Балканский тигр - Черкасов Дмитрий - Страница 2

• Предыдущая
• 2/72
• Следующая

Владислав полностью разделял чувства своих новых товарищей. Так же зверел от каждого радиосообщения о новых погибших, так же не понимал позиции правительства и Президента собственной страны, не пожелавших или не сумевших остановить эту бойню, так же презирал велеречивых западных политиков, нагнетающих истерию и готовых ради смещения Милошевича уничтожить всех сербов до последнего. Война быстро и незатейливо расставила всех по своим местам — нормальных людей на одну сторону, подлецов и негодяев — на другую. Последние находились в меньшинстве, но именно в их руках была сосредоточена власть. Что в США, что в России, что в Югославии… На безликое «население» им было по обыкновению наплевать. Сотни и тысячи жизней поставлены на кон международной рулетки, где в качестве приза фигурируют политические рейтинги и возможность бесконтрольно запускать свои липкие лапки в казну.

Раньше Рокотова эти проблемы, в сущности, не волновали. Война казалась ему, обычному российскому биологу, чем-то далеким и нереальным, прерогативой развивающихся стран вроде африканских или суверенных республик бывшего СССР. Но в одночасье все перевернулось.

В неудачное время попав на территорию вступившей в войну Югославии, Влад на собственной шкуре испытал все прелести боевых действий, когда внезапно исчезают нормы гуманизма и ты оказываешься лицом к лицу с многочисленным и безжалостным противником. Причем разницы между другом и врагом практически нет.

Вчерашний кореш, с которым ты пил водку, может пристрелить тебя не моргнув глазом. И только потому, что у него есть автомат, а у тебя его нет. Или еще по какой мелкой причине — вроде прошлой обиды. Да мало ли причин, если как следует покопаться в памяти! А что уж говорить о людях малознакомых или совсем незнакомых, готовых выпустить в тебя очередь только из-за того, что сами боятся выстрела с твоей стороны.

Рокотову «повезло» вдвойне.

Чудом уцелев после взрыва палатки, где он в гордом одиночестве и в пятнадцати километрах от ближайшего населенного пункта занимался научными исследованиями, Владислав умудрился перейти дорожку специальной диверсионной группе албанских партизан и даже выкрасть у них из под носа мальчишку, с помощью которого те собирались «доказать» причастность сербов к зверскому уничтожению одной из деревень на границе с Косовом.

Потом ему на голову свалился летчик со сбитого американского «Стелса», и Влад столь же добросовестно спасал его от все тех же албанцев, считая их карателями из подразделений специальной полиции. Когда же фокус с переодеванием наконец открылся, биолог чуть не погиб, выводя летчика к точке спасения, где их обоих должны были подобрать морские пехотинцы США.

Черта с два.

Американцы оказались полной противоположностью благородным героям голливудских боевиков, и вместо положенной в таких случаях награды Рокотову досталась очередь из двенадцатимиллиметрового пулемета. Хорошо не попали, а взбешенный такой неблагодарностью Владислав перебил остатки албанского отряда и спустя сутки явился в городок Блажево, горя желанием совместно с сербами отбивать западную агрессию.

Однако путь в сербскую армию Владу был заказан.

К счастью, вместе с ним из зоны боев выбралась оказавшаяся там югославская журналистка центрального телевидения. Благодаря ее вмешательству Рокотова не определили в отдельную камеру местного полицейского участка, а просто вежливо предложили отправиться в Белград, отыскать российское, посольство и отбыть на историческую родину.

Владислава подобный расклад не устроил.

Послонявшись возле призывного пункта, он нашел общий язык с не принятыми на действительную военную службу молодыми сербами и уже через два дня имел в своем подчинении десяток ребят, не прошедших медкомиссию. Двое страдали от астмы, трое видели немногим лучше кротов, а у остальных обнаружилось плоскостопие. Были еще кандидаты, но глухонемых и сумасшедших Рокотов не принимал.

Когда формирование отряда «юных инвалидов» завершилось, остро встал вопрос об оружии. Ибо противостоять натовской авиации следовало современными средствами. Из катапульты истребитель не сбить.

Обращаться за помощью к официальным властям значило потерять время и вызвать ненужные подозрения. Поэтому в ночь, когда почти все жители города тушили подожженный кем-то (сильно напоминающим неугомонного Владислава) склад нефтепродуктов, несколько одетых в темное фигур ограбили близлежащую воинскую часть. К слову сказать, по этой части на следующий же день ударил немецкий штурмовик.

Добычей группы стали два комплекса «Игла»[2], десяток гранатометов и пятнадцать автоматов АК-47 с кучей боеприпасов. Помимо этого хозяйственный Джуро прихватил на всех армейский камуфляж.

Группа быстро передислоцировалась в горы, на десять километров от Блажево. Там же выяснилось, что почти все «народные мстители» совершенно не представляют, как обращаться с оружием. К счастью, Джуро не забыл прихватить и инструкции, так что два дня сербы прилежно заучивали сухие строчки армейских наставлений. Экзамен сдали все, а контрольные стрельбы прошли на удивление гладко — никто не прострелил себе ногу и не попал из гранатомета в лежащего по соседству товарища. Даже те, кто хорошо видел чуть дальше собственного носа.

Усидчивостью бойцов Влад остался доволен. Теперь следовало привести заранее намеченный план в исполнение.

До здания американского консульства Иван Вознесенский добрался к полудню. Демонстрация протеста против бомбардировок Югославии уже началась, поэтому Иван не стал ломиться сквозь толпу в первые ряды, а скромно пристроился поодаль.

Питерская погода в тот день благоволила к собравшимся — дождик кончился за час до того, как у дома на улице Фурштадтской стали собираться первые митингующие, и теперь солнышко грело макушки демонстрантов и бойцов ОМОНа из немногочисленного оцепления.

Лозунги были те же, что и неделю, и две назад: «Руки прочь от Югославии!», «НАТО — убийцы!», «Россия + Сербия», «Милошевич, держись!». Некоторым диссонансом звучали крики старичка в потертом берете насчет агрессии США во Вьетнаме, но этого безобидного сумасшедшего знали все и не обращали на него никакого внимания. Старичок с плакатом, на котором едва угадывалась зверская рожа Линдона Джонсона, кочевал по всем мало-мальским значительным собраниям города, одинаково активно поддерживая и демократов, и анархистов, и косноязычных «левых», и вечно поддатых национал-патриотов. К нему повсюду относились с непонятной западному человеку нежностью и, что немаловажно, повсюду наливали «фронтовые сто грамм». Большей дозы пенсионеру не требовалось, и он благополучно засыпал на соседствующей с местом проведения митинга скамейке. Милиция его не трогала, почитая за некий непременный атрибут любой демонстрации, вроде хрипящего мегафона в руках у выступающего.

Иван поежился и поплотнее запахнул куртку.

В принципе делать ему здесь было нечего. Об истинном положении вещей в Югославии он знал лучше большинства собравшихся, ибо после окончания сербо-хорватского отделения филологического факультета семь лет посвятил изучению современной истории балканского конфликта. Также он прекрасно понимал, что митинг ни к чему не приведет, никто из сотрудников консульства даже не соизволит выйти на улицу, чтобы забрать приготовленное демонстрантами обращение к Президенту США. Давно установившимися правилами поведения за рубежом работникам диппредставительств Соединенных Штатов предписывалось не обращать внимания на вопли аборигенов и не реагировать ни на какие выступления. Особенно в отсталых славянских странах, должных, по мнению администрации «мирового полицейского», служить сырьевыми придатками к цивилизованному миру.

Вознесенский передернул плечами.

Косовская драма один в один повторяла трагедии в Хорватии и Боснии. Сербов убивали совершенно безнаказанно, а любой их протест приводил лишь к ужесточению санкций против них же самих. Мусульмане и католики резали православных десятками тысяч, повторяя преступления фашистов времен Второй мировой войны, организовывали гетто и концентрационные лагеря, применяли самые изощренные пытки, а «просвещенный» Запад аплодировал их успехам в деле построения независимых государств. Национальное и территориальное разделение постепенно сменялось разделением по вере — из православия упорно лепили язычество, из ислама — разновидность международного терроризма. Фанатики с обеих сторон убивали друг друга по указке миссионеров, чья деятельность оплачивалась из одного кармана.

• Предыдущая
• 2/72
• Следующая