Железный марш - Мысловский Алексей - Страница 13

Вот и теперь, завидев Нику, он сорвался с места и бросился на нее, размахивая руками и вскинув кверху задиристый черный вихор, украшавший его лысеющий сократовский лоб.

— Старухаэтожечертзнаетчтотакоеменятутужепростозатрахалиаты…

Прошитая с порога длинной пулеметной очередью, Ника болезненно поморщилась и, вскинув руку, машинально закрыла Лелику рот.

— Ой, да помолчи ты, ради Бога…

Слегка ошалевший от такой выходки, тот изумленно заморгал длинными ресницами и разом потерял весь свой боевой пыл.

— А теперь выкладывай все по порядку, — распорядилась Ника, небрежно бросив на стол свою сумочку.

— Выкладывай?! Что — выкладывай? Ты и сама все знаешь! Я же тебе полчаса назад звонил! — Лелик, разумеется, не заметил, что с момента их разговора прошло уже несколько часов. Он вообще жил в другом измерении, где время текло значительно быстрее. — Мостовой тебя вызывает — вот что! Из АВЗ три раза звонили. Говорят, если ты немедленно не принесешь им заявку, они отдадутся музыкалке! И будем потом клянчить у них время на монтаж. Звукорежиссер заходила. Надо же за звук что-то решать! Аппаратная с браком в эфир не пропустит! Таки-разве этого мало? А еще…

— Достаточно! — резко оборвала его Ника. — Таки я все поняла. — И, обернувшись к Машеньке, скромной девушке-администратору, которая все это время стояла рядом с нею в ожидании распоряжений, тихо сказала ей: — Лапуль, тут моя подруга в аварию попала. — Ника указала на растерянную Люську. — Сделай милость, отведи ее к Надежде в гримерку, пускай маленько оштукатурит. А заодно подберите ей в реквизиторской что-нибудь поприличнее, она потом все вернет…

— Хорошо, Вероника Арсеньевна, — кивнула исполнительная девушка. И вместе с Люськой вышла из редакции.

Только усевшись за стол, Ника смогла наконец отчасти перевести дух.

— Душенька, ты сегодня просто сногсшибательно выглядишь, — как всегда напыщенно польстил ей Валентинов, средних лет представительный мужчина, заметно похожий на Александра Ширвиндта, чем он неизменно гордился, и неотразимый местный ловелас, подвизавшийся на «Криминальном канале» в качестве редактора.

— Ах, Толик, не соблазняй меня без нужды, — как всегда, со вздохом ответила совершенно замороченная Ника. И, подняв укоризненный взгляд на Лелика, который нетерпеливо приплясывал вокруг ее стола, обреченно спросила: — Постовой давно звонил? — Так Ника на свой лад именовала ненавистного директора программ.

— И пяти минут не пгошло, — изящно картавя, вмешалась Ариадна Евгеньевна, милая старомосковская интеллигентка бальзаковского возраста, она же Никин заместитель и одновременно сценарист. — Все интегесовался, годненький, когда ты к нему на головомойку пожалуешь.

— Старуха, я же говорил, что это очень серьезно! — на ходу вставил Лелик, все норовивший ухватить Нику за руку и силой потащить ее на ковер. — Он меня вчера просто затрахал за наш последний сюжет!

Ариадна Евгеньевна брезгливо поморщилась. Она не выносила ненормативную речь.

— Ну раз затрахал, тогда придется идти, — вздохнула Ника, поднимаясь из-за стола. — Ладно, братцы, не поминайте лихом…

И вместе с Леликом вышла из редакции.

— Ни пуха ни пера, душенька! — по обыкновению с усмешкой бросил ей вслед Валентинов.

Кабинет директора программ, человека во всех отношениях большого и респектабельного, напоминал элегантный и просторный холл какой-нибудь коммерческой организации. Интерьер его составляла стильная офисная мебель, подобранная по каталогу в одном из лучших мебельных салонов, которую дополняли соответствующая оргтехника и несколько экзотических растений. Над огромным полированным столом красовался портрет Президента России, а по стенам — несколько авангардных полотен одного из модных современных художников. Воздух в кабинете был неизменно прохладен и свеж благодаря стараниям бесшумного японского кондиционера. А слух господина директора ненавязчиво услаждал миниатюрный офисный фонтан.

