Кроваво-красный (СИ) - "Ulgar Ridt" - Страница 6

 — У вас есть лист бумаги и перо? — девушка привалилась к стойке, изо всех сил пытаясь дышать спокойнее и чувствуя, как начинает промокать от крови поспешно натянутая поверх поспешно намотанных бинтов рубашка. Рана, казавшаяся небольшой и почти не причинявшая боли, теперь напоминала о своем существовании, пульсируя и, как казалось, раскрывшись почти до кости. Сейчас бы в часовню к лекарям или, на худой конец, к доброй Россан, но не при тех обстоятельствах,что гнали ее из города в ночь и холодную темноту руин...

 Поджав губы, трактирщица медленно поплыла к шкафу, как будто каждым своим шагом пыталась донести до полукровки, что визиту ее не рада, а просьба ее совершенно неуместна, но, так и быть, она исполнит. Звон упавших на стол монет добавил в ее движения жизни, приблизил момент, когда на стойку лег помятый лист и чернильница с торчащим из нее замусоленным пером.

 — На рассвете здесь будет Маттиас Драконис, имперец в мифриловой кольчуге. — сбивчиво проговорила Терис, кое-как черкнув пару слов и протягивая сложенный лист хозяйке, равнодушно взявшей его двумя натруженными толстыми пальцами, -Зеленоглазый…

 — Я его знаю. — та убрала записку в карман фартука и устало посмотрела на ночную гостью, — Что-то еще?

 — Бинты и зелье, если есть.

 Женщина молча выложила пять мотков бинтов и застыла, скрестив руки и ясно давая понять, что зелий у нее нет.

 Терис коротко кивнула головой и тихо выскользнула за дверь, чувствуя липкую кровь, стекающую по боку на ногу. Все же ее удача любила жестокие шутки…

Терис добралась до руин уже глубокой ночью, когда обе луны, как два огромных всевидящих глаза, повисли над Башней Имперского города, оставшегося на другой стороне озера немым напоминанием о недавнем убийстве.

 Мысль о совершенном прижилась в сознании, странным образом вплетаясь в него и не причиняя больше ни боли, ни мук того, что можно было бы назвать совестью, если бы это еще как-то волновало. Но тело Агамира, лежащее в его доме на полу в луже крови, сейчас заботило куда меньше, чем пульсирующая болью рана, залившая весь бок и ногу липкая кровь и тяжесть денег в сумке; мысль оставалась только одна, и она была далека от раскаяния или сожаления. Добраться бы до руин, перебинтоваться, поспать и дождаться утром наемников...

 Мысль о том, что завтра придется встретиться с кем-то из людей Маттиаса, а то и с ним самим в руинах, где нет ни одной живой души, была не самой приятной и внушала смутную тревогу, которую девушка давила, убеждая себя, что денег будет достаточно, чтобы откупиться и беспрепятственно покинуть окрестности столицы, не опасаясь того, что на нее натравят легионеров. Но все же патрули и большие дороги лучше обходить, не попадаться на глаза стражникам; их пристальные взгляды уже давно вселили в нее близкую к паранойе мысль, что эти люди каким-то мистическим образом видят все, даже то, что было совершено без свидетелей. Глупости, конечно, но лучше не рисковать...

 Виндассель, давно изученный и исхоженный, открывший ей все свои загадки, показался впереди, огромный, величественный даже в своем нынешнем полуразрушенном состоянии. Свет лун серебрил белизну камней, бросал блики от плещущей внизу воды на стены, от которых веяло холодом и чем-то знакомым, древним и равнодушным ко всему, что творилось вокруг, в этом суетливом мире, где одна за одной гремели войны, сменяли друг друга времена года, лилась и бесследно уходила в землю кровь.

 На берегу озера, вдали от городских стен и глаз стражи, Терис стало легче дышать, пропало напряжение, давно преследовавшее ее во всех городах, где то и дело сверкала сталь брони стражей, а люди кидали на полукровку настороженно-недоверчивые взгляды, искрами горевшие в потоке общего равнодушия. Здесь, в темноте ночи, у холода воды и камней, не было никого, отчасти — ее стараниями; твари, обитавшие здесь, были истреблены, вырезаны и перестреляны из лука еще весной.

