Душа осьминога: Тайны сознания удивительного существа - Монтгомери Сай - Страница 2

Но Афина прикасается ко мне нежно, хотя и настойчиво. Это похоже на поцелуй инопланетянина. В конце концов она поднимает свою дынеобразную голову над поверхностью воды, поворачивается ко мне левым глазом – у осьминогов тоже есть доминирующий глаз, как у людей ведущая рука, – и смотрит прямо на меня. Ее черный зрачок похож на жирную черточку на жемчужном шаре. Ее взгляд напоминает мне взор индуистских богов и богинь: безмятежный, всезнающий, полный безграничной, вневременной мудрости.

– Она изучает тебя, – говорит Скотт.

Я инстинктивно протягиваю руку, чтобы прикоснуться к ее голове. «Мягкая, как кожа, крепкая, как сталь, холодная, как ночь» – так описывал Гюго плоть осьминога. Но, к моему удивлению, ее голова оказывается шелковистой и нежной, как заварной крем. Ее кожа, усеянная рубиновыми и серебристыми крапинками, похожа на отражение звездного неба на темно-бордовой глади моря. Стоит мне легонько погладить Афину кончиками пальцев, как ее кожа бледнеет под моими прикосновениями. Белый цвет означает, что осьминог спокоен и расслаблен; у каракатиц, близких родственников осьминогов, самки тоже белеют при встрече с другими самками, поскольку им не нужно с ними сражаться или убегать.

Возможно, Афина даже знает, что я – тоже самка. Самки осьминогов, как и женщины, вырабатывают эстроген, так что Афина вполне могла почувствовать мой эстроген кожей. Осьминоги способны воспринимать вкус всей поверхностью своего тела, но самые развитые рецепторы вкуса находятся у них в присосках. Таким образом, Афина не просто ощупывала меня – она пробовала на вкус мою кожу и, возможно, даже чувствовала мои мышцы, кости и кровь под ней. Хотя мы познакомились всего несколько минут назад, это существо успело изучить меня лучше, чем многие мои хорошие знакомые.

Кажется, она изучает меня с ничуть не меньшим любопытством, чем я ее. Она медленно обхватывает мои руки щупальцами – сначала маленькими присосками на самых кончиках и вот уже более крупными и мощными ближе к голове. Я стою на верхней ступеньке лестницы, согнувшись под углом 90 градусов, как полураскрытая книга, и вдруг понимаю, что происходит: она постепенно затягивает меня в свой аквариум.

Как бы я ни хотела попасть в ее мир, увы, это невозможно. Ее логово находится под скалистым навесом, внутрь которого сама Афина может затекать, как вода. Я же ограничена своими костями и суставами. Если бы я стояла на ногах, вода в аквариуме доходила бы мне до груди – но Афина затягивает меня в воду головой вниз, поэтому вскоре я попросту задохнулась бы. Я спрашиваю у Скотта, можно ли мне освободиться от ее захвата, и он аккуратно отрывает ее щупальца от моих рук – присоски при этом издают хлюпающие звуки, как маленький вантуз в раковине.

«Осьминог?! Но они же настоящие чудовища! – тревожно восклицает моя подруга Джоди Симпсон, услышав на следующий день мой рассказ во время прогулки с нашими собаками. – Неужели тебе не было страшно?» Стоит заметить, что ее опасение отражает не столько плохое знание мира живой природы, сколько слишком хорошее знание западной культуры.

Ужас перед гигантскими осьминогами и кальмарами присутствует во всех формах западного искусства, начиная со скандинавских легенд XIII века и заканчивая современными голливудскими фильмами. В древней исландской «Саге об Одде Стреле» упоминается «хафгуфа» – огромное существо, которое «заглатывало людей, корабли, китов и все, что попадалось ему на пути». Впоследствии «хафгуфа», праматерь всех морских чудовищ, подарила жизнь и мифу о кракене. В 1801 году рассказ французских моряков о нападении на их корабль осьминогов-убийц у берегов Анголы вдохновил специалиста по моллюскам Пьера Дени де Монфора создать самый запоминающийся художественный образ спрута: на его знаменитой акварели огромное головоногое поднимается из океанской пучины и оплетает своими мощными щупальцами трехмачтовую парусную шхуну. Такая татуировка до сих пор пользуется неизменной популярностью среди мореплавателей. Де Монфор объявил об открытии как минимум двух видов гигантских моллюсков и возложил на один из них ответственность за гибель десятка британских военных кораблей, которые сгинули однажды ночью 1782 года совершенно таинственным образом. (К стыду Монфора, один из выживших впоследствии признался, что все корабли утонули во время сильного шторма.)

