Жизнь за гранью (СИ) - Тильман Любовь - Страница 10

– Спать будешь здесь! Не петь! Не шуметь! Не разговаривать! Сидеть и лежать только на своей койке!

– Я хочу увидеть сына!

– У тебя нет сына! У тебя никого и ничего нет, не было и не будет! Если пройдёшь отбор врача, будешь рожать членов нового человеческого общества!

Последние слова Фруми напомнили мне угрозу, прозвучавшую в диалоге Марго и сухопарого незнакомца.

– Постой! – воскликнул я. – Получается, что тебя украли те, кому я добровольно помогал все эти дни. Я ведь перевозил грузы и людей. Они объяснили, что собирают живых. Мне и в голову не приходило, что они могут захватывать кого-то насильно и превращать в рабов. Но тогда получается, что на дороге на нас нападали вовсе не разбойники, а люди отчаянно пытавшиеся освободить пленников. А я ещё удивлялся, что им грабить, если вокруг так много бесхозных вещей, в том числе техники и продуктов питания.

– Расскажи мне! – попросила супруга.

– Потом, сначала докончи свой рассказ. Ты прости, что перебил, просто вдруг понял, каким же дураком можно сделать человека, подсовывая ему фальшивую информацию.

Фруми потянулась ко мне и, чмокнув в небритую щёку, продолжила свой рассказ. Через несколько дней её перевели на уборку усадьбы и она, протирая оконные стёкла, в группе детей увидела Лёнечку. Он был там одним из самых маленьких, но несмотря на это, в отличии от большинства детей, почти без ошибок, хоть и несколько замедленно, как бы раздумывая, следовал всем командам и даже сумел один раз подтянуться на маленькой перекладине. Она невольно улыбнулась, вспоминая их утренние пробежки и спортивные занятия всей семьёй. Маленький хитрун поступал точно так, как учил его отец держаться перед противником – показывал, что не глупый и не слабак, но не раскрывал своих истинных знаний, силы и ловкости.

Позже, когда они скитались, стараясь обходить стороной жильё и открытые пространства, Фруми, подбадривая сына, сказала: «Ты такой молодец, папа бы гордился тобой!» На что Лёнечка, бесхитростно, ответил: «Мамочка, они садили нас за один стол. Тем, кто совсем ничего не умел, наливали в миску какую-то размазню, кто старался – получал кашу, картошку, или макароны, а лучшим давали ещё и хлеб с маслом, варенье и пряники. Один мальчик сунул своему младшему брату полученную конфету, их обоих привязали к дереву и оставили там стоять на всю ночь. А если бы я старался ещё, они бы отправили меня к старшим ребятам, которые занимались в другом дворе, и тогда я не смог бы видеть тебя в дверях сарая, или в окне дома…» – и глядя как она размазывает по лицу невольно брызнувшие слёзы, обнял её за ноги и добавил: «Ну что же ты плачешь, ведь всё уже хорошо! Мы же идём к папе?! Да?!» Она не могла ни соврать ему, ни сказать правду. Он был гораздо сильнее и мужественнее её, их маленький мужчина. И только обняла, присев на коленки: «Мой милый сыночек!»

Несмотря на физическую усталость и моральный протест, Фруми старалась работать хорошо и быстро. Работа в доме давала возможность хоть изредка видеть занимающихся во дворе ребят, надежду услышать в разговорах какую-нибудь важную информацию, а кроме того она очень боялась, чтобы её не отправили к врачу. Перспектива стать инкубатором приводила её в ужас. Поэтому, закончив убирать и тереть, она шла помогать на кухню, хотя её туда никто не направлял, и молча бралась за всё, что видела – мыла, чистила, резала… К концу недели все уже так привыкли к ней, что начали и сами давать ей работу.

В воскресенье, совершенно неожиданно, хозяева объявили день отдыха, а ей велели идти на кухню.

– Готовить умеешь? – спросил её повар.

– Да! – сиплым от долгого молчания голосом еле выдавила Фрума.

– Что умеешь делать?

– Всё! – пожала она плечами. – Наверно всё.