 Знакомая холодная темнота колыхнулась, когда была открыта древняя каменная дверь, обступила со всех сторон, заглядывая в душу. Живая всевидящая темнота, от которой не скрылись изменения, произошедшие в частой гостье этих руин, вернула уже приходившее ощущение того, что кто-то следит, видит каждый ее шаг, пристально наблюдает за тем, что она будет делать теперь. Следит и что-то решает...

 Пять шагов до конца пятна света, брошенного в темноту руин. Двадцать шагов вперед и три шага направо, где лежит оставленный ею еще в прошлый раз хворост, удар огнива — и рыжее пламя разгорается, прогоняя темноту из закоулка в сплетении коридоров этих руин. Полукровка устроилась ближе к костру, стянула мокрую от крови рубашку и бинты, на свет посмотрела рану; куда глубже, чем казалось сначала...

 Оставив одежду, она добралась до озера, где долго отмывалась от своей и чужой крови, и, набрав во флягу воды, долго пила, заставляя себя хоть как-то восполнить потерю крови, все еще не останавливавшейся и продолжавшей литься по боку и ноге на влажную от холодной росы траву. Холод воды и воздуха притупили боль, оставив только дрожь и желание поскорее согреться и заснуть, отбросив все мысли о том, что будет завтра, послезавтра и вообще потом.

 Уже в руинах, все еще трясясь от холода и не торопясь согреваться, Терис вытащила из сумки клубок ниток и кривую иглу, которой уже приходилось латать и одежду, и себя, когда под рукой не оказывалось зелий. Прокаленный в огне металл вгрызся в кожу, вызвав ни чем не заглушаемое проклятие в адрес Агамира и пару десятков не менее лестных фраз в адрес Торонира, наемников и стражи. Несколько минут, извернувшись и тихо проклиная гробокопателя сквозь стук зубов, Терис зашивала рану, временами чувствуя, что от потери крови и боли начинает кружиться голова, и удерживая себя в сознании мыслью о том, что нужно продержаться до утра. Утром все решится, утром будет долгожданная свобода и открытый путь на юг, которым она уйдет, даже если придется ползти и перебиваться на воде и кореньях. Она выживет, всегда выживала, забудет про Агамира и про то, как стекленели его глаза в последнем желании что-то увидеть, про наемников, начнет новую жизнь... И не надо сейчас думать, какой будет эта жизнь; что-то внутри уже знает, что прежней она не станет, как ни старайся; важно, что она вообще будет...

 Бинты легли плотно, в несколько слоев, заметно стеснив движения и успокоив боль, рубашка, плащ и тепло костра отогрели, задавливая еще живую тревогу. Спать, просто спать и ждать утра и судьбы, и, если понадобится, снова вгрызться судьбе в горло.

 Теперь она это может...

 ***

 Шаги у самого входа в руины прогнали сон за долю секунды, вытянув в реальность.

 Костер давно погас, остыли даже уголья, из двери пробивался свет, яркий, солнечный, напоминающий о давно прошедшем рассвете. Терис села, невольно потянувшись к рукояти всегда торчавшего из голенища сапога кинжала, когда пятно света на полу дрогнуло, разорванное темной тенью вставшей на пороге фигуры.

 — Терис, я знаю, что ты здесь. — голос, хриплый, нечеловеческий, был ей знаком. Ушижа, покрытый шрамами аргонианин, отличавшийся чудовищной силой и выносливостью, был все же лучше, чем Маттиас. Он хотя бы не изображал этой чертовой шутовской жалости и понимания, не пытался с напускным сочувствием обнять и погладить по голове, при этом толсто намекая на то, что легко свернет ей шею, если не заплатит.

 — Деньги у меня, я сейчас отдам. — она выудила из сумки кошелек с деньгами и вышла из темноты, щурясь на свет. Аргонианин уже зашел внутрь, и теперь его закованная в тяжелую броню фигура закрывала проход, давая понять, что убежать не выйдет, и что-то заставило Терис бросить кошелек ему в руки, оставаясь на почтительном расстоянии.

 Ушижа, несмотря на тяжесть брони, кошелек поймал и быстро пересчитал деньги, не торопясь уходить с прохода.

 — Неплохо. Маттиас думал,что ты нас обдурить хочешь. — аргониан растянул рот в улыбке, показав мелкие острые зубы, — Откуда такие богатства?