Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел - Страница 73

Тогда его больше всего заботило как добраться до гаража — звать на помощь он и не мог, и уже боялся, — вдруг вернулись бы те подонки, и, обнаружив его неожиданно живым, прикончили бы?..

Путь ползком до гаража был ужасен; но он, собрав всю волю в кулак, всё же добрался — где ползком, где на четвереньках. Рюкзак, конечно же, забрали подонки… Всё самое ценное было в рюкзаке, а самое ценное из ценного — верный ижак-вертикалка, с резным ореховым ложем, который он нипочём не собирался сдавать в ЛРО из-за каких-то дурацких распоряжений Администрации, и из-за которого, собственно, он и форсировал уход «в леса». Всё пропало… Но подонки, сброд, как водится, ничего толком не могли довести до конца — обыскали они его небрежно, забрали бумажник, мобильник, часы, сигареты, даже зажигалку — но то ли не нашли, не то побрезговали копаться слишком тщательно в залитой кровью и порванной куртке, где во внутреннем кармане были ключи от гаража… он дополз.

Три дня он просто лежал на грязно подстилке, которой прежний владелец гаража пользовался при ремонтах своего авто, периодически проваливаясь в небытие. На второй день начала мучить жажда — он дополз до сумки, где, как он знал, была минеральная вода. Как ни удивительно, потом, когда он начал понемногу уже вставать, он обнаружил, что не только смог открыть замок и заползти в гараж, но и запереться изнутри. Как, когда, откуда взял на это силы — этого он не помнил.

Он провёл в гараже полных две недели. В гараже была пища, вода, и, главное, аптечка. Время от времени, обострившимся от одиночества и темноты слухом он улавливал, что поблизости проходят люди; но не делал ни малейшей попытки позвать на помощь — он больше не верил людям. Он не верил больше ни во что — даже вера в его Нож подвела его. Нет, нельзя было подавать о себе знать, — это он не знал, но чувствовал совершенно точно. Он казнил себя за то, что не открыл, чего-то нелепо опасаясь, адрес гаража своим домашним — жене и сыну. Собственно, гараж был лишь временной перевалочной базой, он ни в коем случае не рассчитывал в нём задерживаться, тем более ночевать; потому и не видел особого смысла в том, чтобы о гараже знали домашние. То есть на помощь из дома рассчитывать было бессмысленно.

Когда прошло около недели, он понял, что домой можно не возвращаться — не было смысла. Наверняка его жена и сын сочли, что он погиб; и, как предлагала жена, они перебрались к жёниной троюродной сестре, жившей в отдалённом селе. К несчастью, он толком не знал даже адреса — ранее они не общались. Он в своё время смог их убедить, что в лесу будет и надёжнее, и безопаснее; но сейчас, без него, без его опыта и его лесных нычек, — конечно, у них не оставалось другого выхода… Ах, если бы он решился, прежде чем идти мимо той компании, собрать ружьё! В конце концов, можно было заранее одеть длинный, до пят, плащ… что говорить!

Спустя две недели, когда постоянные головокружения и рвота несколько отступили, а в гараже уже стало трудно дышать из-за вони от испражнений и рвотных масс, он решил ночью, — что ночь, он определил по отсутствию света в щелях гаражной двери, — выбраться наружу.

Свежий воздух влил в него новые силы. Он добрался, хотя и периодически от слабости прислоняясь чтобы отдышаться к стенам гаражей, до того места, где произошло избиение. Он сам не знал, почему его тянуло туда.

Обломок своего Ножа он нашёл сразу, как по наитию — клинок валялся под мусором. Там же, неподалеку, лежала рукоять. Дебилы даже не сообразили, что она развинчивается, и в ней есть НАЗ… Зачем они сломали Нож?.. Бог весть; скорее всего сломали «просто так», ни о чём не думая, как всё, что они делали.

Он подобрал клинок, обломанный по месту крепления к рукояти. Даже сейчас, сломанный, Нож почему-то привлекал его, хотя уже, конечно, не вселял прежней уверенности. В конце концов, он потратил на него большой кусок своей жизни, этот Нож должен был значительно помочь в выживании в природе, и он не мог, просто не мог вот так вот взять — и выкинуть его. Даже сломанный.