В 1830 году британский поэт Альфред Теннисон в сонете «Кракен» увековечил подводного монстра, чьи «чудовища-полипы, без числа, гигантскими руками навевают зеленый цвет дремотствующих вод» (перевод К. Д. Бальмонта). И разумеется, нельзя обойти вниманием мстительных спрутов из популярного научно-фантастического романа «Двадцать тысяч лье под водой», изданного французским писателем Жюлем Верном в 1870 году. Хотя в фильме 1954 года с одноименным названием осьминог превратился в гигантского кальмара, в первой экранизации этой книги 1916 года Джон Уильямсон поразил публику реалистичными подводными съемками именно со спрутами. Вот что говорил Уильямсон о своем главном злодее: «Акулы-людоеды, ядовитые мурены, смертоносные барракуды покажутся безобидными, невинными, дружелюбными, даже приятными существами в сравнении со спрутом. Никакими словами нельзя описать тот тошнотворный ужас, который испытываешь, встретившись глазами с немигающим взглядом откуда-то из тьмы… Вас обдает холодным потом, а сердце сжимается под его тяжестью».

Но я полна решимости защитить этих несчастных созданий от многовековых наветов. «Какие же это чудища!» – возражаю я подруге. Толковый словарь определяет чудовище как что-то «огромное, уродливое, внушающее страх». Мне же Афина показалась прекрасной и невинной, как ангел. Поспорила бы я и с определением «огромный» в отношении осьминогов: и тут они явно не дотягивают до монстров. Самый крупный вид – гигантский осьминог – вовсе не такой уж гигант, каким его принято считать. Возможно, в прошлом действительно можно было отыскать осьминогов с размахом щупалец более 45 метров, но официально самый большой осьминог, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса, весил 272 килограмма при размахе щупалец всего 9,6 метров. В 1945 году у побережья Санта-Барбары в Калифорнии был выловлен еще более крупный моллюск, по сообщениям, весивший более 180 килограммов; однако анализ фотографии, где он для сравнения снят рядом с человеком, показал, что длина его щупалец составляет всего 6–7 метров. Но даже эти современные великаны не могут по размерам сравниться со своими ближайшими родственниками – антарктическими гигантскими кальмарами. Недавно новозеландское рыболовецкое судно выловило в водах Антарктики особь весом более 495 килограммов и длиной более 9 метров. В наши дни любители монстров жалуются, что все самые большие осьминоги, скорее всего, были выловлены еще полвека назад.

Мой увлеченный рассказ о грациозности Афины, ее мягкости и явном дружелюбии не смог развеять скептицизма моей подруги. В ее сознании огромное склизкое головоногое прочно ассоциировалось с понятием «монстр». «Ладно, в конце концов, в них нет ничего плохого», – заявила я, решив сменить тактику.

Я всегда питала пристрастие к монстрам. В детстве я переживала за Годзиллу и Кинг-Конга, а не за людей, пытавшихся их убить. Мне казалось, что гнев монстров был вполне оправдан. Никто не любит просыпаться от грохота ядерных взрывов, поэтому я понимала желание Годзиллы крушить все вокруг. Что же до Кинг-Конга, то его на злодейства толкнула любовь к прекрасной Фэй Рэй – и кто из представителей сильной половины человечества посмел бы его в этой страсти упрекнуть! (Хотя, как по мне, ее истошные крики могли бы вывести из себя и менее терпеливое существо, чем горилла.)

Если взглянуть на мир глазами чудовищ, все их действия обретают смысл. Сложность лишь в том, чтобы научиться думать как монстр.

После того как Скотт разорвал наши с Афиной тесные объятия, та удалилась в свое логово. Я же нетвердым шагом спустилась со стремянки и, ошеломленная, остановилась перевести дух.