Где-то Есть Ты (СИ) - Сокол Лена - Страница 19

Я никогда не любила ходить с друзьями в туристические походы именно из-за отсутствия минимальной гигиены и комфорта.

В первый же день начинала чесаться и мечтать о душе с горячей водой и

мягким полотенцем. А теперь сижу в этом помещении, пахнущем тленом, и

сама выгляжу и воняю не лучше. И выхода нет. Время здесь будто остановилось.

Может, оно и идет, но для кого-то другого.

Кто-то живет, влюбляется, женится, ссорится, мирится, дышит свободой. А

мое время уже, может быть, совсем на исходе. Есть не хочется, пить не хочется. Остается дышать и думать. Строить планы. Нужно

попытаться найти выход отсюда прежде, чем он убьет меня. Прежде, чем

сойду с ума, как заключенный в одиночной камере. Из моих глаз беззвучно

катятся слезы, пока я, путаясь, повторяю про себя таблицу умножения. Безвыходность тяжелым грузом ложится мне на плечи, густым серым пеплом накрывает меня с головой.

– Ты хотел убить меня, – первое, что я говорю хриплым полушепотом, когда открывается дверь, - зачем?

Он стоит в проеме, навалившись на дверной косяк и закрывая собой

тонкую полоску света, проникающую из соседнего помещения. Знаю, что

рискую жизнью, затевая такие разговоры, но решаю ему не грубить, чтобы

не нарваться на жестокость.

– Ты попалась, маленькая сучка, – усмехается эта тварь, пошатываясь.

Судя по запаху, доходящему до меня, он изрядно пьян. В руке у него болтается бутылка.

– Я все вспомнила. Ты ехал за мной. А потом сбил.

– Да. – Довольный смешок.

– Хотел убить?

– Да. – Он делает нетвердый шаг в мою сторону. Его штормит. – Хотел, чтоб ты сдохла, высокомерная сучка.

- Тогда почему я здесь? Почему не убил?

- Быть твоим хозяином гораздо приятнее.

– Нравится держать взаперти?

– И наблюдать. – Его тон дает понять, что он безмерно доволен.

Решаю сменить тактику.

– Я хочу пить. – Можно попробовать еще жалобнее. - Пожалуйста!

Этот урод тихо посмеивается.

– Ты воняешь, – шатаясь, он делает еще один шаг в мою сторону.

Я инстинктивно вскакиваю, превозмогая боль. Сердце стучит так, что закладывает уши. Вся превращаюсь в страх.

– Все. Пора.

– Что? – От нахлынувшей паники мне хочется орать во все горло. –

Что пора?!

– Идти.

– Куда? – Мой голос превращается в хрип.

– На похороны.

– Нет-нет! Пожалуйста, не надо! – Падаю на колени, готовая на все,

лишь бы не умирать. – Я сделаю все, только не убивай!

–Дура! – Он вынимает ключ, хватает меня за левую руку и надевает

на нее наручник, который отстегивает от батареи.

Меня чуть не выворачивает от внезапной близости с этим жестоким человеком. В нескольких сантиметрах от меня он кажется уже не таким высоким, как тогда, когда нависал надо мной во тьме. От него по-прежнему несет перегаром, потом и дешевым одеколоном. Грубо схватив за руки, он тащит меня за собой к выходу.

– Хотела пить? Сейчас выпьешь. За упокой.

– Прошу, не надо! – Реву и упираюсь ногами, но он явно сильнее.

– За упокой моей матушки. Она уже начинает вонять. Сейчас выкопаем яму, зароем, а потом и выпьем. – Он трясет бутылкой

водки у меня над головой. – Иди!

Послушно следую за ним. При выходе из комнаты свет падает на его лицо. Я вздрагиваю потому, что узнаю его. Это

тот бомжеватого вида колхозник, который столкнулся со мной в дверях на

заправке. Из-за которого я уронила ключи. Которого обматерила.

От следующего его толчка спотыкаюсь обо что-то мягкое и падаю,

чуть не вывернув руки, которые сцеплены наручниками сзади. Боль

пронзает спину и плечи. Поворачиваю голову, и кровь стынет в жилах: прямо подо мной лежит окоченевший, синюшный труп старухи с перекошенным лицом. На ней надеты длинное платье, клетчатый фартук и коричневые колготки с вытянутыми коленями. Начинаю барахтаться, пытаясь встать, и даже не могу закричать – немею от ужаса.

За спиной мой похититель давится от смеха – ему очень весело.

Безумный, безумный день!

Все бегали, звонили, что-то хотели от меня. Работа кипела, а мне приходилось крутиться, словно белке в колесе. Проведя почти бессонную ночь, я, как ни странно, сегодня великолепно выглядела. И каждую свободную минуту думала о нем...

Появление в моей жизни Саши давало силы выдержать, кажется, любое испытание и без страха смотреть в будущее.

Теперь я видела смысл в своем существовании. Чувствовала себя суперчеловеком, летящим спасать планету от всемирного зла. Единственное, чего мне хотелось весь день - побыстрее закончить дела и стремглав помчаться домой к телефону. Боже, что за окрыляющее чувство!

Утром за завтраком я рассказала Миле обо всем, что узнала о Саше, и, конечно же, выслушала в ответ море критики. Ей не понравилось, что он безработный, а значит, и бестолковый, и бесперспективный. Я и сама это понимала, но почему-то меня нисколько это не испугало и не оттолкнуло. Просто Мила еще с ним не общалась, иначе она бы увидела, как этот парень остроумен, как ключом бьет из него жизненная энергия.

Лично мне удалось разглядеть в нем огромный потенциал.

Еще Миле не понравилось, что Сашка не имел прежде серьезных отношений. Рассуждая на эту тему с пеной у рта, подруга даже пролила горячий кофе на брюки, отчего еще громче заголосила и забегала. Она прочитала мне целую лекцию о том, что такие бабники, как он, неспособные чувствовать, еще ни одну женщину не сделали счастливой, и попросила меня пообещать, что я не влюблюсь.

Послушать мудрую подругу, держаться от Саши подальше, а потом всю жизнь корить себя за то, что, быть может, упустила свое счастье и единственную настоящую любовь? Нет, это не для русского человека. Мы не на чужих ошибках учимся, а исключительно на своих. Все равно все по-своему делаем. Не зря столько пословиц сложено на эту тему, так что пока сама не обожгусь – ей не поверю. Мои грабли – хочу и наступаю. При том чувствую, что если не попробую – меня порвет, просто разорвет, как любопытного хомячка!

Милочка, конечно, человек проницательный, она в девяноста девяти процентах случаев бывает права... Но не в этот раз. Теперь все будет по-другому. Я буду счастлива, и знаю это точно.

В обед звонил Митька из больницы, жаловался, что его задницу по семь раз на дню дырявят уколами, грозился сбежать оттуда. Я посочувствовала и обещала на днях навестить. После работы Мила заехала за мной на такси, и мы направились проведать Дашу.

Дашка – это вообще отдельная история. Мы познакомились еще в

школе, но дружбы сразу как-то не вышло. Дело было в третьем классе, хотя

все живо в памяти, будто произошло вчера. Не успела я перейти из другой

школы, как на новом месте меня тут же измучили издевками и дразнилками.

Дашка сидела справа от меня и на уроках, перегибаясь через парту, изо всех сил дергала меня за волосы. Она была самой крупной и самой наглой девочкой в классе, постоянно устраивала бойкоты и драки.

Я молча терпела все ее нападки. Однажды на уроке старая учительница Анна Ивановна, увидев эти издевательства, не выдержала, вскочила,

да так неловко, что с ее стола повалились все книги…

Она быстрым шагом приблизилась к Дарье и хлопнула ей книжкой по рукам. Дашка ужасно испугалась и пристально уставилась на пожилую преподавательницу. Старушка же, в свою очередь, понимала, что такие забияки по своей природе, как правило, трусливы.

– Зачем ты сейчас обидела Еву?! – Учительница наклонилась, почти

вплотную приблизившись своим носом к Дашкиному.

– Н-н-нет, извините, – глаза Даши округлились от ужаса и наполнились слезами, – я ее не трогала. Дрожащими руками она принялась мять уголок дневника.

– Значит, я лгу? – спросила Анна Ивановна, опустив шею еще ниже.

– Нет-нет! Что вы! – Дашка втянула голову в плечи, чтобы не столкнуться с ее крючковатым носом. На задней парте кто-то тихонько хихикнул.