Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел - Страница 32

— Нуууу… Знаешь… Из прокладок можно делать классные, впитывающие влагу стельки в сапоги. Сапоги-то у меня есть…

— А стелек нету, ага. А тампаксы??

— Нууу…

— Ладно, Хорь, не выдумывай — надо так надо! Я тоже постараюсь быть предусмотрительным! И за себя, и за тебя! — и Владимир сгрёб в тележку все наличествовавшие на стойке разномастные упаковки с презервативами.

Водитель, вполне довольный щедрым авансом, свозил их и на рынок, где кроме специй закупились ещё и другими «колониальными товарами»: кофе, чай, орехи, инжир… Всё уже практически «из-под полы» и по нереальным по прежним временам ценам.

— Ну, всё. Сейчас домой, закидываем всё, что не попрём на себе, оставляем жратвы только на неделю-две, — и за генератором! Да, зимнюю — тёплую одежду нужно забрать. Не на сезон едем… И заканчиваем с видеобизнесом. Итак провозились… Блин, Вовчик, ты ж говорил, туда далеко ехать? Этак мы вообще поздней ночью приедем, нет?

— Оно и неплохо — я потом тебе скажу почему. — Командир! — обращаясь к водиле, — Ничё что поздно в деревню приедем?

— Ничего, проедем! На дорогах, вроде, сейчас не шалят.

Чёрт. Владимира тОркнуло. Какое старое, вернее даже старорежимное выражение вылезло у водилы: «на дорогах шалят»… Не грабят, не разбой, — «шалят». Так и представил себе ухабистый тракт, верстовые столбы, тройка, ямщик в высокой шапке, купец в санях… Почему в санях? А если летом — в чём там ездили, в этих… в каретах, что ли?.. Ну не на телегах же! А, были же эти — брички, пролётки, как их… тачанки. Но почему-то выражение «шалят на дорогах» неведомыми ассоциативными связями выводило именно на зиму: тройка с бубенцами, сани, и те — которые «шалят»: угрюмые бородатые разбойники в этих… в армяках, да; с кистенями за верёвочными поясами. «Шалуны».

А, вспомнил, откуда ассоциация! — из «Петра Первого» Алексея Толстого, там у него разбойнички с большой дороги описаны, — непременно с бородами и кистенями… Владимир вздохнул. Бля. Ствол надо. Надо ствол. От «шалунов». А ствола нет. Попытки «поспрашивать» на рынках и у всяких тёмных личностей, — во всяком случае у тех, кого он считал «тёмными личностями, близкими к криминалу», — к примеру у тех же таксистов, — наталкивались на демостративно-удивлённо-непонимающие лица… Да уж, кто тебе сейчас будет стволами торговать, совсем разве только самоубийцы; раньше надо было думать, раньше! Вот как Виталий Леонидович, — Владимир с удовольствием вспомнил, как бабахал по молодости у него на коттедже из чоповского ИЖа, — да ни в жизнь не поверю что он всё посдавал! Надо будет к нему наведаться первым делом, как в деревне обоснуемся.

Но с генератором, и вообще в видеобизнесом получился облом; и хорошо ещё, что не фатальный — могло кончиться всё значительно хуже.

Подъехали к зданию Дома Ветеранов, где на первом этаже, в Малом Каминном Зале, как он там пышно назывался, был организован видеозал.

— Вовчик, ты побудь у машины. — попросил Владимир друга, тоже собравшегося идти в здание, — Знаешь… Мы тут уже столько добра загрузили, и на такую приличную сумму… Хоть и день, и центр — но мало ли что. Я сейчас там всё отключу, с ребятами рассчитаюсь и гену вынесем. А телевизоры — потом с ними что-нибудь придумаем. Куда их…

В здании было прохладно и бесшумно. Старушка вахтёрша проводила его испуганным каким-то взглядом, и уже подходя к залу, он понял, что было непривычно — не было слышно отдалённого тарахтения генератора. Впрочем, это бывало — вдруг да был свет, тогда ребята генератор отключали; в общем, это не насторожило. Скользнул взглядом по рукописной афише — что у нас там сегодня? «Свадьба в Малиновке»…

Но когда открыл дверь и вошёл в зал, понимание, что — вот они, неприятности, были наглядны: шторы на окнах, обычно задёрнутые при просмотре, были частично раздёрнуты; не было обычных десятка-полтора зрителей, напротив — стулья стояли или лежали хаотично, как будто посетители покидали зал в спешке. По залу шарахались несколько неприятного вида личностей, возрастом от 16 до 25-ти, одетых разномастно, но общим выражением лиц, бесцеремонностью, с которой они пинали попадавшиеся на пути стулья, чётко вписывающихся в новомодную категорию «гопники». Опп, у них и железяки с собой!