– Скромная, однако! – он усмехнулся. – Десерт сделать сумеешь?

– Сумею! – эхом откликнулась она, как отвлёкшийся ученик на уроке. Фрума понимала, что в эти минуты решается её место в этом доме, а значит и их с сыном судьба.

– Что ж, начинай! Стол у противоположной стены твой, там же найдёшь всё необходимое.

– Оценив наличествующие на столе продукты, Фрума принялась готовить.

Он словно подслушал её мысли, поручив ей именно десерт. Печь Фрума умела и любила. Они часто устраивали дома детские праздники, и все мамаши потом бегали к ней за рецептами, но всё равно так вкусно, как у неё ни у кого не получалось. Хозяевам её выпечка тоже понравилась. Они приставили к ней двух помощниц по уборке, велев самой не убирать, а только присматривать за ними и направлять их работу, а после окончания уборки, идти готовить десерты. Что, что, а командовать её учить было не надо, но и сама она не сидела сложа руки, убирая наравне с ними. Особенно ей нравилось мыть окна, и мы уже знаем почему.

В один из дней, когда она раскрыла окно, чтобы протереть рамы, прилетел дрозд. Птица посидела несколько секунд на подоконнике, склонив головку на бок и как бы присматриваясь к ней, а потом слетела на плечо и проговорила в самое ухо: «После захода, коровник… коровникююю» и тут же улетела. Фруми не удивилась тому, что птица разговаривает, они видели много говорящих птиц, и даже однажды выкормили галчонка, который приветствовал их коротким: «Пррривет!», удивительным было само поведение птицы и выбор ею объекта.

Фрума-Лея совсем не была уверена, что эта информация предназначалась именно ей, и уж тем более не представляла, как она после захода солнца сможет попасть в коровник. Вечером, после окончания всех работ, во двор выпускали собак, и встретиться там с ними было равносильно самоубийству, а уйти раньше с кухни, тем более незаметно, было просто невозможно. «Разве что попытаться пойти с кухни не в барак, а в коровник…» – подумала она и тут же услышала: «Собак не бойся!» Было такое ощущение, словно голос прозвучал у неё в голове. Она оглянулась. Рядом никого не было, кроме большого рыжего хозяйского кота. Кот лениво зевнул, потянулся, а потом подошёл и потёрся об её ноги. «Дошла, – подумала она, – со мною уже и коты разговаривают».

Всю вторую половину дня Фруми раздумывала как поступить и в конце концов решила рискнуть – всё же это был какой-то шаг, какое-то действие, правильное или нет – но не сидение на месте. Как только зашло солнце и сгустилась тьма, она вышла во двор и чуть не закричала от ужаса, увидев метнувшиеся к ней чёрные тени громадных собак. Собаки, против её ожидания, не только не залаяли, оповещая охранников о инциденте, но лизнув ей руки, пошли рядом. Когда они приблизились к коровнику, одна из собак схватила её за одежду и повлекла за собой, по какой-то ей одной ведомой тропке, между коровником и конюшней, а вторая шла следом, отрезая пути к отступлению.

В голове Фруми царила паника: «Зачем она пошла?! Куда её тащат?! Что будет с Лёнечкой?!» Она не видела куда ступает, и неверно ставила ноги, скользя и подворачивая лодыжки, но потом, вспомнив старую туристскую выучку, пошла на пружинящих коленях и перекатывающейся ступне, стало немного легче. Однако вскоре она почувствовала невыносимую вонь, а под ногами зачавкало. Они спускались по какой-то всё углубляющейся расщелине, переходящей в трубу, куда и повлекла её за собой нежданная проводница.

Фруми ползла между двумя псами, головой вниз, по скользкой вонючей трубе, погружаясь в нечистоты, слегка повернув голову набок, чтобы нос был на поверхности и думала: «Всё! Сейчас я свалюсь в выгребную яму и там утону». Но ямы не было, труба выходила на склон, на котором сидел, обхватив ручонками коленки, Лёнечка. На мгновение прижавшись друг к другу, и не произнеся ни слова, они взялись за руки и побежали вниз, туда, где призывно шумел, пробегая по дну оврага, стремительный поток.