Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел - Страница 17

На улице грохнуло и затарахтели выстрелы. Подскочив как ужаленный, он сбросил наушники через которые в процессе работы слушал музыку, и из-за которых раньше не услышал отдалённой стрельбы. Подскочив к окну, он увидел как по проспекту перебежками передвигаются фигуры в камуфляже, с оружием. Увешанные амуницией, всеми этими «разгрузочными желетами» да «разгрузочно-подвесными системами», про которые он до этого не только читал на сайтах, но и даже сам сшил себе что-то подобное на старенькой маминой швейной машинке; они прятались за стенами, влипали в проёмы окон, растекались в нишах домов, и всё целились, целились в что-то, находящееся в другой стороне Проспекта.

«Началось??!» — вихрем пронеслось в голове, — «Опоздал?..»

Он метнулся к телевизору и включил его на полную мощность. Ещё не появилось изображение, как телевизор запинающимся голосом дикторши сказал:

— … просит сохранять спокойствие. Происходящее в городе контролируется, и вскоре ситуация будет… эээ… будет взята под контроль. В город выдвигается дивизия внутренних войск…

Он смотрел в окно: там, куда целились перемещающиеся по проспекту военные, что-то произошло, сквозь речитатив дикторши донеслось рычание мощного мотора; фигурки засуетились и начали палить в том направлении, дробно застучали автоматные очереди, а с той стороны им ответило тоже очередью что-то большое и несравненно более солидное: «тра-та-та-та-та!»; потом прямо напротив окна из прохода между домами выбежал и встал на одно колено человек в камуфляже с гранатомётом на плече, тут же сильно грохнуло, так, что дрогнули отчётливо стёкла, спереди и сзади гранатомётчика фыркнуло пламя, взлетели в воздух бумажки, листья, обрывки, — и в той стороне откуда было «тра-та-та» тяжело грохнуло… «Что же я тут стою, это ж не кино снимают!..» мелькнула мысль в голове у Вовчика, и он ринулся в ванную. Упал там на пол и постарался вжаться под холодный жёсткий надёжный, как казалось, бок ванны… «Вот она какая, война!» мелькнуло в голове. Смотреть «на войну» из окна не появилось теперь ни малейшего желания, стало понятно что с улицы может прилететь что-то жизнелишающее, и очень просто; и потому он принял решение оставаться в ванной. Но стрельба и глухие удары взрывов продолжались так долго, что, наскучив, он всё же сделал две вылазки: затащил в ванную из комнаты спальный мешок, чтобы было не холодно на кафельном полу, прихватив там же и свой «ТЧ», «тревожный чемодан» в виде рюкзака со всем необходимым для выживания на пару суток; и второй раз, вспомнив что в кухне остался включённый комп, несомненная и самая большая дома ценность, и сползал туда на четвереньках, забрал его со стола. Телевизор в это время вещал уже мужественным мужским басом:

— … все, кому дороги демократия и законность. Все здоровые силы общества как один человек поднимутся на защиту от посягательств…

А потом война пришла и непосредственно в квартиру Вовчика. На лестничной площадке затопало, и в железную внешнюю дверь загромыхали чем-то железным же. «Открывай!!» — донеслось с лестничной площадки. Чуть высунувшись из двери ванной, Вовчик обмер, так что, казалось, отнялись ноги. «Я-то тут при чём??» — заполошно подумал он; а в дверь ещё несколько раз ударили чем-то, и послышался, как ему показалось, соседский голос: «Он там, дома должен быть. Вы постучите. Самая удобная позиции и есть, — я сам военный. А у нас на проспект только кухня выходит, никакого обзора!» — и вновь в дверь вдарили, видимо, пинками и прикладами. Вовчик, конечно же, не сделал ни малейшей попытки открыть дверь, он молился выживальщецкому богу, чтобы они ушли, пусть к другой квартире, но вместо этого на площадке гаркнули:

— Тищенко! Давай эту дверь к чертям! Все — вниз!

Поняв, что сейчас случится что-то страшное, Вовчик спрятался обратно в ванную, затворив за собой дверь, и завернувшись в спальный мешок, постарался вдавиться под ванну, и ему это почти удалось… На входе грохнуло так, что несмотря на закрытую дверь в ванную заложило уши, по квартире затопали; кто-то рванул дверь ванной и заглянул, в щель потянуло вонючим дымом, Вовчик опять привычно уже обмер, но на него не обратили никакого внимания; в комнате рывком распахнули окно, и на кухне тоже, причём и там, и там стёкла лопнули; и вскоре из комнаты и кухни послышались оглушительные вблизи очереди — пулемёт и два автомата.

Стрельба продолжалась, как казалось, бесконечно, перемежаясь в перерывах забористым армейским матом. Военные матом, как понял Вовчик, не ругались, они матом разговаривали, при этом прекрасно друг друга понимали. Слушая дробное грохотание пулемёта за стеной, Вовчик с ужасом ждал, что в пулемёт сейчас с проспекта залепят из гранатомёта или пушки, и он тут накроется песцовым хвостом за компанию с военными, причём даже не зная кто это такие и за какие идеалы они строчат сейчас из окна его кухни. Но в пулемёт ничем не залепили; через некоторое время в квартиру опять кто-то забежал, грохоча коваными каблуками по паркету, в комнате последовал краткий диалог, весь сплошь состоявший из нецензурщины, и военные застучали каблуками, уходя из вовчикова дома. Никто из них больше в ванную и не заглянул. Стрельба и взрывы на Проспекте не утихла, она просто переместилась туда, ближе к комплексу Дома Провительства.

От военных осталась сорванная входная дверь, разбитые и растоптанные горшки с цветами, выбитые стёкла и горы стреляных гильз. Мобильник с обеденного стола, впрочем, пропал… Когда Вовчик осмелился наконец выползти из ванной, телевизор на кухне по-прежнему работал, только на этот раз на экране была просто заставка. Как сообщили на следующий день, «здоровые силы общества победили».

Два дня наводил порядок. Через неделю всем, у кого были выбиты стёкла в окнах на проспект, застеклили централизованно — очевидно, чтобы центр выбитыми окнами поменьше напоминал место боевых действий. Насчёт взорванной двери только пожали плечами, — с какой бы, типа, стати? Её с проспекта не видно! — возмущался Вовчик.

— И что теперь с дверью думаешь? — поинтересовался Владимир.

— Ну что думаю. Ничего не думаю. Вот как есть так и будет. Всё равно я тут надолго не задержусь. Всё это не надолго! Как только опять назревать станет…

— А ты перед путчем это «назревание» чего, не чувствовал?

— Не, не чувствовал… — готовя на кухне чай, виновато сообщил Вовчик, — Или, вернее, чувствовал, но… Сигнала как-то не было… Как-то всё казалось что зачем сегодня, лучше завтра или через неделю… Здесь, типа, ещё жить можно… Вот и тянул. Ну а теперь!.. Тем более ты приехал! Вместе мы… Сила! Теперь всё с нуля и по-новой!

«С нуля. По-новой…» На старт новых «крысиных гонок»? Владимир вспомнил, как говорил профессор: «Какого «сигнала о начале» ждут люди? Пожалуй, никто и не почешется пока инструкция не появится в виде гигантского табло в небе, видимого на всех континентах, и непременно со спецэффектами!»

Он огляделся по сторонам. После коттеджа, даже после студенческого кампуса обстановка квартиры у Вовчика поражала бедностью. Чёрт, как же он трудно живёт… Владимир почувствовал укол совести. Сам-то он никогда не думал о таких мелочах как зарабатывание на жизнь, не пил чай из треснутой чашки, предпочитал за чаем крекеры или тосты, а не высушенные бог знает когда самодельные сухарики; у него никогда не было таких выцветших зановесок на окнах, при жалюзи зановески вообще не нужны; лет двадцать не менянные обои… Что же я, сволочь и эгоист, не мог помогать другу? Впрочем, сам-то… Всё за счёт отца, а выступал ещё…

- … эти сволочи ещё виноваты! — продолжал между тем Вовчик.

— Так… какие сволочи?.. Правительство?

— Ну, это само собой, но ни о них речь. Я о соседях. Вовка, это была самая моя большая ошибка, когда я им всё рассказал! Ну, когда стал интересоваться выживанием. Я с ними со всеми беседы провёл! Объяснял, доказывал, рассказывал как правильно запасы делать! Что ты!.. смеялись. Пальцем у виска крутили. На, Вовка, сахар. И вот карамель. Ага, всё из запасов… За психа держали! А потом, как пошло это… ухудшение… ну, помнишь, с чего всё началось — что там, конфликт на Тайване, в Иране когда всё по-крупному закружилось, да Китай объявили агрессором, да попёрли из Совета Безопасности, — когда всё пошло вразнос, многие на жопу сели… Вон, Ирина Павловна, — была старшим инспектором по кадрам, Алёна — главный бухгалтер, Валентин Ильич диспетчером на аптечном складе, все без работы остались, и это… без средств к существованию, как говорится. Ну, то есть их не уволили, — не знаю, ты знаешь, нет, — тут же ввели мораторий на увольнения, чтобы поддержать типа электорат — только толку никакого, в натуре — что толку если обязали выплачивать только минималку, а и ту задерживают по нескольку месяцев, вот за счёт талонов-карточек и выживают… пока. И тут же ко мне: Вовчик дай то, Вовчик дай сё, и ладно бы если, скажем, по-соседски соли или спичек. Нет. Риса дай ребёнку сварить. Сахару. Молока нет — сухого молока дай, Вовчик, у меня ведь есть, они знают. А что ты, говорит, талоны не получал — я расписывалась, гляжу, только напротив твоей фамилии росписи нет? Масла, говорит, дай?..