Крысиная башня 2 (СИ) - Дартс Павел - Страница 2

И потому я перебрался из батиной мастерской в палатку. Нет, не в свою — мою эта падла, коробка железная, тоже одним из снарядов порвала на лоскуты, — тем самым снарядом, что и Крыса Малого чуть не убило, но травмировало. И потому я в соседней комнате с Толяном соорудил себе другую палатку — типа «шатёр», из ковров, матрасов и покрывал. На растяжках. Прикольно было смотреть, как Толян загоняет дюймовые гвозди под растяжки в полированный прежде паркет…

Жилище получилось ничего себе, но, опять-таки, холодно. Ни свечка, ни две свечки, ни три, уже тепло не давали — морозы, млядь… Напротив — при закрытых вент-отверстиях выжигали кислород, и начинала кружиться голова. А откроешь — всё тепло мáхом вылетало наружу и наступал жуткий дубарь…

И тогда батя придумал «грев».

По сути ничего сложного: пара тяжёлых чугунных, фигурных таких «кирпичей»; выломанных из чьей-то стиральной машины, где они на барабане были для гашения вибрации, что ли. Привязанные на стальную проволоку, они накалялись за день прямо в самой печке, в топке; потом, вечером, их можно было вытащить, завернуть хорошенько в одеяла, чтоб не обжечься — и в палатку! Сразу получалась, эта, комфортная температура. Потом, ночью, по мере как железяки остывали, я их постепенно от одеял освобождал… И вентиляцию можно было не делать; в общем, на ночь обычно хватало; под утро только вот…

— Давай, давай, пробуждайся помалу; выбирайся… Сейчас там позавтракают, — и мы, второй сменой. Поедешь с Толяном на кладбище?.. — от бати помимо солярки отчётливо пахло спиртным; опять, что ли, поддал с утра? Что-то с ним это стало случаться слишком часто.

— Пап, ты чо, забухал? — не отвечая на его вопрос, спросил я, нащупывая фонарик и соображая, куда сунул вчера флиску — в ноги или под голову.

— При чём тут «забухал»?? — ушёл батя в несознанку, — Чисто рюмку коньяка, для аппетита. Типа аперитив. Давай-давай, вылазь давай!..

— Ага, для аппетиту, рюмку, одну, так я и поверил!.. — пробухтел я, одеваясь. Бля, неудобно лёжа одеваться; но вылазить раздетым в мороз ещё меньше хотелось; тем более что в «шатре» от принесённого батей «грева» вновь распространялось приятное тепло.

Заскрёбся в углу, в клетке Крыс Малой, «инвалид войны», как его называл батя, тоже ожидая и завтрак, и путешествие в клетке по холодной Башне на кухню. Впрочем, инвалидов у нас после той бойни в Башне хватало: и Васильченко, и Миша; один я вот, как заговорённый — ни царапины! Вернее, царапины были — там о стену приложился черепом, тут пузо ободрал под разгрузкой, когда через лазы наперехват того, «Главного», нёсся — но это всё не боевые ранения; так, пустяки… я и внимания на такие мелочи давно уже не обращал; главное что ни пуля, ни осколок ни цапнули!

Повезло!

Впрочем, батя правильно говорит: «Везёт тому, кто сам везёт!» — не будь у нас столько ходов в Башне наделано; не продумай мы систему обороны с сюрпризами и всякими неожиданностями для «гостей», ни отработай я так чётко перемещения сквозь лазы — никакое везение бы не помогло!

— Ну, поедешь к кладбищенским? — продолжал зудеть батя, — Или пасти пеонов будешь? Смотриии!..

Одеваясь, я раздумывал: с одной стороны смотаться «на кладбище» прикольно — у «кладбищенских» много всяко-разно интересного; опять же с Жексоном пообщаться, — он хотя и взрослый уже мужик, но ко мне как бы благоволил, с ним интересно было потрепаться по всяким электронным делам; и даже, если Спец не припашет, сразиться по сетке в чо-нибудь «добепешное», типа МайнКравта, — но только Спец, или «Слепой Пью» как я называл его про себя, непременно припашет — он, зараза, хоть и слепой, но, падла, как чует, когда кто-нибудь «дурью мается», как он выражается; и обязательно на что-нибудь припашет: за теми же ихними пеонами наблюдать; или сменить кого на охране периметра; или, на край, вручную ленту к КПВТ набивать — ручками-ручками, то ещё удовольствие, по холоду-то — у них «арсенал» не отапливается. И пофиг ему, что я как бы в гостях; и как бы «герой»; ну, типа, в определённом роде знаменитость в нашем районе стал! Чёрт слепой, тьфу!

