Сети Культа (СИ) - Московских Наталия - Страница 21

— Но ведь когда вы стали старшим в Кардении, у вас тоже был шанс иметь такую жизнь, разве нет? — приподнял брови Харт.

Бенедикт тяжело вздохнул.

— Похоже, ты не совсем правильно меня понял, Киллиан. Я не завидую оседлым жрецам и условиям, в которых они живут. Да, я имел возможность остановиться и разместиться в хоттмарском отделении с комфортом, но я не смог бы так жить. Оперативная работа привлекает меня намного больше, и, пусть сейчас от усталости я готов проклинать ее, через пару дней отдыха я готов буду взвыть от скуки. Ренард полагает это болезненной склонностью к трудовой деятельности, — на лице Колера на миг показалась усмешка.

— Он в чем-то прав, — повел плечами Киллиан, неловко улыбнувшись. Затем, вздохнув, он внимательно посмотрел на своего наставника. — Что ж, то есть, вы не желали другой судьбы?

— Не желал, — кивнул Бенедикт, опустив глаза. — Тут дело совсем в другом. Просто крайне прискорбно осознавать, что человек, который обучал меня нашим идеям, проводил мои вступительные испытания и издал указ, наделяющий меня особыми правами, не дал мне достаточных знаний о противнике, с которым мы боремся. И это после всего, что я сделал. Выходит, Карл косвенно пытался поспособствовать моему превращению в «мертвую легенду».

— Вы ожидали большего доверия? Или, может, большей бережности по отношению к себе после Ста Костров? — прищурился Киллиан.

— Скорее, меньшего лицемерия после стольких лет службы.

— Что ж, сейчас вы это получили. И все же вас это гнетет.

— Безразличие людей, которых полагал близкими, угнетает любого, Киллиан. Уж кому, как не тебе это знать? — серьезно отозвался Бенедикт. Молодой человек глубоко вздохнул.

— Я не говорю, что не понимаю вас, — покачал головой Харт. — Я понимаю. Пожалуй, как никто другой. Всю свою жизнь я положил на то, чтобы стать братом Оливеру и Марвину, но каждый раз натыкался лишь на стену безразличия или враждебности. Даже когда я узнал, что моя мать для них — всего лишь послушная марионетка, я попытался решить дело разговором с ней, предостережением. Я до последнего не хотел видеть в своих братьях монстров, хотя ощущение опасности усиливалось с каждым днем. Я знаю, каково вам, Бенедикт. По-человечески — знаю. Но, к сожалению, ваша репутация оставляет вам куда меньше прав быть человеком, чем кому бы то ни было другому.

Несколько мгновений Колер молчал, внимательно глядя на своего ученика, затем тихо устало посмеялся.

— А у тебя талант к проникновенным речам, ты в курсе? — усмехнулся старший жрец, потерев переносицу. Киллиан осклабился.

— У меня хороший учитель, — отозвался он и продолжил, тяжело вздохнув, — Бенедикт, я хочу сказать лишь, что о вашей человеческой природе, о ваших чувствах очень легко забыть. Я полагаю, что жрец Бриггер забыл, потому что все эти годы вы преподносили себя определенным образом.

Колер нервно усмехнулся, вспомнив собственные слова, которые бросил в лицо Урбену Леону, когда тот, исходя злобой, отчитывал хоттмарскую команду за смерть пятнадцати олсадских жрецов.

— Я понял тебя, Киллиан. По сути, ты пытаешься сказать мне, чтобы я взял себя в руки и вел себя, как подобает старшему жрецу моего уровня.

Харт отрывисто хохотнул.

— И не говорите, что на этот раз я не пытался быть деликатным.

— Что ж, попытка засчитана. Но тебе предстоит еще много работать над собой, — с улыбкой отозвался Бенедикт, и Киллиан облегченно вздохнул.

— Кажется, я начал снова узнавать вас, — он кивнул и погладил расхаживающую по подоконнику эревальну по голове. — Итак, стоит теперь обсудить ваш дальнейший план?

— Нет, — хитро прищурился Бенедикт. — Планы будем обсуждать завтра. Сегодня был до ужаса долгий день, Киллиан, и сейчас я ощущаю себя очень уставшей и дурно пахнущей живой легендой, которая слишком заработалась.

Харт подавился смешком. Колер кивнул.

