Сандра казнила создавшего её. Так что и мне предстоит с неподдельным удовольствием заебашить одного мудака.

Давид! Я уже совсем близко…