Рокировка - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/5
- Следующая
Запеканкин, заняв Жорин стол, требует бутылку пива и материал. Второе было предоставлено тут же, за первым отправили участкового Васю Рогова, вручив мой личный червонец. Увы, ничего не поделать. Со следователем надо дружить, даже ценой материальных и моральных потерь. Чтоб все сделал правильно. Запеканкин пролистал материал, потёр влажный лоб и велел пригласить потерпевшую Натали, уже сидевшую в коридоре. Допрашивать её он решил с глазу на глаз, поэтому приходится перебраться ко мне. Допрос длится полторы минуты, мы даже не успеваем присесть и расслабиться.
– Увы, господа, здесь нет состава преступления. – Запеканкин поднимается из-за стола и шлёпает материалом о Жорин потёртый стол. – Могли бы и сами разобраться.
– Как это нет?! – хором удивляемся мы.
– Что попросили у Дубовицкой? Бабок на такси. В долг. В чистейшем виде гражданско-правовые отношения. Никто не заставлял её давать. Отказалась бы, и никаких проблем. А если даёшь – бери расписку.
– Ты чего, сбрендил?! – взрывается Георгий. – К тебе в час ночи подвалит такой Шкрябин с приблудой в руках и попросит в долг. Ты расписку с него будешь брать? Вытряхнешь все из карманов и копыта унесёшь…
– Во-первых, у меня есть пистолет, во-вторых, с чего ты взял, что это Шкрябин? Он разве признался?
– А на хрена нам его признание?! Сделай опознание, выпиши постановление наобыск. И пускай себе дальше молчит на здоровье! Доказухи с головой хватит!
– Вот только не надо меня учить. Сам разберусь. – Запеканкину тяжело дышать, его терзает дедушка-«сушняк». – А здесь нет состава.
Мы с Жорой в замешательстве, хотя и не удивлены. И не поймай постовой Шкрябина, рассуждали бы, наверное, как Запеканкин. И даже наверняка скинули бы материал в архив. (Стыдно, а что делать? Показатели!) Но… Шкрябин пойман. Горе побеждённым. У следователя же своя причина не видеть состава. Батюшка-«отходняк» и матушка-лень.
– Погоди, погоди, – Жора сажает поднявшегося из-за стола Запеканкина на место, – давай разберёмся.
Появляется гонец Рогов, ставит бутылку пива и молча удаляется.
Обиделся, наверно. Понять можно. Он что, халдей? Запеканкин, облегчённо вздохнув, хватает бутылку, открывает её отработанным ударом о стол и опорожняет за два глотка. На щеках мгновенно зажигается морозный румянец, в глазах – интерес к жизни. Он вновь берет материал и ещё раз читает заявление Дубовицкой.
– Правильно, – одобряет Георгий, – ты ещё разок посмотри. Не спеша. С «кондачка» тут нельзя решать.
– Нет, это несерьёзно. – Запеканкин опять отталкивает материал, дышит на свою печатку и полирует её об обшлаг пиджака. Пиджак хорош, цвета молодой травы, наверняка из бутика. Печатка тоже неплоха.
– Что несерьёзно?
– Да все! Любой адвокат развалит это в два счета. Шкрябин заявит, что деньги хотел вернуть, паспорт с адресом у него был… Никакой судебной перспективы.
– Но ты-то не адвокат! Пусть они что угодно заявляют! Хоть про борьбу за свободу слова! Ты, главное, работай!
Работать Запеканкину явно не интересно. Да, не повезло нам сегодня со следаком. Между прочим, ходят в наших узких кругах про него разные непотребные слухи. Мол, такие, как он, позорят органы. И вовсе не потому, что страдают остаточными явлениями. Вон Вася Рогов тоже страдает, но он нас не позорит. Нет у Васи ни печатки, ни костюма из бутика, ни прочих атрибутов злоупотребления служебным положением. Хотя Василий в органах подольше Запеканкина.
– Знаешь, как спортсмены говорят? – спрашивает следственный работник, ставя пустую бутылку под стол. – Нет допинга, нет победы.
– И какого тебе надо допинга? – слёту понимает намёк Георгий.
– Ну… – мычит Запеканкин, задумчиво глядя в потолок, – поэффективней. Чтоб работалось с огоньком.
– Водка? Коньяк? – по-деловому уточняет коллега.
– И того, и другого, – кивает сутулый Винни-Пух.
– Ладно… Сейчас решим…
Жора кивком зовёт меня, и мы выходим в коридор, где на лавочке сидит Дубовицкая в ожидании решения высокого жюри.
– У тебя бабки есть? – шепчет Георгий.
– Ты серьёзно хочешь поить этого педального коня?
