Гвенди и ее шкатулка - Кинг Стивен - Страница 4

Гвенди прячет пульт под корнями, идет обратно к дому и вдруг вспоминает про серебряный доллар. Она возвращается к дубу и кладет монету в мешок с пультом.

Гвенди думает, что родители, вернувшись домой, заметят, что с ней произошло что-то странное, что она стала другой, но они ничего не замечают. Как обычно, они поглощены собственными делами, их мысли заняты только работой (папа работает в страховой конторе, мама – секретарем в касл-рокском филиале «Форда»), и, конечно, за ужином они выпивают по паре бокалов. Они всегда так делают. Гвенди съедает весь ужин – все, что лежит на тарелке, – но отказывается от куска шоколадного торта, который папа купил в кондитерской рядом с работой.

– Боже, ты что, заболела? – спрашивает папа.

Гвенди улыбается.

– Может быть.

Она уверена, что очень долго не сможет заснуть, будет думать о встрече с мистером Фаррисом и о пульте управления, спрятанном под дубом на заднем дворе, но все получается наоборот. Она думает: Светло-зеленая кнопка – Азия, темно-зеленая – Африка, желтая – Австралия… и засыпает на этом месте, и просыпается уже утром, когда надо съесть большую тарелку овсяных хлопьев с фруктами и снова бежать вверх по Лестнице самоубийц.

Вернувшись домой – мышцы звенят, в желудке урчит, – Гвенди достает из-под дуба холщовый мешок, вынимает пульт управления и жмет мизинцем на левый рычажок рядом с красной кнопкой. («Все что захочешь», – сказал мистер Фаррис, когда Гвенди спросила о ней.) Щель открывается, выезжает дощечка. На дощечке – шоколадная черепашка, ее панцирь выложен пластинами с тонким, словно выгравированным узором. Гвенди кладет черепашку в рот, и она взрывается сладостью. Голод мгновенно проходит, хотя когда наступает время обеда, она с аппетитом поглощает сэндвич с копченой колбасой и сыром, который ей сделала мама перед тем, как уйти на работу; и овощной салат с французской заправкой, и большой стакан молока. Она смотрит на остатки шоколадного торта в пластиковом контейнере. Выглядит очень даже неплохо, но только в качестве интеллектуального удовольствия. Те же чувства она испытывает, глядя на крутые двухстраничные развороты в книжке комиксов о Докторе Стрэндже, но ей совершенно не хочется съесть эту книжку. И совершенно не хочется торта.

После обеда она едет кататься на велосипеде вместе с подружкой Оливией, а потом идет к Оливии в гости, и они слушают музыку и обсуждают предстоящий учебный год. Они переходят в среднюю школу, что немного пугает, но и вызывает радостное предвкушение.

Гвенди приходит домой до возвращения родителей, вынимает из тайника пульт управления и сдвигает второй рычажок, который называет Денежным. Ничего не происходит; прорезь даже не открывается. Ну и ладно, не страшно. Может быть, потому, что Гвенди – единственный ребенок в семье и ей не надо ни с кем соперничать, она вовсе не жадная. Когда закончатся шоколадки, она будет скучать по ним больше, чем по серебряным долларам. Она надеется, что это случится еще не скоро, а когда все же случится, ну что ж… C’est la vie, как любит говорить папа. Или merde se, что означает «дерьмо случается».

Перед тем как убрать пульт в тайник, она смотрит на кнопки и перечисляет все части света, которые соотносятся с ними. Она трогает кнопки одну за другой. Они ее чем-то притягивают; ей нравится, что каждое прикосновение словно наполняет ее изнутри другим цветом, но она избегает черной кнопки. Эта кнопка ее пугает. Ну, то есть… ее немного пугают все кнопки, но черная напоминает большую темную родинку, уродливую и, возможно, злокачественную.

В субботу Питерсоны садятся в свой универсал «Субару» и едут в Ярмут навестить папину сестру. Обычно Гвенди нравится ездить в гости к тете Дотти и дяде Джиму, потому что их дочки-близняшки – ее ровесницы, и они всегда здорово веселятся втроем. Субботними вечерами они ходят в кино (в эту субботу – на сдвоенный сеанс в автомобильном кинотеатре «Прайдс корнер»: «Громила и Скороход» и «Угнать за 60 секунд»), и если фильм становится скучным, лежат на траве в спальных мешках и болтают.

В этот раз Гвенди тоже неплохо проводит время, но пульт управления никак не идет у нее из головы. А вдруг его кто-то отыщет и украдет? Она знает, что это вряд ли – грабители полезут в дом и не станут шарить под деревьями на заднем дворе, – но эта мысль не дает ей покоя. Отчасти в ней говорит собственнический инстинкт; это ее пульт. Отчасти ей жаль шоколадок. Однако больше всего ее беспокоят кнопки. Вор их увидит, задастся вопросом, для чего эти кнопки, и станет нажимать. Просто из любопытства. И что тогда будет? Особенно если он нажмет черную кнопку? Которую Гвенди уже начала называть Раковой кнопкой.

Когда мама говорит, что хочет выехать в воскресенье пораньше (днем будет собрание Женского благотворительного общества, и в этом году миссис Питерсон выбрали казначеем), Гвенди только рада. Вернувшись домой, она переодевается в старые джинсы и выходит на задний двор. Она немного качается на качелях, потом делает вид, будто что-то обронила, и встает на одно колено – якобы ищет. На самом деле ей надо проверить, на месте ли холщовый мешок. Он на месте… Но этого мало. Гвенди украдкой запускает руку между двумя искривленными корнями и ощупывает пульт. Пальцы останавливаются на кнопке, Гвенди чувствует под холстом ее выпуклую поверхность и быстро – словно обжегшись – отдергивает руку. Но она все равно испытывает облегчение. Пока на нее вдруг не падает чья-то тень.

– Покачать тебя на качелях, солнышко? – спрашивает папа.

– Не надо. – Гвенди встает и отряхивает коленки. – Они мне уже маловаты, на самом деле. Я лучше пойду посмотрю телевизор.

Папа обнимает Гвенди, поправляет очки у нее на носу, потом запускает пальцы ей в волосы и распутывает парочку колтунов.

– Ты так выросла, – говорит он. – Но все равно ты всегда будешь моей маленькой девочкой. Да, Гвенни?

– Да, папа, – говорит Гвенди и бежит в дом. Перед тем как включить телевизор, она выглядывает во двор из окна над кухонной раковиной (ей больше не нужно вставать на цыпочки, чтобы увидеть, что происходит снаружи). Она наблюдает, как папа толкает качели из автомобильной покрышки. Она ждет, не опустится ли он на колени: вдруг ему любопытно, что она там искала. Но папа просто идет в гараж. Гвенди заходит в гостиную, включает телик, где идет «Соул трейн», и танцует под Марвина Гэя.

В понедельник, когда Гвенди приходит домой после пробежки по Лестнице самоубийц, рычажок рядом с красной кнопкой выдает крошечного шоколадного котенка. Гвенди сдвигает второй рычажок, на самом деле ничего не ожидая, но из прорези выезжает дощечка, а на дощечке – еще один серебряный доллар 1891 года, без единой царапинки или потертости на обеих сторонах. Уже потом Гвенди узнает, что такие монеты называются не бывшими в обращении. Она дует на доллар, затуманивая черты Анны Уиллесс Уильямс, затем опять натирает ее до блеска краем футболки. Теперь у нее уже два серебряных доллара, и мистер Фаррис сказал правду о том, сколько они сейчас стоят: этих денег почти хватило бы, чтобы оплатить год обучения в Университете Мэна. Хорошо, что до окончания школы еще несколько лет, потому что двенадцатилетний ребенок вряд ли сможет продать такие ценные монеты. Они вызовут слишком много вопросов.

А уж сколько вопросов вызвал бы пульт!

Она снова трогает кнопки, одну за другой, старательно обходя пальцами страшную черную кнопку, но в этот раз медлит на красной. Вновь и вновь скользит по ней пальцем. Ощущения странные: смесь тревоги и чувственного удовольствия. Наконец она убирает пульт обратно в мешок, прячет его в тайник, садится на велосипед и едет к Оливии. Они пекут клубничные конвертики под присмотром мамы Оливии, потом поднимаются в комнату Оливии и снова слушают музыку. Открывается дверь, входит мама Оливии, но вовсе не для того, чтобы – как думали девочки – попросить их уменьшить громкость. Нет, ей тоже хочется потанцевать. Это весело. Они танцуют втроем и смеются как сумасшедшие, и когда Гвенди приходит домой, она с аппетитом съедает весь ужин.