Подарок для злодея (СИ) - Нехищная Алена - Страница 7

«Если приказать дракону вышибить стекло и лететь в Лес?» — размышляла Юна. — «Удастся ли задержать адмирала, отвлечь хоть минут на пять?»

— Это самый ценный зверь в мире. И самый редкий. Я думала, что у вас хороший вкус... в отличии от представителей человеческой расы. Что вы единственный, кто оценит... Я ошиблась, простите... — все еще пытаясь найти нужные слова, задеть.

— Все имеет свою цену... — уронил ар'Мхари, поднимаясь.

— Какую цену?

— Раз вы так хорошо справляетесь с драконом, будете его нянькой. Воспитание тут нужно строгое, а я — человек занятой. Поселитесь в моем родовом замке... место очень живописное, между прочим. Безлюдное, правда, но в одиночестве вам скучать не придется. Любите ящериц, полюбите и змей... Когда выдрессируете эту тварь в достаточной мере, чтобы его можно было показать в приличном обществе, сможете быть свободны... Лет эдак через двадцать...

— Вы это серьезно?

— А вы бы согласились? — присел на корточки, заглянул в глаза.

— Если это сохранит ему жизнь, то да... — пробормотала Юна, думая про себя, что из замка вполне можно сбежать вместе с драконышем, не дожидаясь условленных двадцати лет.

— Удивительно. Как же, должно быть, дешева и скучна ваша собственная жизнь, если вы, не раздумывая, готовы поменять ее на жизнь какого-то брошенного щенка...

— Он не щенок, он очень умный. Умнее, чем любой человеческий детеныш в его возрасте, — угрюмо сказала Юна.

— Что ж, тогда договорились?

— Вы это серьезно? — повторила испуганно.

— Ну вы уж сами решайте, насколько для вас серьезно сохранить этой твари жизнь, — последнее слово вырвалось, как рык. — Я сам его все-таки убью, отдай мой палец!

— Изумруд!

— Ур-ррр... — драконыш невозмутимо облизнулся. Адмиралова кровь была ему весьма по вкусу.

— Я понимаю, чтобы принять такое важное решение, необходимо время. Даю вам срок... э-ээ... завтра до вечера.

— А завтра вечером — Новый Год... — прошептала Юна.

— Вот как раз и проститесь с семьей, порыдаете на груди у возлюбленного, соберете вещи...

— Тогда я заберу его с собой? Завтра до вечера?

— Э-ээ, нет. Дракон останется со мной. Невежливо будет поздравить ваших родных с праздником сожжением дома, вы не находите? Не благодарите.

9

Юна барахталась на полу, пытясь подняться. Ощущения такие, будто колючки содрали с ног всю кожу.

— Подождите, ветки нужно снять осторожно. Сядьте.

Черная игольница разрослась, раззеленелась, оплела ноги до колен, разодрала чулки в лохмотья. Повинуясь жесту василиска, хищные ветви раздвинулись, выдернули колючки из Юниной плоти, девушка не удержалась от вскрика.

— Вы позволите?

— Нет!

Но василиск уже сдирал с Юны чулок.

— Прекратите немедленно!

— Вы намерены в таком виде явиться перед гостями?

— Уберите руки!

Черная игольница схлестнулась над головой, припеленала руки к туловищу, на сей раз бережно, отгибая колючки. Вырвавшийся дракон опять забился в невидимой сфере.

— Что вы делаете?

— Если бы вы, прежде чем дарить, спросили, какой подарок я хочу... — василиск медленно провел когтем вверх по Юниной ноге, совсем уж неприлично задирая юбки.

— Не трогайте меня!

— То я бы предпочел кусачей твари настоящую живую мавку с такими вот точеными ножками...

— Выпустите меня, пожалуйста! — Юна пыталась отползти. Коварная игольница покачивала перед лицом шипастыми лапами, обнимала плечи — страшно было даже шевельнуться. А василиск... Язык у него был фиолетовый, узкий, слегка раздвоенный на кончике. Словно в каком-то кошмарном сновидении, не в силах пошевелиться, Юна наблюдала, как это змеиное жало слизывает капельки крови с ее колена.

«Я сейчас с ума сойду»

Струйка белого свечения бежала под кожей, дырочки проколов стремительно затягивались, боль уходила. Когтистые пальцы гладили выскользнувшую из туфельки ступню.

