... и незабудкой цветя (СИ) - "паренек-коса.n" - Страница 16

Флауи благодарит Санса про себя, благодарит так сильно, как только может. Если раньше он сомневался, что развеять душу Фриск — хорошая идея, то сейчас он окончательно верит в это. Если бы не Санс, то душа малышки попала бы в руки этой ненормальной, и она бы издевалась над ней, как только могла. Нет ничего лучше, что Санс мог бы сделать для неё — кроме спасения, конечно.

— Понимаешь, в чём была суть эксперимента? — спрашивает Альфис, но вопрос этот риторический. — Я поместила кусочек души и цветок в один сосуд. Сперва ничего не происходило, поэтому я оставила всё как есть на ночь, и, когда вернулась...

— Он снова был свеж, — тихо говорит Флауи. Альфис согласно кивает.

— Да. Цветок был как новый. А частичка души исчезла, словно её и не было.

— Он сожрал её, — бормочет Флауи, в ужасе глядя на крохотный росток в банке. — Господи, он съел её...

— Верно! Души — вот чем питаются эти занятные цветы. Чрезвычайно интересно!

— Интересно? — непонимающе переспрашивает Флауи. Он всё никак не может оторвать глаз от безобидного на вид цветка. — Тебе это интересно? Они же едят души. И это лишь один цветок! А Санс ведь...

— На нём много таких, — подхватывает Альфис, вовсе не расстраиваясь по этому поводу. — И все они постепенно уничтожают его душу, подкармливаясь ею. Это медленная и не самая мучительная смерть, к тому же душа Санса всё же крупнее этого кусочка. Думаю, он сможет продержаться какое-то время.

— Но конец всё равно един, — шепчет Флауи почти беззвучно. Альфис забирает банку, снова заворачивая её в ткань.

— Да, — её голос звучит словно издалека, — конец един для всех.

Флауи трясёт. Он не смог бы спасти Фриск — это становится очевидным. С каждым цветком, что появлялся на её теле, душа становилась всё слабее и, в конце концов, малышка не выдержала. Теперь то же самое происходит с Сансом. Это походит на водоворот; Флауи тянет на дно, и он не может, не знает, как выбраться на поверхность.

Он не хочет снова оставаться один.

Альфис окликает его, и Флауи возвращается в реальность, к полумраку лаборатории и проклятым цветам в банке. Он ненавидит их всей своей маленькой душой.

— Есть ещё кое-что, — говорит учёная, пристально смотря на Флауи. — Мне, в общем-то, всё равно, что с ним будет. Жив он или нет, почва для исследований сохраняется. Однако для чистоты эксперимента я должна сказать, что заметила интересную тенденцию: процесс угасания становится быстрее.

— Почему? — в который раз спрашивает Флауи, так отчаянно, словно отсрочка неизбежного сможет помочь хоть кому-то.

— Душа слабеет, — задумчиво тянет она, — душа уменьшается. Цветы начинают бороться за каждый кусочек пищи, это естественный процесс. Чем меньше становится душа, тем больше поглощают цветы, тем хуже становится Сансу. К тому же, подозреваю, что играют роль внешние факторы: его настроение, отношения с окружающими и прочее. Чем больше он подавлен, тем меньше сопротивляется цветам. Понимаешь, к чему я клоню?

Флауи понимает. Это не то, что можно легко поправить — Санс морально разбит и раздавлен, Санс безвозвратно сломан и вряд ли кто-то, кроме малышки, способен что-то поделать с этим. Санс несчастен и не сопротивляется смерти. Флауи думает об этом и осознаёт, что, рано или поздно, цветы возьмут вверх — снова. Опять.

Самое ужасное в том, что Санс теперь тоже знает об этом, и вряд ли это придаёт ему сил дожить до следующего дня.

Флауи собирается с мыслями, заставляя себя сконцентрироваться. У них катастрофически мало времени. Каждый день, каждый час промедления приближает Санса к концу.

— Ты можешь ему помочь? — спрашивает он сквозь зубы, ненавидя просить о чём-либо. — Альфис, если есть хоть что-то, что ты можешь сделать...

— Вряд ли я что-то могу, — с сожалением отвечает она, всё же выглядя польщённой тем, что он почти умоляет. — Заменить душу в качестве источника жизни не способен никто, даже я. Подобного просто не существует. А так как цветы принимают только её, то... ты сам понимаешь.

