100 великих судебных процессов - Ломов Виорэль Михайлович - Страница 20

Королевские шпионы оказались на высоте. Завязав в 1586 г. с почетной арестанткой от имени группы католиков тайную переписку, начальник разведки и контрразведки ее величества Френсис Уолсингем раскрыл наполовину сфабрикованный им же «заговор Бабингтона».

Вся переписка, из которой следовало, что Елизавету собирались убить, возвести на трон Марию Стюарт и призвать в Англию испанские войска, была представлена Тайному совету. Тайный совет постановил: «Смерть Марии означает жизнь Елизаветы, жизнь Елизаветы означает смерть Марии». Далее оттягивать суд над изменницей стало бессмысленно.

Елизавета написала Марии письмо, в котором обещала простить ее, если та признается в заговоре, но кузина ничего не ответила.

Суд проходил в замке Фотерингей. Узнице предъявили письмо Елизаветы, в котором королева просила, чтобы Мария «отвечала на вопросы благородных лиц, посланных судить ее так, как если бы это происходило в присутствии королевы Англии». Мария Стюарт в ответ обвинила Елизавету I в том, что та незаконно держит ее пленницей, и отказалась отвечать на вопросы. Члены трибунала заявили арестантке, что будут судить ее в таком случае «в ее отсутствие».

В конце концов, Мария предстала перед трибуналом из шести судей. Заправлял процессом министр и главный советник Елизаветы I Уильям Сесил, барон Бёрли. В зале заседаний присутствовали также девять графов, тринадцать баронов и четыре члена Тайного совета.

Подсудимой от имени королевы было предложено выслушать обвинения и самой защищать себя, на что Мария заявила, что она ни в чем не виновата.

Адвокат высшей категории Гауди изложил детали заговора Бабингтона и обвинил Марию Стюарт в соучастии в заговоре. Подсудимая пыталась опровергнуть обвинения, но когда представили ее переписку с Бабингтоном, разразилась «от обиды» слезами.

В конце концов, Стюарт призналась в связях с иностранными государствами и в осведомленности о заговоре Бабингтона, но отрицала покушение на убийство «дорогой сестры».

25 октября суд вынес подсудимой смертный приговор.

Неоднократные требования Марии «возможности предстать перед Парламентом или лично перед королевой Елизаветой» удовлетворили. Парламент собирался без участия Марии несколько раз. В перерывах между заседаниями у Елизаветы побывали депутации палаты лордов и палаты общин с просьбами согласиться на казнь.

Королева недвусмысленно ответила им: «Если бы ответственность не лежала на всех нас и опасность угрожала бы только моей жизни, а не всему государству и нашей религии, я бы простила это преступление… Отныне… решено, что моя безопасность не может быть обеспечена иначе, кроме как ценой головы принцессы…» (Б. Грибанов).

На сессии 2 декабря парламент единогласно признал Марию Стюарт виновной в разжигании конфликтов в Англии и в покушении на жизнь королевы, что для Елизаветы I означало одно: подписать преступнице смертный приговор.

4 декабря приговор над Марией огласили публично, что вызвало в Лондоне ликование и фейерверки.

Больше месяца Елизавета не решалась назначить день казни, но когда 8 января 1587 г. Тайный совет объявил о раскрытии нового заговора с целью убийства королевы, замышленного во Франции, это укрепило решимость монархини. 1 февраля она, так и не дождавшись от кузины просьбы о помиловании, подписала приказ о ее казни.

8 февраля в зале замка Фотерингей в присутствии трехсот дворян и рыцарей Мария была возведена на эшафот, где после зачтения приговора палач с трех ударов отрубил ей голову. Похоронили Марию Стюарт в соборе Питерборо.

Став английским королем, Яков VI Стюарт приказал в 1612 г. похоронить прах матери в Вестминстерском аббатстве, а замок Фотерингей разрушить.

P.S. Когда собирались уносить с эшафота труп, на слуг с остервенелым лаем набросилась окровавленная собачонка, любимица Марии, скай-терьер Геддон. Она пряталась в складках одежды хозяйки.

«Собачка лает, кусается, визжит, огрызается и не хочет отойти от трупа… С большей страстью, чем родной сын, чем тысячи подданных, присягавших ей на верность, борется крошечное создание за свою госпожу» (С. Цвейг).

В отчете о казни уделена этому эпизоду одна строка: «Собаку унесли и вымыли».

Дело итальянского монаха-доминиканца и священника, философа и поэта Джордано Филиппо Бруно Ноланца (1548–1600) 250 лет было скрыто от мира. Часть протоколов и постановлений святой инквизиции по процессу Бруно впервые стала доступна во время революции в Ломбардии и Венеции (1848–1849).

За истекшие полтора века многие нюансы дела так и не прояснились. В т. ч. 8 пунктов обвинения («еретических положений»), о которых упоминается в приговоре инквизиции, послуживших основанием для придания философа казни – нет их перечня, как нет и самого приговора. Нет и письменного заявления Бруно о своем «решительном отказе подписать отречение», уничтоженного инквизицией.

Исследователи смогли восстановить лишь один пункт: «отрицание Джордано Бруно таинства пресуществления» – «процесса полного сущностного превращения хлеба и вина (Святых Даров) в Тело и Кровь Христову». Предполагают, что еще два пункта касались т. н. новатианской ереси (отрицавшей возможность прощения грешников) и трактовки Бруно положения, «находится ли душа в теле наподобие кормчего на корабле».

Не вдаваясь в богословские премудрости, изложим общепринятую трактовку событий.

Джордано Бруно перед римской инквизицией. Барельеф Этторе Феррари. 1889 г.

В 1591 г. крупнейший знаток Аристотеля, пантеист Джордано, исколесивший Италию, Францию, Англию, Германию, Чехию в поисках пристанища и кафедры, с которой он мог бы проповедовать людям свою истину, изложенную им во многих речах, философских трактатах, поэмах и комедиях, принял приглашение молодого венецианского дворянина Джованни Мочениго.

Аристократ хотел постичь мнемонику – искусство запоминания. Но то ли оттого, что у Джованни была короткая память – не чета феноменальной памяти Бруно, то ли оттого, что ему вдруг захотелось обучиться искусству изготовления золота, чему Джордано не обучал, отношения у них не сложились.

Более того, Бруно обозвал ученика ослом (любимое словечко философа для туповатых упрямцев), а тот в ответ запер учителя в комнате и настрочил в венецианскую инквизицию три доноса – 23, 25 и 26 мая 1592 г. – о том, что Бруно еретик и богохульник; не верит в Троицу и святое причастие; отрицает, что Дева Мария могла родить, зато твердит о переселении душ, вечности мира и бесконечности миров.

Доносчик также указал, что в своей книжке «Песнь Цирцеи» в образе свиньи Джордано подразумевает папу; хулит Христа и называет Его магом; похваляется совершить чудеса бо́льшие, чем апостолы; обзывает монахов ослами; хочет основать секту под названием «Новая философия» и т. д. С доносами Мочениго отправил и четыре книги Бруно, в которых отметил крамольные места. (Через 2 года он добавил наветов.)

И хотя к таким пространным доносам отцы-инквизиторы отнеслись с недоверием, они все же заключили Бруно в монастырскую тюрьму. Трибунал (инквизитор Г. Салюцци, папский нунций Л. Таберна, уполномоченный по борьбе с ересями член Совета мудрых Сената Венеции А. Фускари) тут же приступил к сбору свидетельских показаний и допросам заключенного. Копии протоколов допросов отсылались в Рим.

Проведя 7 допросов, следователи не смогли уличить узника в ереси и в пропаганде этой ереси. Формально Бруно покаялся в своих грехах, но все обвинения отверг и не признал своих ошибок. Останься Бруно во власти венецианской инквизиции он, скорее всего, был бы осужден на ссылку в какой-нибудь монастырь в глухомани.

Однако Л. Таберна оказывал давление на инквизицию, и правительство Венеции своими оговорами подвело Джордано под категорию беглого монаха-вероотступника и «заведомого ересиарха» (главу ереси), подлежавшего уголовной ответственности. Рассмотрением таких дел занимался Рим.