Сам хозяин кабинета, Мостовой Виталий Сергеевич, рослый, благообразный мужчина сорока пяти лет от роду, незаменимый работник, образцовый семьянин, убежденный демократ, был под стать своему интерьеру: чрезвычайно элегантен и походил скорее на преуспевающего бизнесмена, нежели на директора программ частной телекомпании. Атлетическую стать его внушительной фигуры подчеркивал великолепный итальянский костюм с серебристым отливом, который вкупе с искусно подобранным галстуком сделал бы честь любому государственному деятелю. Царственное чело украшали дымчатые очки в изящной золотой оправе. Вдобавок господин директор натурально благоухал целым букетом самых дорогих и изысканных мужских одеколонов.

Глядя на него, и в голову не приходило, что каких-то десять лет назад Виталий Сергеевич числился на телецентре не кем иным, как секретарем комсомольской организации, слыл беззаветным ленинцем и пламенно выступал на собраниях. Злые языки поговаривали, что, придя на телевидение простым осветителем, Виталий Сергеевич за несколько лет сделал такую блестящую карьеру исключительно благодаря тому, что так же беззаветно и пламенно стучал на своих коллег. Впрочем, мало ли что могут нагородить злые языки? Необходимо заметить, что сам Виталий Сергеевич отнюдь не стыдился своего комсомольского прошлого и совершенно искренне разделял с товарищами по партии веру в светлое будущее человечества. Что, однако, нисколько не помешало ему в переломном августе девяносто первого первым положить на стол партийный билет и стать убежденным демократом. Словом, как говорили древние: «Tempora mutantur, nos et mutamur in illis…»[1]

Новая власть по достоинству оценила мужественный поступок Виталия Сергеевича, доверив ему сперва ответственный пост заместителя директора программ, а затем и короновав в полноправные директора. И опять-таки злые языки поговаривали, что занял Виталий Сергеевич свое нынешнее кресло исключительно благодаря профессиональному стукачеству и кабинетным играм. Ох уж эти пресловутые злые языки! Никак они не могут уразуметь, что настоящие опытные кадры остаются совершенно незаменимыми при любой власти.

Надо ли говорить, что был Виталий Сергеевич именно таким незаменимым человеком, которого настоятельно требовало занимаемое им высокое кресло? Опытным, разносторонне образованным, в меру либеральным. Под его чутким руководством выросла и приобрела широкую известность целая плеяда телевизионных талантов. В их числе была и знаменитая Вероника Некрасова, которую Виталий Сергеевич, по его собственному признанию, глубоко уважал и нежно любил. Но странное дело: сама Ника почему-то не отвечала ему взаимностью…

Войдя в кабинет, она довольно холодно поздоровалась с Виталием Сергеевичем, который, напротив, изобразил на лице самую любезную из своих улыбок.

— А, Вероника Арсеньевна! Милости просим…

Пока Ника изящной походкой неторопливо пересекала кабинет и усаживалась напротив в уютное кожаное кресло, господин директор, пользуясь защитными свойствами своих замечательных очков, откровенно и всесторонне ее разглядывал. Высокая и стройная, словно манекенщица, в узких черных брюках, такой же черной водолазке и модном, ослепительно белом пиджаке, Ника была не просто красива, но вызывающе сексапильна и, что уж греха таить, томительно вожделенна. В особенности потому, что среди многочисленных звезд, которых Виталий Сергеевич таковыми сделал, она единственная составляла исключение, наотрез отказавшись отблагодарить его подобающим образом. Но господин директор был убежден, что это всего лишь временная отсрочка, и при встрече неизменно выражал Нике свою особую симпатию.

— Совсем забыли меня, старика. Не зайдете. Не порадуете… — сокрушенно вздохнул Виталий Сергеевич.

«Хрен ты свое получишь, козел вонючий…» — неблагодарно подумала Ника. Уж скорее она ляжет с каким-нибудь простым осветителем, чем с этим благообразным мерзавцем.

— Вы меня вызывали? — по-прежнему холодно спросила Ника, положив ногу на ногу и как будто нарочно подчеркивая восхитительный изгиб своих бедер.