Белорусский набат - Черкасов Дмитрий - Страница 4

• Предыдущая
• 4/68
• Следующая

А разговоры! Повеситься можно. Либо бесконечные монологи о «себе любимом», либо сплетни о более удачливых коллегах по перу или по театральным подмосткам, либо стоны о тяжелой жизни гения и происках завистников. Четвертого не дано. И не дай Бог не поддержать «классика» в разговоре! Надуется, как мышь на крупу, начнет козни строить, лечащему врачу жаловаться, что «какая то медсестра» не понимает тонкой души творца. Артистические личности жутко обидчивы, любое слово, не восхваляющее их лично, принимается в штыки.

— Антончик очень хороший врач, — сказала медсестра, — к нему всегда очередь. А вы по линии госаппарата или по месту жительства?

Влад отметил, что девушка считает его минчанином. В Беларуси на русском говорит больше двух третей населения и питерское произношение не режет ухо.

— Нет, я со стороны.

— Тогда только на коммерческой основе, — медсестра покачала головой, — но Антончик берет дорого...

— Здоровье дороже, — отреагировал Рокотов. — За деньги, как я понимаю, ждать не придется?

— Нет, конечно. Берете номерок на любое удобное для вас время, оплачиваете осмотр, и всё. Дальше уже сам врач процедуры назначает. А у вас что то серьезное?

— Мне нужно сделать резекцию правого верхнего клыка, — нашелся биолог. — В остальном я здоров, как питбуль.

— Давайте я вас провожу в регистратуру и объясню, к кому обратиться... — предложила девушка.

— С удовольствием...

У стойки коммерческого отделения восседала настоящая матрона. Рубенс с Кустодиевым с ума бы сошли, будь она их моделью. Ростом под метр восемьдесят, с бюстом полного седьмого размера и бедрами объемом в полтора метра. При этом матрона была подвижна и весела, что свойственно большим полным людям.

— Олеся Пална! Я вам клиента привела.

«Звучит несколько двусмысленно, — подумал Влад, — но по другому не скажешь...»

— Да а? — матрона открыла огромный гроссбух.

— К Антончику, на резекцию...

— Ага, — Олеся Павловна провела пальцем по строчкам, — на двадцать девятое все забито... Как вы насчет второго числа?

— А на завтра нельзя? — осведомился пациент. Второе июля его никак не устраивало.

— Только если с самого утра...

— Нет проблем.

— Но резекцию вам все равно завтра не сделают.

— Я знаю. Хочу просто, чтоб доктор побыстрее осмотрел...

— Болит?

— Ни в коей мере.

— Хорошо, — матрона сняла трубку телефона и набрала двузначный внутренний номер. — Сережа, ты завтра можешь с утра платного пациента принять?.. Уже назначено?.. Но у меня на восемь ничего нет... Ах, из старых... Понятно. А на послезавтра?.. Хорошо. Вас на девять послезавтра устроит?

— Безусловно, — небрежно ответил Рокотов, прокачивая ситуацию.

До часа «икс» не так много времени.

Антончик как то замешан. И завтра у него в восемь посетитель, которого нет в журнале регистрации.

Интересно...

— Фамилия, имя, отчество?

— Виталий Николаевич Гришечкин, — Влад заранее был готов к вопросу и назвал имя, уже использованное при визите в управление санкт петербургского порта [3].

— Вот ваш номерок, Виталий Николаевич, — матрона подала Рокотову картонный прямоугольник, — с вас двести тысяч...

— А чистку эмали у вас делают? — поинтересовался посетитель, доставая бумажник из кармана легкой хлопчатобумажной куртки.

— Конечно.

Жизнь мадам Гоннор, флагмана российского правозащитного движения, иногда даже более популярной, чем суетливый педофил Адамыч, складывалась непросто и состояла из двух противоположных, но, тем не менее, крепко взаимосвязанных половинок. Одна вытекала из другой, более поздняя не могла существовать без ранней.

До конца Великой Отечественной Войны юная Леночка являла собою пример настоящей советской девушки.

Пошла добровольцем на фронт, вытаскивала раненых с поля боя, сама была несколько раз ранена и награждена за мужество. Пусть не орденами Ленина или Боевого Красного Знамени, но все же... Да и плевать должно быть патриоту на количество и значимость наградных знаков. Главное — долг перед Родиной выполнить.

