Самый тёмный час (ЛП) - Кэбот Мэг - Страница 5

Вот скажите, у меня что, на лбу написано большими буквами «Обслуживание номеров»? Почему именно мне всегда приходится наводить за другими порядок?

А все потому, что я имела несчастье родиться медиатором.

Должна сказать, мне кажется, я гораздо лучше подхожу для этой работы, чем бедняга Джек. Я имею в виду, я встретила своего первого призрака, когда мне было всего два года, но уверяю вас, моей первой реакцией был не страх. Не то чтобы в нежном возрасте двух лет я могла чем-то помочь приблизившейся ко мне несчастной страждущей душе. Но я не завопила и не убежала от нее в ужасе.

Лишь гораздо позже, когда папа — который умер, когда мне было шесть, — вернулся и все мне объяснил, я наконец в полной мере осознала, кто я и почему могу видеть мертвецов, хотя все остальные — например, моя мама — их не видят.

И все же одно я точно поняла с самых юных лет. Упоминать в разговоре с кем-то, что я вижу людей, которых они не видят? Ага, не очень удачная мысль. Во всяком случае, если я не хочу оказаться на девятом этаже в «Бельвью», куда засовывают всех психов Нью-Йорка.

Только Джек, похоже, не обладал тем прирожденным инстинктом самосохранения, который, по всей видимости, был у меня. Он откровенничал по поводу всей этой призрачной фигни с каждым, у кого были уши, а это неизбежно привело к тому, что его бедные родители не желали иметь с ним ничего общего. Бьюсь об заклад, его ровесники, решив, что он врал, чтобы привлечь к себе внимание, испытывали те же чувства. В известном смысле малыш сам стал причиной всех своих неудач.

С другой стороны, по-моему, кто бы там наверху ни раздавал медиаторские бейджики, ему бы следовало получше присматриваться, готовы ли получающие эту работу психически справиться со своими задачами. Я много жалуюсь на медиаторскую долю, потому что она значительно осложнила мою общественную жизнь, но в этом ремесле нет ничего такого, с чем бы я не справилась одной левой…

Ну, кроме одного.

Но я очень стараюсь об этом не думать.

Или, точнее, о нем.

— Медиатор, — повторила я. И пояснила: — Это человек, который помогает умершим двигаться дальше, к их следующей жизни. — Ну или куда они там отправляются, когда дают дуба. Но мне не хотелось затевать дискуссию на метафизические темы с этим парнишкой. Я хочу сказать, ему же все-таки только восемь лет.

— Ты имеешь в виду, что я должен помочь им отправиться в рай? — уточнил Джек.

— Ну да, наверное. — Если он есть.

— Но… — Джек покачал головой. — Я же ничего о нем не знаю.

— Тебе и не нужно. — Я попыталась придумать, как ему это объяснить, а потом решила, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. По крайней мере, именно это все время повторял мистер Уолден, который вел у нас в прошлом году английский и мировую историю.

— Слушай, пойдем со мной, — предложила я, взяв Джека за руку. — Посмотришь, как это работает.

Но малыш тут же пошел на попятный.

— Нет! — ахнул он, распахнув от ужаса карие глаза, так похожие на глаза брата. — Нет, я не хочу!

Я вздернула его на ноги. Эй, я никогда и не говорила, что рождена для работы нянькой, помните?

— Пошли, — повторила я. — Хорхе ничего тебе не сделает. Он правда очень милый. Давай узнаем, что ему нужно.

Мне пришлось практически нести Джека, но я наконец дотащила его до того места, где мы в последний раз видели Хорхе. Мгновение спустя садовник — или, вернее сказать, его дух — снова появился перед нами, и после множества вежливых раскланиваний и улыбок мы перешли к делу. Это оказалось довольно непросто, учитывая, что английский Хорхе был на том же уровне, что и мой испанский — иными словами, совсем неважный, — но в конце концов я все же смогла догадаться, что удерживает Хорхе от перехода из этой жизни в следующую — чем бы она ни являлась. Его сестра присвоила розарий[5], оставленный их матерью ее первой внучке, дочери Хорхе.