Флауи лихорадочно соображает.

— Если просто вырвать их все? Да, это будет больно, но, может...

Она качает головой.

— Я думала об этом. Но пойми, цветы растут из него. Они связаны, Азриэль. Санс и цветы — единый организм. Если вырвать их, его душа, скорее всего, пойдёт трещинами, а затем распадётся. Он умрёт, в любом случае.

Флауи тихо стонет, вцепляясь листьями в острый край стола, почти разрывая тонкие волокна. Ему больно, но физическая боль кажется благословением по сравнению со многим другим.

— Он знает? — отрывисто бросает цветок, не глядя на Альфис. — Санс знает?

— Да, — она складывает руки на груди, с любопытством наблюдая за эмоциями на его лице. — Должна сказать, он неплохо держится.

Флауи еле сдерживает горький смешок. Санс держится? Это всё чушь. Может, он делает хорошую мину при плохой игре, чтобы водить за нос Папируса и Альфис, но Флауи в жизни не поверит в подобную ерунду. Флауи всё видит, всё: и как Санс запирается в комнате, часами глядя в одну точку и беззвучно плача, и как он задыхается во сне от кошмаров и цветов, и как он кривится от боли, стоит только неосторожно пошевелиться и задеть золотую поросль. Флауи плевать хочет на его показные улыбки и внешнее спокойствие; он знает, что Санс вовсе не в порядке.

Да и как бы он мог быть?

— Мне нужно идти, — говорит он, спрыгивая со стола. Больше всего на свете ему хочется быть подальше отсюда. Ему хочется забиться в тёмный укромный угол, где никого нет, где чужие чувства не достанут его измученную душу; он желает остаться один и просто подумать. Обо всём.

Альфис пожимает плечами. Ей всё равно.

Флауи почти исчезает, когда она вдруг окликает его, словно передумав. Он оборачивается, несколько раздражённый очередной задержкой.

— Может, тебе будет интересно узнать, что мы сильно продвинулись с проектом Гастера, — она изучающе сверлит его взглядом. — Не знаю, в курсе ли ты....

Флауи поворачивается к ней целиком, забывая о своём желании скорее уйти. Санс не рассказывал ему об этом. Он проводит много времени в лаборатории, но не говорит, что там делает; Флауи не считает, что имеет право подглядывать или выспрашивать. Но раз Альфис заговорила об этом, он может... если это даст хотя бы крошечный шанс...

Он сглатывает и делает шаг вперёд. Он обязан узнать.

— Расскажи мне, — просит он. Голос звучит хрипло и устало. — Расскажи мне всё.

Она улыбается.

— Как пожелаешь, Азриэль.

***

Флауи видит всё. Флауи чувствует всё. Это проклятье, что он носит в себе, будучи чёртовым бесполезным цветком.

Но сейчас он сидит в лаборатории и не видит, что Санс лежит на кровати, свернувшись в клубок, и рвано дышит, тяжело кашляя. Грудь его вздымается с явным трудом, и от каждого вдоха начинает жечь внутри. Во рту скапливается горькая вязкая слюна; он сглатывает и снова задыхается, кашляет, потом опять сглатывает.... По щекам его текут слёзы, которых Санс давно не замечает. Почему-то ноет шрам на черепе. Он прижимает руки к груди, надеясь хоть как-то облегчить боль, но ничего не выходит.

В голове звучит голос Фриск.

Санс смотрит на стену, но не видит её.

Горький запах цветов пронизывает воздух.

Флауи не видит этого, не знает этого. Флауи далеко, а перед дверью Санса стоит Папирус и сверлит её тяжёлым взглядом, теряясь в равнозначных по силе желаниях. Войти? Убежать? Его душа нервно дёргается, когда он слышит надрывный кашель, но он мешается в его голове с голосом брата, который Папирус слышал будто бы много лет назад.

Папирус глядит на дверь, а перед глазами встаёт образ измученного болезнью Санса. Папирус здоров, и в его теле нечему болеть, но душа беспрестанно ноет и требует, чтобы он сделал... что-то. Папирус не знает, что. Сломанной пластинкой крутится в мозгу фраза, приносящая ему страдания.

Он знает, что заслужил их.

Флауи здесь нет. Он не видит, как Папирус медленно поворачивает дверную ручку, и как в комнате поднимает голову Санс, отзываясь на звук. Он не видит, как их глаза встречаются.