— Первой мужской религией была женщина. Культ женственности царил, еще когда человек был первобытен и дик. Но с развитием человечества искусство создало идеал, до которого ни одной смертной женщине уже не под силу дотянуться, — неторопливо, напевно говорил василиск, — А потом появились вы. Мавки, феи, нимфы... называли по-разному. То самое живое воплощение.

Скажите, о чем вы думали, когда пришли в спальню к мужчине?

— Не об этом!

— И часто вы допускаете подобные неосторожности?

— Выпустите меня, пожалуйста!

— Я задал вопрос.

— Обычно я ношу с собой нож! — вырвалось у Юны. — Не думала, что он может понадобиться мне здесь!

— А раньше пригождался?

Юна неопределенно пожала плечами. С пьяным Нинелиным братом справилась любимая Нинелина ваза, об его голову и погибшая. От других чрезмерно навязчивых кавалеров обычно удавалось отделаться устно. Ее считали колдуньей и побаивались.

Юна редко плакала, никогда не жаловалась и почти никогда не впадала в уныние. Жизнь была, как туфелька в руках — даже из обрезков и некачественной кожи можно соорудить что-то красивое и ноское. Только сейчас, скованная шипастыми путами, ощутила весь ужас беспомощности. Правда, все еще надеялась отболтаться.

— А это правда, что василиски в родстве с драконами? Я слышала легенды, но не знаю, насколько они правдивы. А у вас чешуя на лице, так красиво блестит... как у дракона... — Юна решилась пройти по тонкому льду. Василиск явно не любил людей, но вот гордился ли он своей нечеловечностью, или терзался?

— Это единственный вопрос, который вас сейчас тревожит?

— Простите, если я вас обидела этим вопросом. Ничего не могу поделать со своим глупым любопытством... Я вас обидела?

— Да, — заявил василиск. — Как вы собираетесь заглаживать вину?

— Для начала развяжите меня, пожалуйста. Я ведь слабая девушка, не нападу на вас и не сбегу.

Неогжиданно для Юны ар’Мхари повиновался. Игольница слетела с плеч на пол, притворившись безобидной грудой веток. Он протянул девушке руку. Юна, помедлив, ее приняла, встала, отряхнула безнадежно измятые, кое-где даже порванные юбки, не зная, как вести себя дальше. Обычно она неплохо разбиралась в людях, но ар’Мхари был, как стена. Даже его гнев и язвительность казались притворными, будто он с ленцой разыгрывал ожидаемую Юной роль злодея, но под этой игрой таилась настоящая угроза. Изумруда он, кажется, накормил, и вряд ли пытался на досуге оторвать крылья-лапы — дракон его не боялся, хоть и был очень зол.

— Давайте поговорим честно. Я очень хочу, чтобы драконенок жил...

— Почему?

— Я его люблю... — просто ответила Юна. — Я думала, что вы будете гораздо лучшим воспитателем для него, чем я, но вы сказали, что он для вас — только предмет исследований. Для препарирования. Вы правда хотите его убить?

— Правда. За сегодня раз десять еле удержался.

— Что его ждет рядом с вами?

— Я не знаю.

— Как?

— Госпожа губернаторша даже не озаботилась сообщить мне ваше имя. Кто вы?

— Меня зовут Юна.

— И чьих же вы?

— Дочь башмачника Амвосия. — она произносила «башмачница» с княжеской гордостью даже перед баронами и графьями. Впервые в жизни ее голос дрогнул на этом слове.

Он слегка удивился:

— Башмачника? Надо же... Послушайте, Юна, если уж вы намерены говорить серьезно... Я вовсе не против, чтобы эта тварь жила, но в своем доме в столице поселить его не могу. И ухаживать за ним времени не имею. Если вы захотите стать его нянькой...

— Да, если это необходимо.

— Вы будете жить в моем поместье в сердце Леса. Да, этого самого Леса, окруженные им со всех сторон. Вас это не пугает?

— Лес? Конечно, нет.

— А как же проклятие вашей расы? Ваш век и так недолог, и вы готовы целиком посвятить его дракону?

Юна вздрогнула, как от удара. Она ни с кем, никогда не говорила о неизбежном, ненавидела намеки, жалость... Ненавидела еще и потому, что все принимали это как должное, никто и предположить не мог, что нужно же как-то бороться, даже против неизбежности... Даже этот, великий маг, сказал так, будто все уже решено. И Юна не удержалась, выговорила свою самую тайную, самую болезненную надежду: