Трегуна (СИ) - "Ди Карт" - Страница 33

— Да ты что? — воскликнула Марта. — Я тебя поздравляю! Ты достойна!

— Ваша ученица и помощница не может быть недостойной.

— Определенно. Так и что там с заявлением? О признании Криса умершим, я так полагаю?

— Да, именно. Звоню вам по старой памяти, так сказать. Ваше мнение просто хочу услышать. Это ваш внук, как-никак. И, миссис Трегуна, позвольте сказать, что мне очень жаль, очень! Это трагедия.

— Спасибо, дорогая.

— Возвращаясь к заявлению: я склонна его удовлетворить, потому что не вижу оснований для отказа. Вы как на это смотрите?

— Удовлетворяй. К моему внутреннему ощущению это никакого отношения не имеет. Но мы с тобой судьи, и должны мыслить соответствующе, когда речь заходит о деле. Моя правнучка — его наследница. Ее надо растить, так что Криса нужно признать умершим. И не тяни сильно, если можно.

— Конечно, — ответила Рейчел. — Назначу заседание на четверг. Тогда же его вдова получит мое решение.

— Жена, — поправила ее Марта.

Самая приятная часть субботы — около шести вечера, когда урок рисования закончен, и можно снять футболку и неспешно пройтись вдоль берега по прохладному песку, чувствуя кожей порывы свежего океанского ветра. Воздух в это время будто бы наполнен лазурью, которая, как фильтр, изменяет картинку окружающего пейзажа. Гипнотические звуки прибоя умиротворяют, и в такие моменты кажется, что любая, даже самая острая проблема, напрочь смывается накатом очередной волны.

На главной площади уже заканчивали последние приготовления к празднику. Местные жители любили день города едва ли не больше, чем какой-нибудь Новый год или любой другой праздник, который обычно отмечают все, независимо от убеждений, веры и политических взглядов. В этом году мэрии городка удалось сэкономить немного денег, а потому было принято решение устроить непозволительную доселе роскошь — фейерверк. Пока горожане вовсю веселились на центральной площади, нанятые с континента рабочие торопились закончить монтаж салютных установок на уходящей далеко от полуострова в океан узкой полоске суши, чтобы успеть до темноты.

Каждый раз, когда новый заряд выстреливал высоко в черное тропическое небо и рассыпался там на тысячи сочных разноцветных пылинок, все немногочисленное население городка дружно издавало восторженный протяжный гул, приоткрыв рты от удивления, и озарявший небо огненный рисунок ярко освещал их изумленные лица.

После фейерверка люди решили не расходиться, а продолжить празднование. Пляжный бар, в котором школа по будням проводила внеклассные занятия по рисованию, был увешан красными и оранжевыми китайскими фонариками, и из него доносились песни и смех. Облокотившись на крепкие бревенчатые перила маленького пирса, уходящего от бара в воду на несколько метров, Мали стояла с коктейлем в руках и задумчиво (а может, и мечтательно) глядела в бескрайнюю океанскую тьму.

— О! Рик! — повернулась она к молодому человеку, и несколько локонов ее длинных гладких темных волос свесились над водой. — Как тебе сегодняшний вечер?

— Это что-то потрясающее, — ответил он и тоже оперся на перила. — Вы всегда так празднуете день города?

— Если ты про фейерверк, то сегодня это было впервые. Это очень дорого для нас. А так — да, каждый раз украшаем город, готовим много закуски, поем, танцуем! Все это сближает и помогает осознать, что мы в одной команде.

— Очень интересно наблюдать, что люди действительно принимают участие в управлении городом.

— В маленьких городках по-другому никак, мне кажется, — улыбнулась Мали. — Мэр небольшого городишки — это, скорее, координатор, старшина, но никак не чиновник.

— Но формально ты все же чиновник, — молодой человек легонько толкнул ее в плечо.

— Формально, — согласилась Мали.

— А как давно ты мэр? И почему ты продолжаешь работать директором школы?

— Скоро будет два года, как я мэр. Когда меня назначили директором школы, то я боялась, что не потяну. Но ничего, справилась. Поэтому, как только родители школьников предложили мне выдвинуть свою кандидатуру после того, как наш бывший мэр серьезно заболел, я и не колебалась вовсе.

— И чем сложнее управлять — школой или городом?

— А я не управляю. Я подсказываю, советую, пытаюсь рассудить. Но с детьми, конечно, хлопот-то побольше будет, — рассмеялась она. — Ну, а ты?

— А что я?

— Ты чувствуешь себя у нас в своей тарелке?

— Абсолютно! И успел вас всех полюбить. И благодарен за то отношение, которое ко мне сложилось у людей. Особенно у детей.

— Это твоя заслуга, — Мали положила свою руку ему на плечо. — Ты чудесный педагог. И я с первого взгляда поняла, что человек ты тоже чудесный.

— Спасибо, — молодой человек смущенно опустил глаза в пол.

— Рик, расскажи мне, если хочешь и можешь, как ты планируешь свою жизнь дальше? Собираешься остаться у нас? Или как?

— Пока хочу быть с вами, да. А дальше… Видно будет. Земля — она большая!

— Когда ты пришел ко мне в школу устраиваться на работу, то сказал, что устал от большого города и хочешь смены обстановки.

— Дауншифтинг, — подсказал он ей.

— Дауншифтинг. Но знаешь что?

— Что? — он удивленно посмотрел на нее.

Мали встала в полный рост и отставила в сторону бокал с коктейлем. Чуть прищурившись, она приблизилась к молодому человеку и пристально посмотрела в его глаза. Она словно что-то искала своим внимательным, даже сверлящим взглядом в зрачках парня, а с ее лица не сходила почти незаметная улыбка. Он еще шире раскрыл глаза, приподнял брови и неловко улыбнулся, не имея понятия, что сейчас будет. На какое-то мгновение ему почудилось, что Мали вот-вот его поцелует, и она даже подняла руку и согнутым мизинцем провела по его взлохмаченной черной челке, но в этом движении было скорее что-то материнское. Наконец она произнесла:

— В этих чистых непорочных глазах я не первый раз вижу столько боли и страданий, что мне кажется, словно это был не дауншифтинг.

— А что же? — заинтригованно спросил он.

— Побег.

Запыхавшаяся Амира уткнулась лицом в подушку и, покусывая наволочку, беззвучно улыбалась, сжимая вплетенные в ее ладони пальцы лежащего на ней Алекса, который все еще постанывал, по инерции совершая уже медленные, спокойные движения. «Мия с няней сейчас должны прийти», — лениво прошептала Амира, не открывая глаз. Алекс поцеловал ее в макушку, приподнялся и аккуратно вышел из нее.

— Завтра к нотариусу? — спросил ее Алекс, когда Амира, взбивая пальцами длинные мокрые волосы, вышла из ванной.

— Да, в одиннадцать.

— Волнуешься?

— А чего волноваться, — вздохнула Амира, — и так ясно, что у него все в трасте было, поэтому по наследованию никто толком ничего не получит.

— Я очень скучаю по нему, Амира, — сказал вдруг Алекс.

— Я тоже… — она не нашла ответить ничего лучше.

— Не надо, не говори так. Не скучаешь ведь.

Амира промолчала.

— Это все из-за идиотского уголовного дела, — горько вздохнул Алекс, смотря сквозь окно вдаль. — Он побоялся тюрьмы, я знаю. Он такой.

— Мне кажется, ты прав, — Амира подошла к нему сзади и обняла.

— До сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что мой брат убил себя. Да еще и таким чудовищным способом.

— Сейчас уже ничего не изменишь, — Амира поцеловала его в спину и пошла одеваться, чтобы к приходу няни и дочки привести себя в порядок.

В кабинете нотариуса собрались Амира, родители Криса со старшим сыном и Марта. Нотариус неторопливо листал средней толщины папку, время от времени останавливая взгляд на какой-нибудь части документа. Наконец, добравшись до запечатанного конверта, нотариус педантично вскрыл его канцелярским ножом, сделав идеальный разрез.

— Уважаемые господа, — произнес он приятным, спокойным, немного высоковатым для пожилого мужчины голосом, — на основании вступившего в законную силу решения суда о признании Криса Трегуна умершим мы раскрываем завещание, которое покойный оставил при жизни.