На далеких рубежах - Гребенюк Иван - Страница 40
- Предыдущая
- 40/116
- Следующая
«Выскочка! Карьерист! Подхалим!» — выходил он из себя.
Но приказ есть приказ. Ничего не поделаешь. Пусть только не воображает Поддубный, что Гришин хоть чем-нибудь поможет ему!
Семен Петрович знал, что Поддубному придется туго, и, находясь в отпуске, частенько звонил в полк по телефону.
— Ты, Иван Васильевич?
— Я, Семен Петрович.
— Не засыпало тебя песками? А деревья? Не посохли еще деревья?
— Зеленеют, Семен Петрович.
— Гляди, чтоб зеленели! Приеду и, ежели увижу, что деревья высохли, выломаю дубок и дубком тебя, дубком, невзирая на то, что полком командуешь.
— У дубинки две половинки, — отшучивался Поддубный.
Семен Петрович возмущался:
— Ты смеешь угрожать мне? Ты, может, меня уже и командиром не признаешь?
— Признаю, Семен Петрович.
— А вообще-то, как у тебя там дела? Чепе нет? Гришин не бунтует?
— Все в порядке, отдыхайте спокойно.
Так они поговорят и пожелают друг другу всего наилучшего.
Как-то полковник позвонил ночью, и Иван Васильевич сразу догадался, о чем пойдет речь. Состоялся межполковой воздушный бой, по поводу которого в Кизыл-Калу прилетал Герой Советского Союза подполковник Удальцов.
Бой выиграли удальцовцы. Такой приговор вынесли посредники — офицеры штаба дивизии. Семен Петрович, узнав об этом, рассердился не на шутку.
— Не спишь, битый?! — закричал он в трубку, даже не поздоровавшись.
— За одного битого двух небитых дают.
— Бабушке своей расскажи!
— Не слишком ли строго, Семен Петрович?
В трубке послышалось чмоканье — полковник зло тянул свою потухшую трубку.
— Возьмите спички, Семен Петрович. Они у вас в левом кармане.
— Ты меня не учи, битый! Сам знаю, где у меня что лежит. Разбили тебя как шведа под Полтавой, а ты еще нос дерешь, шутить изволишь. А я, старый чудак, восхвалял тебя! Полк тебе передал. А оказывается, Удальцов обвел тебя вокруг пальца, перехитрил!
Подполковник действительно перехитрил. Рано утром он организовал радиоразведку, и как только радисты донесли, что на аэродроме Кизыл-Кала подозрительная возня, туда немедленно устремилась пара истребителей-охотников. Кизыл-калынские локаторщики, как говорится, прошляпили истребителей, и те как гром среди ясного неба ударили по аэродрому. Майор Дроздов и старший лейтенант Телюков не успели взлететь, как посредник передал, что оба истребителя «уничтожены» на старте, то есть на земле.
Телюков, услышав это, сорвал с себя шлемофон, выскочил из кабины как ошпаренный.
— Как уничтожены?! — закричал он. — Неправильно! У нас и условия не было, чтобы блокировать аэродром. Пусть попробуют уничтожить в воздухе! Не родился еще на свет тот летчик, который уничтожил бы меня! Воевать — так воевать честно, а не так, как удальцовцы, — из-за угла, исподтишка…
— Чего вы разбушевались? — пытался унять напарника майор Дроздов. — Кто виноват, что мы не научились строго придерживаться радиодисциплины? Подняли в эфире какофонию, вот «противник» и проучил нас. Времена рыцарства миновали. Сегодняшний противник на выйдет и не скажет: «А ну, такой-сякой, мистер-твистер, вынимай рапиру и защищайся». Он нападает внезапно, именно так, как напал Удальцов.
Майор Дроздов должен был возглавить группу, но, поскольку его «уничтожили» еще на земле, кизыл-калынцы на некоторое время остались без руководителя. Вместе с этим они «потеряли» двух наилучших бойцов. А удальцовцы, захватив инициативу в свои руки, так и не выпустили ее до конца. Все это вместе взятое и решило судьбу «боя».
— Эх ты, голова! — сокрушался обиженный Семен Петрович.
Поддубный не сердился. Поражение в воздушном «бою» не только не огорчило его, а, наоборот, окрылило. Иметь такого соседа, как Удальцов, — очень хорошо! Будет с кем соревноваться и будет чему поучиться. Сегодня Удальцов победил, а завтра торжествовать победу будут кизыл-калынцы.
Поддубный слушал Семена Петровича, а думал о своем…
…На окраине аэродрома Кизыл-Кала стояли в разодранных бурею чехлах девять Ту-2. Не случайно попали эти устаревшие винтомоторные бомбардировщики в пустыню. Предполагалось в последний раз использовать их в качестве воздушных мишеней.
Игра стоила свеч. Расстреливая в воздухе настоящие бомбардировщики, летчики-истребители могли научиться стрелять по реальным целям и воочию убедиться в величайшей разрушительной силе самолетных пушек, что содействовало бы воспитанию воздушных воинов в духе наступательного порыва. Опасности же никакой. Стреляй в пустыне на все четыре стороны — никого не заденешь.
Упадет сбитый бомбардировщик, взорвется — и разве что табун антилоп или шакалов напугает…
Но то ли летчика не находилось, который бы согласился «вывозить» бомбардировщики, пускать их на автопилотах, а потом прыгать с парашютом, то ли была какая-то иная причина, только Ту-2 долгое время стояли без пользы, доживая свой век в пустыне.
Майор Поддубный, посоветовавшись с руководящими офицерами полка, которые горячо поддержали его, решил претворить в жизнь задуманное. Именно об этом он и намекал старшему лейтенанту Телюкову еще тогда, когда тот вернулся с гауптвахты. Но в то время Поддубный не знал, что Телюков в прошлом закончил училище летчиков-бомбардировщиков и при желании мог бы летать на Ту-2, да и Семен Петрович мог бы сказать: «Ну их к лешему, эти Ту-2». Теперь полковник далеко… Спрашивать же Телюкова о согласии — излишне. Это такой человек, что, если его подвести к межпланетной ракете и сказать: «Не рискнете ли, товарищ Телюков, полететь на Марс?», он бы, не задумываясь, ответил: «А почему бы и нет? Лишь бы разрешили…»
Но предстояло еще много дел. Телюкову следовало тренироваться и в полетах на бомбардировщиках, и в прыжках с парашютом. Затем соответствующим образом подготовить бомбардировщики. А главное — получить разрешение. И, наконец, нужно иметь вертолет, который подбирал бы Телюкова после катапультирования.
Многое нужно было еще сделать. Серьезное дело задумано, но Поддубный твердо решил довести его до конца. Его в этом активно поддерживал замполит Горбунов. Он собственноручно писал докладную записку, доказывая, что использование Ту-2 в качестве мишеней — дело большой важности и вполне осуществимо. Замполит стал для Поддубного так же близок, как Дроздов. Поддубный уважал Горбунова за прямоту характера, скромность и прекрасное понимание современных задач по обучению и воспитанию воинов-авиаторов. После отъезда Семена Петровича в отпуск они еще больше сблизились, работали, как говорится, душа в душу. Даже столы поставили в одном кабинете, потому что никогда не мешали друг другу.
— Это идея, Иван Васильевич, аллах ее побери! — говорил замполит, имея в виду Ту-2. — Какая, собственно, разница — целые самолеты мы сдадим промышленности на переплавку или обломки? Зато польза-то какая! А?
— Вот именно!
Захватив с собой инженера, они ездили осматривать Ту-2, сами опробовали на некоторых машинах двигатели, управление, приборы.
Вот об этом, о Ту-2, и думал Поддубный, разговаривая с полковником ночью по телефону.
Подождав, пока Семен Петрович успокоится, отведет душу, он вкратце изложил ему план.
— Ого, что тебе взбрело в голову! — загудел голос Семена Петровича в трубке. — Не лез бы ты, хлопче, допрежь батьки в пекло. Прыток больно!
— Ничего не прыток! У американцев это практикуется.
— Сомневаюсь. Они свои устаревшие самолеты и вообще всякий военный хлам продают стеллитам. На тебе, Данило, что нам не мило, а ты доллары взамен…
— И продают, конечно, и используют как мишени.
— Нет у нас необходимости подражать американцам, — упирался полковник.
— Подражать нечего, но ценное надо перенимать.
— Нет, нет, выкинь ты это дело из головы!
— Не выкину, Семен Петрович! Горбунов — за. Попробуем ходатайствовать перед высшим начальством.
— Ну, валяйте, валяйте, коль нечего вам делать. Только заранее предупреждаю: ничего не выйдет.
— Посмотрим.
- Предыдущая
- 40/116
- Следующая