Но у него там жёстко, — он «не папа», как заметил Толян, — у него повыдрыкиваться с «не хочу, устал, неинтересно» непрокатывает, — припашет, и будешь как дурак, пока Толян все свои дела с ним не утрясёт…

В Башне остаться?.. Толян уедет; батя, конечно, к себе в мастерскую уроет, бомбы клепать; опять пеонов пасти? В принципе можно; это уже другие пеоны, не «военнопленные» как последний у нас кокнутый нападавшими Джамшуд; это люди «вольнонаёмные» — Костян, Глеб Николаич, Шленский, Зануда, — мы их не «в плен взяли» как ту, прежнюю гоп-компанию, которая теперь один за другим переместилась в «мертвецкую» в подвале дома напротив; их нам одолжил тот же Спец. Для восстановления и обустройства, так сказать. И, поскольку они «своей волей», — чисто за хавчик, тепло и защиту, — бдить за ними можно было вполглаза; и работали они без цепей; но всё ж таки — «Регламент есть регламент, и нечего посторонним людям расхаживать своей волей и без надзора по родовому крысиному гнезду!», как выразился батя, — присматривать за ними надо было. Хотя батя на меня катил, — я прошлый раз Костяна отлупил палкой, что тащится… По старой привычке, так сказать. Батя орал потом, что «это другие люди» и «с ними так нельзя!» Да пох…

Васильченко что? — Васильченко глаза лишился в той заварухе; Мише осколками руку посекло, — из них надзиратели те ещё… В принципе, так-то подумать, то и выбора не было — кому-то надо за пеонами следить! Не бате же время терять — у него своих дел хватает; но он мне «альтернативу» предлагает, — это, понятно, такой психологический ход: чтоб я прикинул и «сделал правильный деловой выбор», а не по обязаловке, как у Спеца. Психолог, млин. Бухой¸ мля. Ладно, после завтрака решу…

Рассовал ТТшники по кабурам, наган тоже не забыл.

— Подумаю!.. — буркнул я, вылазя из шатра уже полностью экипированный, и вытаскивая за собой клетку с Крысом. Чтоб не думал, что всё просто так: выбор, типа, без выбора. Ага, имел я ввиду эти расклады!..

Пошли на кухню, где «первая смена» уже покушала, и место за «котацу» освободилось.

«Котацу» — это ещё одно нововведение батино, надо сказать, довольно удачное в этой проклятой холодрыге. Где-то он про это прочитал. У япошек, кажись, такое принято было; на Окинаве; где зимы суровые местами, а до постройки нормальных изб, как в Сибири, косорылые не дотумкали.

Так-то всё очевидно: под обеденный стол ставится жаровня с углями, желательно из толстого металла, массивная, с крышкой же, чтобы столешница не прогорела; сверху стола — плотная скатерть до пола. Садишься за стол — ноги под скатерть; от жаровни ногам тепло!

Япохи такие специально изготавливали; а у нас в такой роли корпус двигателя без содержимого, с крышкой от него же. Удобно — массивный. Пеоны его и притаскивали из соседней комнаты, где в нём прогорал костёр для нагрева «в чёрную».

Скорей бы нормальную печь восстановили — задолбало: ногам тепло, а нос и руки мёрзнут! Ну, хоть так…

Но дилемма, оставаться в Башне пасти пеонов или ехать с Толяном на кладбище в слабой надежде сыграть с Жэкой в МайнКравт, если Спец будет чем-нибудь занят и не припашет, разрешилась сама собой: завтрак уже заканчивался, и я склонялся к тому, чтобы ехать, когда прибыл переговорщик — хотя до этого, вроде бы, договаривались на завтра.

Толян, как увидел его джип во дворе, аж перекосился — он этого парня не переваривал. Ну как парня — тому лет сорок, просто выглядит и одевается моложаво. Не бушлат — модная (в прошлом) утеплённая цветная куртка, шапка из чего-то мохнатого, цветной же «пидорский» шарф. Зовут Пагар — это фамилия, имя — Константин. Но Толян, а за ним и мы, так и звали его: Пагар. Как бы устанавливая дистанцию: мы тебе тут нах не друзья, по имени тебя звать не будем; по имени-отчеству — тем более, уровнем не вышел.

Он тоже, так сказать, отвечал взаимностью; и нас, видно было, презирал.