Он пригодился потом, этот клинок от Ножа. Он ещё не отлежался окончательно, хотя и мог уже рассчитывать на то, чтобы не упасть в обморок от внезапного приступа головной боли, когда пришлось покинуть и гараж.

Однажды ночью он услышал голоса, и привычно насторожился. Кто мог шариться ночью среди большей частью заброшенных хранилищ мувского автохлама? — конечно только подонки наподобие тех, что напали на него; или даже те же самые. Мысль о том, что, возможно, рядом находятся те, кто недавно его практически искалечили, немного не убили, по сути лишили семьи — он понимал, что в нынешних условиях найти семью будет ой как непросто, если вообще возможно, — взбесила его. Доносящийся с улицы приглушенный железный лязг, сопровождаемый негромкими матюками, подтвердил его догадку — ломают дверь в гараж. Не в «его» — поодаль.

Он возможно неслышней приоткрыл дверцу гаража, и, выждав, прокрался с бьющимся сердцем наружу. В руках он сжимал своё новое оружие: на обрезанную ручку от хоккейной клюшки, среди всякого гаражного хлама найденного в его временном обиталище, он закрепил с помощью полотна от ножовки по металлу, стальной проволоки и пассатижей клинок своего Ножа. Теперь, удлинив таким образом нож на добрых полтора метра, он чувствовал себя несколько уверенней. Конечно, он вооружился и топором, нашёл в гараже и старый, полузаржавленный складник, но Нож… это было совсем другое.

Трое мужчин ломали дверь в гараж поодаль, за углом. Они были сильно заняты и не смотрели по сторонам. Стальная дверь скрежетала и сопротивлялась, но, в конце концов, не выдержала сосредоточенного напора целеустремлённых мужчин с монтировками, и, хряпнув напоследок вырванной проушиной замка, распахнулась. Они скрылись внутри.

Вот один из них вновь показался в проходе между гаражами, небрежно огляделся, и вытащил из дверей мешок с чем-то тяжёлым. Появился второй, помог ему поднять мешок на плечо, приглушенно посоветовал: «Ты эта, поосторожней, банки там…» — и первый потопал в сторону выхода.

Лавер наблюдал из-за угла, встав на колени и выглянув одним только глазом. Оставшиеся двое шарились внутри, негромко переговариваясь. Судя по всему, они никого не опасались сейчас. Да. Из гаража пора уходить. Он вспомнил, что и прошлой, и позапрошлой ночью где-то поодаль, подальше тоже доносился железный лязг. ОНИ не успокоятся теперь, пока не прошерстят все гаражи, это понятно. Ясно, что это были НЕ ТЕ гопники. В понятии «они» для Лавера теперь вошли все, все мерзавцы, желающие жить не трудясь, стремящиеся завладеть чужой собственностью, а через неё — стало быть отнять и кусок жизни, потраченный честным человеком на то, чтобы эту собственность приобрести. Да, он подумал, что отнимая, воруя чужое — они отнимают куски чьей-то жизни. По сути, это была ненависть травоядного к хищнику; коровы к волку, антилопы к тигру. Хотя нет. Лавер уже не был коровой, хотя и не стал ещё зубром, способным разогнать в одиночку несколько волков — он почувствовал себя кем-то вроде лося, способного поднять на рога серого хищника, сломать ему хребёт ударом копыта.

Второй показался из гаража, тоже с мешком, и с картонной коробкой под мышкой. Обернулся, стоя в воротном проёме, посветил внутрь:

— Иваныч, да брось ты это барахло, не стоит оно того. А?.. Ну как знаешь. Догоняй.

И тоже пошёл в сторону дальнего выхода.

Он был мирным человеком, Лавер. Его ценили на работе, он никому раньше не причинял зла. Конечно, он был охотник; выслеживать и убивать дичь было нормально и привычно для него, — но тут было что-то другое. Мучительная жажда реванша толкнула его на необдуманный шаг — он поднялся с колен, и вышел из-за угла. Подошёл поближе к открытой гаражной двери. Замер, пытаясь собраться с мыслями. «Чего я? Зачем? Что мне тут надо?..» — задавал он себе вопросы — и не находил на них ответов. Но кто-то внутри него, видимо знал — зачем. Из гаражной темноты, мазнув по стенам светом фонарика, показался мужчина, с напряжением, периодически поддерживая коленом, тащивший прижимая к животу какую-то тяжёлую автодеталь…