У нескольких субъектов в руках были арматурные пруты с обмотанными изолентой «рукоятками» — орудие очень опасное, к тому же крайне дешёвое, в случае чего не жалко выкинуть и прикинуться ветошью при, скажем, визите патруля… Но патрулей тут давно уже было не видно.

Сейчас один из них, толстый, наглый, с почему-то плотно, в несколько слоёв проклеенной лейкопластырем и марлей щекой, стоял около выключенной телепанели и, жестикулируя плотно перебинтованной кистью правой руки, явно что-то «предъявлял» Насте, что работала у друзей чем-то вроде администратора-билетёра-кассира-видеотехника. Судя по её совсем бледному виду — предъявлял давно и с чувством. Увидев вошедшего Владимира, Настя с облегчением выдохнула:

— Вот он — владелец! С ним и разговаривайте! — с бочком-бочком стала упячиваться в сторону.

— … ща тут всё ращнесём нах и тя на хруг поставим, бушишь тут ищчто… — не закончив тираду, которую толстый обращал к девушке, тот повернулся, отыскал взглядом Владимира:

— Ааа!! Иди щуда, пащкуда! — подойдя поближе, Владимир определил, что, видимо, морда у него сильно порезана, он и говорил, стараясь не двигать губами; за главного он у них, что ли?

— Твая шш… шарага швая?? — надвинулся на Владимира толстый. От него противно воняло потом и медицинской химией. Парни, до этого бесцельно слонявшиеся по залу, пиная стулья, стали стягиваться к нему. Владимир насчитал шесть рыл вместе с главарём, вскоре они образовали вокруг него круг — и это не сулило ничего хорошего. Тихонько стукнула дверь — Настя сбежала, Владимир остался один на один с шестерыми явно не расположенными к нему типами.

— А вы кто такие, вам что надо? — стараясь без нужды не обострять, задал он как ему казалось, самый безобидный вопрос.

— Чо?.. Чо, ты наешжаишь што ле, коммерш шраный??? — неадекватно отреагировал толстый и попытался схватить за ворот Владимира левой рукой, но тот отодвинулся. Толстый, промахнувшись рукой, покачнулся, и неуклюже сделал шаг вперёд, при этом нога его чуть не подвернулась и он страдальчески сморщился. «Чёрт, какой-то инвалид…» — подумал Владимир, — и с ногой у толстого тоже было что-то неладно, из-под штанины джинсов над кроссовком у него он заметил толсто намотанный бинт.

Но остальные были вполне себе здоровы, что он тут же и почувствовал посредством болезненного толчка арматурным прутом между лопаток…

— Стой, падла, как стоишь!

— Гуинплен, ипани ему по чану, штоб понял о чём речь! — тут же послышались слова поддержки толстому. Припадая на ногу, тот приблизился к Владимиру и, противно воняя изо рта, стал излагать «претензии».

Из шепелявой речи «Гуинплена» Владимир понял, что он — «шука паршивая», «шукин кот» и «паханец», что он со своим «паханым видеошалом» находится «на территории» этого вот толстяка, носящего имя трагического героя Виктора Гюго явно за травмированную рожу, — вот ведь, начитанные твари… Что он должен платить, платить и платить, потому что уже столько времени, не спрося разрешения… «…да он вааще офигел, падла, коммерс поганый, расположился как у себя дома!» — поддержали главаря подельники, поигрывая железяками и с явной издёвкой разглядывая попавшегося в круг коммерса.

— Чего бы вдруг? — попытался отмазаться Владимир, но тут же ощутил вновь болезненный толчок в спину. «Они ведь и пырнуть могут. И очень просто» — мелькнула мысль, — «Сссука, без ствола как голый на параде!»

— Шы што, патла, платить не хошишь?? — нагнал строгости толстый.

— А если я заплачу — можно будет идти? — наудачу, выигрывая время, спросил Владимир.

— Хы! — осклабился, забывшись, главарь; и тут же опять скуксился, видимо от боли в щеке.

Подельнички толстого удовлетворённо зашумели, не давая, впрочем, особых надежд: