Синдром отличницы - Ромова Елена Александровна - Страница 39

— Садись, — Дейна не смотрит на меня, — в холодильнике ледяной чай, если хочешь.

Рюкзак выпадает у меня из рук, но я все-таки делаю, как она говорит — сажусь за стол.

— …отлично, даже не подгорел, — удовлетворенно лепечет ба, вынимая противень.

Наконец, я увидела ее лицо — глаза лихорадочно блестят, щеки бледные и впалые, губы изъедены крупными морщинами. Впервые я вижу ее такой — беспомощной одинокой старой женщиной.

— Ба…

Снова хочется плакать.

— Ты разве не голодна? — спрашивает она буднично.

Я отрицательно качаю головой.

— Когда похороны, ба?

Ее губы дрожат.

— О чем ты, Лимма? — брови сходятся над переносицей, а затем лицо проясняется: — Я, кажется, забыла выключить воду в ванной, — говорит она и улыбается. — Гарверд это не понравится, уж я ее знаю…

Я стискиваю зубы, слушая удаляющиеся шаги моей бабки, смотрю ей вслед и вижу — смерть, идущую по пятам. Ощущение такое же, как в тот день, когда я стояла перед палатой умирающего мальчика. Вот только разница одна: мальчик хотел жить, а Дейна Морис — уже нет.

Можно подумать, похороны — это светское мероприятие.

Сборище малознакомых людей, которые скорбят так картинно, что я едва держу себя в руках.

Мне приходится быть сильной. Я выплакала все слезы еще в Вейсмунде, сидя в ванной доктора Такера. Сейчас мое лицо не выражает ни одной эмоции.

Элентроп, оказывается, не так уж далеко, раз все эти напыщенные люди смогли приехать. И ради чего? Отдать дань памяти? Нет. Они хотели всколыхнуть все то неприятное, что было связано с именем моей матери. Здесь полно завистников, наблюдавших и ее взлет, и падение. Они пришли увидеть финал ее жизни. Очевидно, для них все было справедливо: Гарверд в земле, а они живы и относительно здоровы. Я спиной чувствовала, как они глядят на меня. Их шепот раздается повсюду.

Дейна не плачет. Она принимает соболезнования, мерно ходит по гостиной, заложив за спину руки, поправляет фотографии, изредка кивает кому-то. Я слышу, как некто тихо называет ее сумасшедшей старухой, а меня озлобленной пигалицей. В нашем саду кто-то курит и даже смеется.

Как же мне хочется выставить всех этих людей вон. Но я не нахожу в себе сил. Нилла подбадривает меня легкой улыбкой, мол, держись.

Я вижу профессора Мак-Аарота. Вот единственный человек, который искренне любил мою мать. Я горячо принимаю его объятия и слова утешения. И снова чередую с нескончаемым потоком чужих соболезнований и причитаний.

Профессор уже разговаривает с Дейной, а я чувствую назойливый взгляд — Баргер. Он выглядит так, будто случайно сюда заглянул по дороге из лаборатории, и ярко выделяется в своих джинсах и синей рубашке. Но мне приятно его видеть. Он долго подбирает слова, прежде чем заговорить.

— Хотите чаю? — спокойно спросила я, обрывая его на полуслове.

Игнорируя присутствующих, мы пошли на кухню, я крепко закрыла дверь — посторонние звуки приглушились.

Пока Баргер располагался за столом, я принялась разливать чай. Наверно, со стороны я выглядела вполне спокойно, но признаюсь, внутри у меня все клокотало.

— Я рад видеть тебя, — Баргер всегда скуп на эмоции, но сейчас что-то сподвигло его открыться. — Повод, к сожалению, хреновый.

— Я тоже вам рада. Спасибо, что приехали.

— Ты ненадолго?

Я некоторое время смотрела в его темные глаза, затем молча поставила на стол чашки. Неужели Баргер не знал, чем закончилась история с этой несносной практикой у Такера?

— Что-то не так? — настороженно спросил он.

— Я уволилась.

— Что?

— Уволилась, — повторила и почему-то нервно рассмеялась. — Ничего страшного, от меня не убудет, а ваш брат вообще счастлив. Вам сколько сахара?

— Господи, Лимма, — Баргер смотрел на меня так, как я вчера смотрела на Дейну — будто на чокнутую, — вы с ним не поладили?

Очень даже поладили.

— Это неважно. Я устроюсь в другое место.

— В Элентроп?

— Почему же сразу в Элентроп, — положила ему два кусочка, как и себе, — я еще не решила. Но ближайшее время проведу здесь.

— Здесь? — Баргер нервно потирал переносицу, — не лучшая идея, Лимма. Это не годится.

— Почему?

— Ты знаешь почему.

— Из-за Питта, — усмехнулась и поднесла к губам чашку. — Это в прошлом. Мне сказали, он уже со всем определился — женится. Я тоже все для себя решила.

Баргер нахмурился.

— Ты кое-чего не знаешь, Лимма. Питт ни черта не определился — это факт. Он все это время пытался выяснить, куда ты делась. Он приходил ко мне, запрашивал информацию у Хейвуда, был у твоей матери…

— У мамы?

— Он доставал твою подругу. Она тебе не говорила?

Я отрицательно покачала головой.

— Да, Питт женится, — продолжил Баргер, — но это не значит, что он о тебе забыл.

Мне почему-то стало стыдно. Я отвела взгляд, глянула в окно.

— Я поговорю с Питтом, и все прояснится.

— Его родители этого не допустят. Они очень влиятельные люди и имеют поддержку не только здесь, у них есть связи в ММА, и знаешь, что это может значить для тебя?

— Господи…

— Ты не устроишься не только в Элентропе, но и на самой захудалой планете в самом засранном медпункте. Они превратят твою жизнь в ад.

— Но ведь я им ничего не сделала. Я просто вернулась домой. Здесь моя семья.

— Твоей матери больше нет.

— А Дейна?

— Брось, Лимма, ей почти восемьдесят, она скоро умрет…

У меня из рук падает чашка. Она летит вниз, будто в замедленной съемке, а затем «бах!» и разлетается осколками на кафельном полу.

— Что вы сказали?

— Лимма, это правда жизни. Ты должна подумать о себе. Ты видишь, что творится с твоей бабкой?

Наверное, в тот момент, когда Баргер говорил все это, он не представлял, на грани какой катастрофы находится. Меня вдруг осенила догадка, такая грязная и мерзкая, что меня замутило.

— Вы же пришли сюда не из-за меня, верно? — проговорила. — Вас прислали. Чтобы вы убедили меня уехать.

— Лимма…

Я видела его лицо, и испуг так явно отразился на нем, что я не выдержала.

— Катитесь к черту! Убирайтесь! — закричала. — Вон из моего дома!

Я сорвалась и не владела собой.

Если бы он не ушел добровольно, я бы, наверно, набросилась на него с кулаками.

Я провожала его бранью, а когда дверь за ним захлопнулась, я обернулась — немая сцена, напряженные и растерянные лица присутствующих, полная тишина, за исключением звонка надрывающегося телефона.

— Лимма, — Дейна подходит ко мне, и все слышат ее вопрос: — Ты выключила воду? Я, кажется, забыла выключить воду в ванной. Гарверд этого не любит.

— Да, ба, — шепчу, — я выключила, не беспокойся.

Проглатывая слезы, я быстро прохожу через гостиную, на лестницу, затем в свою комнату. Гребаный телефон звонит, не умолкая. Я хлопаю дверью, сажусь на кровать, опять встаю, начинаю бродить взад-вперед, надсадно дыша. Мне нужно успокоиться. Слезы ничем не помогут. Я должна быть сильной.

Телефон все еще звонит, я смахиваю трубку и цежу раздраженно и зло:

— Что вам надо?

Что-то щелкает на другом конце, а затем я слышу голос:

— Я не вовремя, Лессон?

Господи Боже, все катится в пропасть — в пропасть отчаяния, из которой мне не выбраться.

— Нет-нет! — гневно: — Сейчас самое удачное время, доктор Такер. Сегодня день похорон, в моей гостиной полно лицемерных подонков, и я выгнала к чертовой матери одного из них. Да, вы вовремя, черт вас дери!

— Сядь, Лессон. Там есть на что сесть?

Этот ответ вмиг сгоняет с меня спесь, потому что он странен. В этом весь Такер.

— Что?

— Сядь, я тебе говорю.

Я снова борюсь с желанием заплакать — громко и прямо в трубку, но вместо этого подхожу к кровати и сажусь.

— А теперь послушай меня, Лессон, — в этом голосе нет ни капли жалости, и это то, что нужно: — Тебе все это важно? Все, что происходит вокруг тебя? Подумай, Лессон, зачем ты вернулась в Каптику?