Путешествие с дикими гусями (СИ) - Русуберг Татьяна - Страница 3

Когда я наконец вышел из туалета, кое-как вытершись бумажным полотенцем, Игоря за столом не было. Ян уставился на меня, лениво кидая в рот остывшую картошку фри. Я заозирался по сторонам. Может, Игорь тоже пошел отлить и ошибся дверью? Да нет, он же не такой дурачок, как я. Тогда где он?

- Игорь ушел, - спокойно сообщил Ян. Выбрал толстыми пальцами палочку картошки поподжаристей и захрустел ею, не сводя с меня темных холодных глаз.

Я не знал, что сказать. Взгляд внезапно упал на мою сумку, сиротливо приткнувшуюся под столом у ног Яна. Зачем она здесь?

- А когда он вернется? – без особой надежды выдавил я.

- Никогда.

Еще одна картошка отправилась в рот. Я заметил, что зубы у Яна очень неровные, наседающие друг на друга, будто им не хватало места на слишком узкой челюсти.

Почему-то я сразу поверил. Не стал плакать, истерить, сыпать ненужными вопросами. Просто тихо опустился на стул и уставился на торчащие из-под бумажной скатерти ручки потасканной спортивной сумки. Если родная мать бросила меня без всяких объяснений, почему бы это не сделать чужому человеку? Который совершенно ничем мне не обязан? Игорь хотя бы не запирал меня в квартире с пустым холодильником. Наоборот, накормил до отвала и оставил со своим... Кстати, а почему Ян все еще здесь? Не холодной же картошки ради?

Я робко поднял на него взгляд. Ян будто этого и ждал.

- Ты теперь мой.

Я думал, что ослышался. Но нет, он так и сказал. Не «Ты теперь со мной», а «Ты теперь мой». И это мне не понравилось. Следующие слова понравились мне еще меньше.

- Я заплатил за тебя. Тысячу евро. Ты мой, пока не отработаешь то, что я на тебя потратил.

В общем, в этом даже была некая справедливость – примерно так рассуждал я тогда. Игорь потерял на мне тысячу. Логично предположить, что он захочет ее вернуть, так или иначе. А что меня оценили в евро, так это тоже нормально – инфляция.

- Мне нужно будет продавать машины? – спросил я, уже смиряясь со своей участью.

Ян даже не ухмыльнулся.

- Нет. Кое-что другое.

Он щелкнул пальцами и сунул подбежавшему официанту мятую купюру.

- Твой счет только что вырос на пять евро, - сообщил мне, поднимаясь из-за стола, новый... кто? Дядя? Хозяин?

«Это что, мне еще и за все съеденное отрабатывать придется? – тоскливо подумал я, закидывая сумку на плечо и вываливаясь из теплой кафешки на мороз. – И чего было столько жрать? Подумаешь, гамбургер. Булка с котлетой она булка с котлетой и есть».

Яну принадлежала неброская «ауди», цвет которой я не мог точно определить из-за темноты. Я сразу прилип носом к стеклу, но меня ждало разочарование – фонари и неоновые вывески ничем не отличались от тех, к каким я привык в родном городе. Разве что здесь они были на непонятном языке.

- А куда мы едем? – спросил я, с трудом подавляя зевок.

Ян не спеша сунул в рот сигарету и прикурил:

- Когда я был пацаном вроде тебя, отец мне говорил: детей должно быть видно, но не слышно. И если я разевал рот, он бил в зубы. Ты хочешь в зубы, сопляк? – Он повернулся ко мне, и по прищуренным глазам я сразу понял – новый «дядя» не шутит. Может быть, он вообще не умеет шутить.

Я молча затряс головой, и Ян удовлетворенно выдохнул дым прямо мне в нос.

- Молодец. Быстро схватываешь.

А потом мы куда-то свернули, и я заметил большую мигающую надпись, ярко-розовую и будто висящую в черном замерзшем воздухе: ”HOTEL”.

Я постарался как можно быстрее уйти от шоссе. Все казалось, что Ян поджидает меня где-то на обочине с погашенными фарами. И как только выйду на свет, включит мотор, разгонится и размажет по асфальту, будто заблудившегося в темноте ежика. А машины так и будут проносится мимо – прямо по моим кровавым кишкам.

Поэтому я попер напрямик – через поля. Ночь была лунная – ветер разогнал тучи, земля ровная – цивилизация. Так что опасаться следовало только дренажных канав и низких изгородей под током. В одну такую проволоку я все-таки влетел – слишком поздно рассмотрел тусклое поблескивание металла. Оказалось, я очень высоко могу прыгать на одной ножке, одновременно выражая свои чувства в стиле Яна. Зато хоть согрелся немного. Температура вроде была плюсовая, но дубак все равно жуткий – особенно, когда на тебе только тонкая влажная курточка, которую продувает насквозь.

Сначала я часто оглядывался и дергался от каждого шороха, а когда где-то совсем рядом заухала сова, чуть снова не обмочил штаны. Думал, это Ян хохочет, издевается. Но постепенно до меня дошло, что никто за мной не гонится – по крайней мере, пока. Вместо того, чтобы оглядываться через плечо, я стал все больше и больше посматривать на окружающее.

Луна висела низко над головой огромным круглым подносом. Крупные звезды мерцали, будто нашитые на черную бархатную скатерть блестки. Я легко нашел ковшик Большой Медведицы, но больше никаких созвездий припомнить не смог. Шел по распаханному полю и пялился в бесконечную глубину, будто бы заключившую меня в себя. Кто знает, может, на самом деле, я не черный жук, ползущий по черной земле, а такая же сияющая яркая точка – все зависит от того, откуда посмотреть.

И вообще, удивительное, оказывается, существо – человек. Вот и колотит его, как бы ни втягивал голову в плечи и ни обхватывал себя руками, и в желудке уже давно сосущая черная дыра, а он бредет себе, и его от звездочек штырит. Хотя это как раз, может, и понятно. Последние полгода мой личный пейзаж был либо заключен в раму чердачного окошка – рассохшуюся и зябко тянущую сквозняком, либо – заляпанного стекла автомобиля. С чердака я видел кусочек неба над мохнатой бровью елок, разгораживающих лысые поля; покрытый непросыхающими лужами двор, заросший сорняками огород и изгиб проселочной дороги, по которой редко скользили случайные машины. Из тойоты – смазанные огни и светоотражающие дорожные знаки, которые я поначалу пытался запоминать. На работу обычно вывозили, когда уже стемнело. Сегодня мне в очередной раз свезло – заказ пришел издалека и, очевидно, жирный заказ, иначе Яна жаба бы задушила на бензин тратиться.

Когда долго смотришь на мир в раме, забываешь, как оно может быть без нее. Вообще забываешь, что раму кто-то сделал. И почему ты в ней. Перестаешь задавать вопросы.

Когда-то давно я читал книжку про Мэри Поппинс, тогда, когда еще мог свободно читать. Там Джейн попала в фарфоровое блюдо, где жили нарисованные мальчики. Дети заманили девочку в старый каменный дом, где их жуткий прадедушка заявил, что она навсегда останется в блюде, если не заплатит выкуп. Джейн нечем было платить, но ее спасла Мэри Поппинс – вытащила из тарелки. А меня некому было вытащить. И Ян каждый день жрал меня с потрохами. Поэтому мне пришлось разбить блюдо и сбежать через трещину. И заново привыкать к огромности всего вокруг. Заново учиться дышать.

У меня быстро начали болеть ноги – я давно уже никуда не ходил. К тому же кеды основательно жали – Ева ошиблась с размером. Она вечно ворчала, что я слишком быстро расту.

В результате я пару раз навернулся носом и близко познакомился с прелестями сельской жизни: теперь мои колени украшала не только земля, но и коровья лепешка – судя по запаху, очень свежая. «Если есть гавно, значит, где-то должен быть и тот, кто его высрал», - сообразил я. Зачем-то присел на корточки и заозирался в темноте. Впереди, посеребренные лунным светом, действительно выступали венчающие лохматую тушу здоровенные рога. Рога были не одни. Очевидно, целое стадо мирно дремало на лугу, превратившемся в минное поле дерьма.

Если честно, на гавно мне было плевать – я и так уже вонял хуже последнего бомжа. А вот коровы – это другое дело. Что, если среди них есть быки? Что, если они агрессивные? И вообще, какого хрена им не спиливают рожищи – вон какие острые на концах! Мало ли, что у них тут изгородь. А вдруг проволока порвется или там обесточится? Или это специально так предусмотрено, чтоб коров никто не упер?