— Я думаю, сегодня стоит, наконец, позволить себе отдохнуть. Нам обоим. Эти восемь дней пути совершенно выбили нас из сил, и проспать от сумерек до рассвета — лучшее, что мы сегодня можем сделать. Располагайся, отдыхай, а я пойду, приведу себя в надлежащий вид и последую этой же рекомендации. Работа наша начнется с завтрашнего дня.

— Это лучший приказ, что я слышал от вас с момента нашего знакомства, — кивнул Киллиан, потерев простуженную шею.

— Не привыкай к этому, таких будет немного, — деловито бросил Бенедикт и поспешил выйти из комнаты.

Назойливый солнечный луч, несмотря на все попытки скрыться от него и продлить сон, все же заставил Кару открыть глаза. Лениво потянувшись, она зевнула и повернулась на бок, уже занеся руку, чтобы разбудить Бэстифара, который этой ночью предпочел остаться в покоях своей любовницы, однако вторая сторона кровати оказалась пустой.

Несколько мгновений Кара непонимающе хмурилась, пытаясь предположить, куда мог отправиться принц на рассвете, ведь обычно, оставаясь на ночь в комнате любовницы, он просыпался позже нее и после пробуждения не спешил покинуть уютную постель. Первая же мысль, мелькнувшая в голове женщины, заставила ее резко подняться и едва не скрипнуть зубами от злости. Отчего-то Кара сразу захотела прикрыть свое нагое тело, будто бы некто невидимый, наблюдавший из ниоткуда, вполне оправданно сейчас насмехался над ней — голой, брошенной, использованной, променянной на треклятого кукольника.

Кара ни на секунду не засомневалась, что Бэстифар, проснувшись с рассветом, помчался проверять, не сбежал ли его кукловод после той сцены, что он закатил этой ночью. Принц, разумеется, поделился с любовницей всеми подробностями их с данталли диалога, и, как ни странно, женщина во многом оказалась согласна с Мальстеном, хотя предпочла и не говорить этого Бэстифару. Куда больше ее занимала мысль о том, что аркал совершенно не думал о смерти гимнастов, его заботило лишь то, сможет ли его обожаемый данталли жить с этим и останется ли он в Грате, как обещал.

«И отчего это существо ему так дорого?» — недоумевала Кара. — «Он ведь не просто подпитывается его силой, он действительно дорожит им! Неужели только из-за того, что Мальстен может разглядеть красное? Только этим он так примечателен?»

Женщина не хотела признаваться себе в том, как ее задевает эта привязанность принца к данталли, но колкие и болезненные мысли о том, что даже времяпрепровождение с ней он готов отодвинуть на второй план ради разговора с кукловодом, никак не желали идти прочь из головы.

— Чтоб тебя, Бэстифар! — процедила Кара сквозь зубы, поднявшись с кровати и тут же накинув легкий халат.

— Чем я успел прогневать тебя с самого утра? — послышалось из дальнего угла комнаты. Женщина испуганно ахнула от неожиданности и нервно затянула пояс халата.

— Бэстифар? — изумленно спросила она, уставившись на принца, сидевшего за столом над какими-то бумагами к ней спиной.

— Неужто я храпел ночью? — не оборачиваясь, хмыкнул принц, мгновенно заговорив нарочито серьезным, сокрушенным тоном. — Боги, надеюсь, это не так — это отвратительно.

Лишь теперь он повернулся к женщине, и лицо его озарила добродушная улыбка.

Кара глубоко вздохнула, заметно расслабившись, хотя сердце ее все еще билось учащенно после короткого пережитого испуга. Обнаружив принца в комнате, она невольно улыбнулась своей мнимой победе над Мальстеном, приблизилась к аркалу и нежно опустила руки ему на плечи.

— Нет, ты не храпел. Я просто подумала, что ты променял сладкие минуты совместного пробуждения на какие-то… — она осеклась на полуслове, заметив, что за бумаги так внимательно изучал аркал. — Это родовое древо твоей семьи?

— Внушительное, не правда ли? — хмыкнул Бэстифар, пригладив аккуратную бородку и нахмурившись. — Малагорские цари всегда пользовались своими привилегиями иметь несколько жен. Самым плодовитым был мой прадед, у него было двадцать шесть жен и семьдесят восемь детей. И это только сыновья — дочерей я даже считать побоялся. Только представь! Семьдесят восемь конкурентов в борьбе за престол…