Однако Леночка так не думала.

«Недооценка» ее заслуг государством точила нежную девичью душу день и ночь. И наконец чувство уязвленности переросло в серьезный психопатический комплекс, предопределивший следующие пятьдесят лет жизни.

Из самоотверженной санитарки выросла злобная мстительная ведьма.

С фронтом у мадам Гоннор была связана одна тщательно скрываемая от окружающих тайна.

Дело в том, что помимо выполнения обязанностей санинструктора пехотного батальона Леночка состояла на связи с начальником спецотдела НКВД [4]при штабе дивизии. Проще говоря — стучала. И по ее доносам, подписанным нежным псевдонимом «Гиацинт», в штрафные роты за четыре года войны попали два десятка солдат и три офицера, позволивших себе произнести неосторожное слово о Великом Сталине или проговорившихся о каких либо сомнительных деталях своей биографии.

«Гиацинт» трудилась с полной отдачей...

Однако сотрудничество с НКВД не принесло Гоннор тех дивидендов, на которые она искренне рассчитывала. Ее не повышали в звании, не награждали орденами, ограничиваясь небольшими денежными и продовольственными подачками. Как объяснял куратор, это делалось для того, чтобы не вызвать у окружавших Леночку бойцов никаких подозрений. Гоннор соглашалась, но внутри у нее все кипело от возмущения.

Окончание войны принесло будущей диссидентке очередные разочарования.

Ее верная служба политическому сыску была забыта, никто из НКВД не выразил желания продолжать сотрудничество или достойно отплатить информаторше за безупречный стук, ей никак не помогли ни с жильем, ни с работой, ни с финансами. Даже характеристику для вступления в ряды ВКП(б) [5]не дали. Рядовая стукачка перестала интересовать куратора, сделавшего на ее доносах неплохую карьеру от простого лейтенанта до подполковника и с помпой въехавшего в отдельный кабинет на Лубянской площади.

Тогда Гоннор принялась мстить своим обидчикам. Но так как ничего конкретному офицеру НКВД она сделать, естественно, не могла, то Леночка перенесла свою всепоглощающую злобу на страну в целом. В одночасье весь советский народ стал ее врагом.

В тот же период времени Гоннор знакомится с молодым ученым по имени Андрюша. Весьма перспективным, но, увы, отягощенным женой. Леночка на полгода забывает о планах страшной мести и устраивает свою личную жизнь, используя для увода Андрюши из семьи все те навыки, которым ее обучили в ненавистном НКВД. Расставание с прежней супругой и новая женитьба у Андрюши проходят довольно гладко. Особенно с учетом того, что в МГБ[6]«кто то» прислал анонимный донос о том, что бывшая пассия будущего академика имеет отнюдь не пролетарское происхождение и тайно поддерживает связь с живущими за рубежом дальними родственниками.

Работать «Гиацинт» умела.

Накрепко привязав к себе погруженного в научные изыскания Андрюшу, мадам Гоннор принялась качать из него информацию о советской ядерной программе, одновременно прикидывая, кому бы эти сведения можно было предложить. Разумеется, не бесплатно.

И такие люди нашлись буквально сами собой. В середине пятидесятых годов Леночка случайно познакомилась с английским журналистом и тот вывел ее на атташе посольства США по культуре, который, как это и принято в дипломатических кругах, оказался кадровым сотрудником Агентства по Национальной Безопасности. Мадам Гоннор вздохнула полной грудью и стала вываливать своим новым друзьям все то, что Андрюша рассказывал за вечерним чаем. Это не было сотрудничеством с иностранной разведкой в классическом понимании, когда агент составляет отчеты и затем передает их через «почтовые ящики». Отнюдь нет. Просто застольные беседы озабоченной нарушениями прав человека особы и внимательных слушателей. Да и сама Леночка жутко бы оскорбилась, назови ее кто нибудь «агентессой». Ведь все, что она рассказывала, не содержало ссылок на секретные документы. Так, лишь упоминания о направлениях научного поиска, — в свете обеспокоенности мадам тем, что военная машина СССР представляет реальную угрозу всему окружающему миру.

• Предыдущая
• 4/68
• Следующая