Воплощение (СИ) - Плотников Сергей Александрович - Страница 57
- Предыдущая
- 57/81
- Следующая
**Энгава - открытая веранда вокруг традиционного японского дома.
***Окасан - яп. “мама”, домашнее обращение к матери.
****Кавай - яп. “мило” или “милая”.]
- Я всё ещё здесь, - в голосе старшей родственницы отчётливо слышалось усталое и какое-то обречённое раздражение. - Ни в грош не ставишь старших, так имей хоть каплю уважения к родной крови, породившей тебя, беспутная дочь.
- В таком случае, “родной крови” следовало оставить меня и На-тян в покое, а не шантажом и угрозами заставлять возвращаться к “работе”! - голос Ма зазвенел оружейной сталью.
Нанао напряглась, но материнская рука нежно легла ей на макушку, и девочка сразу же успокоилась. Ма и Ба постоянно ругались, едва стоило им остаться где-нибудь вдвоём, но почему-то всё равно никогда не ссорились по-настоящему.
- Не было никакого шантажа, дура! - на мгновение самообладание оставило Юми-обачан, показав то лицо бабушки, что обычно видят другие старейшины во время собраний. - Я просто честно передала, что тебя ждёт, если ты не вернёшься. И что ждёт твою дочь, мою, между прочим, внучку, после того, как тебя убьют. Хотела покоя - так надо было спрятаться или просто уехать подальше. Ками-сама*, кому я это говорю? Куноичи**, собственноручно воспитанной и обученной. Позор на мои седины…
- Позор в том, что от твоего положения никакого толка, - уже совсем спокойно произнесла Ма. - Себя и дочь я могла спрятать, но тогда твоя мечта о власти пошла бы прахом. И что твоя власть? Ни мне не смогла помочь остаться с мужчиной, за которого сначала сами вытолкнули замуж, а потом контракт на защиту которого, видите ли, истёк, ни На-тян защитить от втягивания в “традиционное клановое обучение”.
- Мы говорим каждый раз одно и то же, - бабушка тоже вроде успокоилась.
- И каждый раз ты провоцируешь меня.
- Потому что ты каждый раз творишь какую-то глупость! - или не успокоилась?
- Может, потому, что у меня всей свободы - делать эти глупости, а? Сколько мне и дочери ещё ломать себе жизнь ради твоих амбиций?
- Возможно, что и не долго, - немного помолчав, совсем другим тоном ответила бабушка.
[*Ками-сама - яп. обращение к одному из синтоистких богов, а в данном случае аналог европейского восклицания “О боже!”
**Куноичи - шиноби женского пола. Кроме подготовки, аналогичной коллегам мужского пола, обучались использовать свою привлекательность для получения разведданных или возможности подобраться к цели.]
Скучный взрослый разговор порядком поднадоел Нанао. Орать Ма и Ба друг на друга перестали - хорошо, но теперь спор перейдёт на какие-то непонятные вещи. Распределение прибыли по секторам деятельности, защита каких-то там перевозок, уважение и готовность сотрудничать боссов гокудо и триад. Окасан будет злиться, потому что изменение этого самого уважения и готовности опять ляжет на неё: где, как на командира группы, а где и лично. Как же, доверенное лицо самой Юми-сама… Однако, в этот раз На-тян ошиблась.
- Помнишь, я тебе рассказывала о гайдзине*, жившем здесь, в деревне, и умершем за десять лет до твоего рождения?
Этой истории девочка никогда не слышала, и потому навострила уши, делая вид, что ей ни капли не интересно. Первое, чему учат маленьких шиноби - держать язык за зубами. Пока не научишься не болтать обо всём, что спросят - ни одной тайны не доверят и ничего интересного не покажут. А интересного в деревне - ого-го сколько! На-тян это знает, потому что На-тян первая освоила Белое Безмолвие среди одногодок. Есть, чем гордиться!
- Да, припоминаю. Ты ещё говорила, что старая карга Миюри никого к нему не подпускала, и подложила ему в постель всех своих дочерей, племянницу и даже внучку. И сама бы легла, если б толк был. Да только всё зря - ничего не добилась, чудесный дар забирать чужую магию так и не передался. Хотя я так и не поняла, чем этот дар был так “чудесен”: что-то ещё более бесполезное для клана ещё поискать надо было.
[*Гайдзин - яп. чужеземец, варвар.]
- Ну, положим, будь у меня такой человек в подчинении, я бы ему применение на раз-два нашла, - когда у обачан на лице появлялась такая хищная улыбка, она словно сбрасывала лет двадцать возраста. - Зазнаек, живущих по холдам, и считающих, что им сами боги равны, ждало бы мно-ого интересных открытий… И вопрос о моём возвышении на совете от тебя бы, поверь, ничуть не зависел.
- А почему Миюри ничего не сделала, только детей пыталась заполучить? - Ма не захотела ждать, пока Ба намечтается. - Кишка оказалась тонка?
- Знаешь, я много лет так и думала. Миюри говорила всем, что Герман, подобно ронину без сюзерена, стремится только к смерти, но не к победе. Его страна проиграла, его господин пал, друзья убиты, а самого его заочно осудили и казнят, стоит ему покинуть селение и показаться на глаза посторонним. Причём сам он как бы и не против. Не осталось ничего, что держало бы его на этом свете, кроме странного запрета гайдзинской веры на самоубийства.
- Это была ложь? - даже не пытаясь изобразить интерес, уточнила окасан, устраивая подбородок на темени дочери. Макушке сразу стало тепло, а самой Нанао - уютно-уютно.
- Это была правда, - обачан опять улыбнулась так, что девочка невольно поёжилась. - Правда, но не вся. Читай!
- Это что? - насторожившаяся Ма подтянула к себе пачку листов и ловко, словно веер, разложила на столе перед собой.
- Дневник. Или мемуары. Или исповедь бумаге - сама выбирай. Нашли во время ремонта под полом той минки*, где он жил последние десять лет. А ты ещё спрашивала, зачем я себе отжала коммунальные вопросы, от которых только головная боль и никакой пользы… И ведь хитро так, стервец, положил и упаковал, что ни вода не добралась до бумаги, ни мыши!
- Ни мы, - в тон старшей родственнице закончила фразу окасан.
- Стервец девок не только валял, он много чему у нас научился, - кажется, этот факт бабушку почему-то восхищал, а не злил. - Видать и вправду некуда было идти отсюда, да и незачем. Где ему ещё столько сговорчивых красоток под бок подложат?
- С немецким у меня чуть лучше, чем никак, - задумчиво обратилась к макушке дочери Ма. - Наверное, всем будет проще, если почтенная Юми-сама всё-таки сама скажет, что она такого нашла в этих записях.
- Что я нашла? - Ба манерно потупила глазки, совсем так же, как делает дура-Матока, когда хочеть показать, какая он взрослая. - О, ничего особенного. Просто оружие, способное перевернуть мир!
[*Минка - традиционный японский дом с двускатной крышей.]
- Ма, наклонись вперёд, - со вздохом попросила молодая женщина, а когда Юми-обачан с озадаченным видом сделала запрошенное - вытянула руку и ладонью пощупала лоб собеседницы. - Странно. Ни жара, ни липкого пота, никаких других признаков лихорадки. Откуда тогда галлюцинации и навязчивые идеи? Для маразма, на мой вкус, ты, окасан, ещё слишком молодая.
- Не веришь? - Ба выпрямилась и с прищуром посмотрела поверх головы Нанао. - Не надейся, дорогая, я не брежу.
- Тогда как называется то, что я услышала? - не осталась в долгу Ма.
- Это называется “адекватная оценка информации, полученной из достоверных источников”.
- “Достоверный источник” - это вот эти, как ты выразилась, мемуары?
- Не только. Дневник Германа Вернера, по большому счёту, только позволил свести все факты воедино и прояснил некоторые важные подробности. Например, как немец-экзорцист оказался совершенно один в море у восточного побережья Хонсю, где его и выловили “рыбаки” Миюри.
Юми-обачан жестом опытного картёжника (Нанао подсмотрела, как играли старшие девочки) выдернула из веера листов перед Ма один и зачитала:
- Предыдущая
- 57/81
- Следующая