– А что делать? Сам же видел! И приказать работать нельзя – он независимое лицо.
– Я бы сказал – рожа.
– Нам от этого не легче… Сейчас раз вернётся и укатит спать. И что, я перед Шкрябиным утереться должен? Да завтра над нами все блатные в районе ржать будут. А Дубовицкая решит, что мы на лапу взяли…
– Может, и так, Жор, – соглашаюсь я, – только налички у меня все равно нет. Последний червонец ушёл на пиво.
Я раскрываю бумажник и демонстрирую денежный вакуум.
– А фиг ли голову морочишь?! – Жора оглядывается по сторонам и замечает скучающую Дубовицкую. – О! Сейчас!
Блин, неужели он собрался клянчить у потерпевшей Натали? Она и так уже потерпела.
Георгий решительно подходит к Дубовицкой и без тени смущения жёстко спрашивает.
– У тебя деньги есть?
– Да… Сто рублей… Мама оставила на продукты…
Натали встаёт со скамеечки и начинает мять в руках свой ридикюль.
– Давай! – ещё жёстче требует коллега, протягивая руку. На лице ни тени смущения.
– Да, пожалуйста, – Дубовицкая покорно извлекает из ридикюля пару полтинников и кладёт их на Жорину ладонь, – а зачем вам?
– Следственный эксперимент. Все вернём, – чеканит металлом Георгий, направляясь от потерпевшей ко мне.
– Сдурел? – шепчу я. – Что о нас подумают? А если Запеканкин сейчас бабу попросит?
– Сделаем, – уверенно отвечает Георгий, украдкой взглянув на Дубовицкую, – значит, так. Возьми водчонки за сороковник и конины на остальное. В голубом ларьке бери.
– Там же палёное все!
– Палёное везде, но эти хоть воду очищают фильтром.
Жора суёт деньги в мой нагрудный карман и скрывается за дверью своего кабинета. Я иду в дежурку. Вася укатил на заявку. Черт, придётся идти самому. Хорошо, нет дождя.
У ларька небольшая очередь. Передо мной спившийся тип, по всем приметам не имеющий постоянного места жительства и работы. Говоря проще – синяк. Синее, наверно, не бывает. Он изрядно пьян, но стоит на ногах без посторонней помощи. Когда ветер дует в мою сторону, я ловлю запах помойки и мочи. Освежающий спрей. У бедняги, похоже, те же проблемы, что и у нашего следователя. Ломает. Наконец он подходит к окошку, нагибается и бормочет.
– Здорово, Рит… В долг продай. «Малька». Завтра занесу, клянусь. Ты ж меня знаешь. Подыхаю.
Продавец Рита понимающе вздыхает и достаёт с полки разорванную коробку из-под «Ротманса», на которой я замечаю какой-то список.
– Ты у меня кто? – спрашивает она, глядя на сей необычный документ.
– Во, – мужик тычет грязным, треснувшим ногтем в список должников, – Ричард…
Ох, мамочки! Аристократия сраная!.. Ричард! Львиная Печень. Если он Ричард, то я – герцог Эдинбургский! А Жора – принц Чарльз!
Ричард оборачивается и, прищурив левый глаз, интересуется:
– Рубликом не богат?
– Не богат.
– Но хоть курс знаешь?..
Поход в ларёк отнял у меня двадцать минут рабочего времени.
Дубовицкая на боевом посту. Я не захватил пакет, и она провожает бутылки подозрительным взглядом. Через пару минут Запеканкин вызывает её на повторный допрос. Работа закипела. Кипятком.
Остывать кипяток начал через полчаса. Именно столько ушло на полное растворение первой бутылки в крови Запеканкина. Начал он с коньяка, в смысле с того напитка, на этикетке которого написано «коньяк». Жора не смог уговорить следователя закончить допрос потерпевшей на светлую голову. В результате тот четырежды спросил у Дубовицкой, замужем ли она и трижды – сколько раз? Натали покорно отвечала, ибо стоящий рядом со следователем Георгий кивал и строго говорил: «Так надо». Протокол, слава Богу, более-менее соответствовал действительности, хотя почерк у Запеканкина к финалу сошёл на нет. Натали подписалась, и Георгий отправил её в коридор ждать опознания. Натали поклялась указать на обидчика, утверждая, что запомнила гада на всю жизнь. К слову сказать, мы с напарником твёрдо отказались от предложения следователя «по граммулечке», оказавшись в роли пассивных пьяниц. Этот термин придуман лично мной. Ведь есть же пассивные курильщики, вынужденные нюхать чужой дым. Так почему не может быть пассивных пьяниц, вынужденных смотреть на чужое возлияние? И то, и другое вредно для здорового организма.
- Предыдущая
- 2/5
- Следующая