— Так что мы просто должны заставить сестру Хорхе вернуть розарий его дочери Терезе, — поясняла я Джеку, пока вела его в холл отеля. — Иначе Хорхе будет ошиваться тут и продолжать нас доставать. О, и он не сможет обрести вечный покой. Понятно?

Джек ничего не ответил. Он просто в отупении плелся позади меня. Все время, пока я разговаривала с Хорхе, он стоял рядом, молчаливый, как смерть, и сейчас выглядел так, словно кто-то стукнул его битой по затылку раз двести, не меньше.

— Иди сюда. — Я втащила Джека в вычурную телефонную будку из красного дерева с раздвижной стеклянной дверью. Когда мы оба оказались внутри, я закрыла дверь, сняла трубку, бросила в щель для монет четвертак и сказала Джеку: — Смотри и учись, молокосос.

Последующий разговор был довольно типичным примером того, чем я занимаюсь почти каждый день. Позвонив в справочную, я выяснила номер виновницы проблем и набрала ее. Когда та подошла к телефону и я убедилась, что она достаточно хорошо говорит по-английски, чтобы меня понять, я сообщила ей известные мне факты без всякого приукрашивания. Когда имеешь дело с неживыми, нет нужды что-то преувеличивать. Обычно хватает того, что умерший связался с вами и сообщил детали, о которых никто, кроме покойного, не знал. К концу нашей беседы явно растерянная Марисоль заверила меня, что розарий сегодня же окажется в руках у Терезы.

Вот и весь разговор. Я поблагодарила сестру Хорхе и повесила трубку.

— Ну а теперь, если Марисоль этого не сделает, Хорхе снова даст о себе знать, и нам придется прибегнуть к чуть более убедительным действиям, чем простой телефонный звонок, — пояснила я Джеку. — Но у нее был очень испуганный голос. Стремновато, когда тебе звонит совершенно незнакомая девушка и заявляет, что она общалась с твоим покойным братом, и что тот на тебя зол. Зуб даю, она все исполнит.

Джек задрал голову и уставился на меня.

— И все? — спросил он. — Это все, что ему от тебя было нужно? Заставить его сестру вернуть ожерелье?

— Розарий, — поправила я его. — И да, это все.

Я посчитала необязательным добавлять, что это было чрезвычайно простое дело. Обычно проблемы, связанные с людьми, говорящими из могилы, немного сложнее, и чтобы с ними разобраться, требуется гораздо большее, чем простой телефонный звонок. На самом деле частенько приходится пускать в ход кулаки. Я как раз только-только оправилась после переломов нескольких ребер, которые заработала при встрече с компанией призраков, не оценивших моих попыток помочь им отправиться в загробную жизнь и в конце концов уложивших меня в больницу.

Но у Джека впереди была куча времени, чтобы узнать, что не все немертвые похожи на Хорхе. К тому же, сегодня все-таки был день его рождения. Мне не хотелось его расстраивать.

Поэтому я просто открыла дверь телефонной будки и предложила:

— Пошли поплаваем.

Джек был настолько потрясен всем свалившимся на него, что даже не протестовал. Само собой, у него остались вопросы… Вопросы, на которые я терпеливо давала как можно более подробные ответы. А между вопросами я научила его плавать кролем.

И не то чтобы я хвастаюсь, но должна вам сказать, что благодаря моим точным инструкциям и успокаивающему воздействию к концу дня Джек Слейтер вел себя — и даже плавал — как нормальный восьмилетний мальчик.

Я не шучу. Парнишка определенно стал более улыбчивым. Он даже смеялся. Такое чувство, будто демонстрация того, что ему ни к чему опасаться привидений, которые лезли к нему всю жизнь, рассеяла страх Джека перед… ну, перед всем. И вскоре он уже носился вокруг бассейна, прыгая с борта бомбочкой и раздражая всех докторских супруг, которые пытались принимать солнечные ванны в стоящих неподалеку шезлонгах. Как любой другой восьмилетний мальчишка.

Он даже завязал разговор с другими ребятишками, которых выгуливала Ким, одна из моих коллег-нянь. И когда один из них плеснул водой Джеку в лицо, вместо того чтобы удариться в слезы, как он сделал бы еще вчера, Джек плеснул в него в ответ, заставив Ким, которая барахталась в воде рядом со мной, спросить: