Оккупация (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович - Страница 28

Все извлеченное быстро превратилось в пару «скоростных» салатов, колбаски подрумянились на сковороде, бастурму я выложил на тарелку отдельно: все же не совсем привычное блюдо. Я готовил ее сам по старому национальному рецепту, за тем исключением, что вместо конины была взята говядина: увы, но конину в Кортании не достать. Хотя на самом деле чрезвычайно распространенная в двух мирах байка о том, что конина якобы не годится в пищу — чистейшей воды бред. Еще ладно, в прежнем мире миф о мерзком вкусе конины распространился среди европейцев, видимо, оттого, что во время отступления из Москвы солдаты Наполеона ели павших лошадей, используя вместо соли и приправ порох, что вызвало многочисленные пищевые отравления. Но тут-то не было ни Наполеона, ни Москвы, ни похода первого на вторую, откуда бред такой?

Конечно, есть тут одна деталь: стойловое содержание лошадей сказывается на вкусовых качествах мяса наихудшим образом, разведение лошадей на мясо может быть только пастбищное, оттого оно выгодно только в Венгрии и больше нигде не распространено. У кочевых народов конина — основное и любимое блюдо, но уже у оседлых — практически не встречается. В средние века в Японии на пирах у даймё иногда подавали блюдо из конины «басаси», основная ценность которого заключалась в его фантастической дороговизне: в условиях Японии лошадей на мясо разводить чрезвычайно невыгодно.

Я погрузил все состряпанное на поднос, туда же поставил чайник с альвовским чаем, столовые приборы и чашки, а затем понес все это в гостиную.

Тантиэль уже довольно вольготно устроилась на татами за столиком, успев снять свой камзол и положить рядом. Ее форменная белая рубашка уже тоже частично расстегнута. С учетом того, что я стоял в полный рост, а она сидела на полу, вид открывался довольно многообещающий.

Я выгрузил снедь на столик и отложил поднос в сторону.

— Приятного аппетита. Вот это попробуй: такого у себя в Свартальвсхейме ты не отведаешь. Только учти, что блюдо остро приправленное.

Тантиэль поддела вилкой кусочек мяса и отправила в рот.

— Интересный вкус, — одобрила она, — пикантный.

Мы непринужденно побеседовали за трапезой, а затем взялись за напиток.

— Хороший «чай», — заметил я, — хотя он и горький, но душистый.

— Его надо уметь пить, — стрельнула глазами Тантиэль. — Он наливается обычно в очень маленькие чашечки или стаканчики. Ну или в большую чашку на самое донышко, ровно настолько, чтобы выпить залпом один большой глоток. А затем вот так.

Она подняла лицо к потолку и влила в себя напиток. Я попробовал повторить этот маневр и обнаружил, что «чай», стремительно миновавший рот, практически не горчит, а ощущение свежести остается.

— А Райзель меня так не научил пить, — сказал я.

— А это уже вопрос вкуса, — ответила Тантиэль, — некоторые любят пить, набирая в рот и не спеша глотать. Я так пью — мне вкус с горчинкой нравится. Уфф, что-то тут жарковато слегка…

С этими словами она расстегнула еще одну пуговицу рубашки.

— У тебя сегодня вроде выходного? — поинтересовался я.

— Нет, я просто попросила меня подменить сегодня. Не упускать же такой замечательный момент.

— Какой такой момент?

— Я имею в виду, учитель, что твоя супруга, с учетом порядков в госпитале, засветло точно не вернется домой. Так что до вечера у нас еще целых полдня. — Она перешла на «ты» и весьма красноречиво посмотрела мне в глаза.

— Знаешь, Тантиэль, ты чем-то напоминаешь мне мою мать, с поведенческой точки зрения, — пошутил я.

— Это хорошо или плохо?

— Для моей матери было хорошо, для тебя вряд ли. Видишь ли, еще когда моя мать жила в Аквилонии, она спала со своим тренером магии, чтобы он не утаил от нее никаких секретов, и, в общем-то, преуспела. Родившись сильной четверкой, выросла до пятерки и освоила магические техники настолько хорошо, что вышла на шестерку. А теперь устроилась в Свартальвсхейме вполне себе замечательно, со своим-то шестым уровнем. А что касается тебя — увы, я не тренер магии, у меня нет никаких секретных тайн мастерства, узнав которые, ты вознеслась бы из грязи в князи. Путь пустой руки проходит не через мою постель, а через тренировки, упорные, тяжелые, до седьмого пота, а не как ты сегодня.

Тантиэль чуть помолчала и пожала плечами:

— А тебе не приходило в голову, что мне от тебя не секреты нужны?

Настала моя очередь чуть помолчать.

— Нет, — признался я, — не приходила.

— Ну вот я тебе и подсказала.

И расстегнула еще одну пуговку. Под рубашкой у нее оказалась тоненькая футболка или майка, а лифчики в Свартальвсхейме, судя по всему, неизвестны, да они там не особо и нужны, у темных альвок бюсты весьма и весьма недурственные, надо признать.

Я вздохнул.

— Видишь ли, я все-таки женат. Так что давай не будем доводить ситуацию до той черты, когда придется опосля жалеть.

— Ну и что, что женат? — удивилась Тантиэль и расстегнула последнюю пуговку. — Твоя жена еще долго не вернется, нам никто помешать не сможет. И не надо говорить мне о верности, мужчины выдумали это для своих жен, но хоть длинноухие, хоть короткоухие — любят разнообразие, не так ли?

— Некоторые мужчины любят своих жен, ты не знала?

Она картинно вздохнула, ее грудь от этого слегка качнулась.

— Я опасалась, что ты можешь оказаться… несмелым. А страх легче всего победить другим страхом. Видишь вон тот дом? — указала она пальцем в окно и победно улыбнулась. — Там в одной из квартир сидит мой помощник с мощной камерой и делает снимки…

— С твоим стриптизом? Так они тебя скомпрометируют, а не меня.

Темноухая зараза улыбнулась еще шире.

— Женщины людей — самые ревнивые, между прочим… А женщины моего народа — самые целеустремленные…

— … И беспринципные.

— Ага, есть такое, — согласилась она. — В общем, если эти снимки попадут кому-то на глаза — тебе придется доказывать, что все ограничилось только тем, что на снимках. Тут вопрос даже не в том, поверит тебе Гордана или нет, а в том, что она точно будет расстроена… И ее будут грызть черви сомнения… Так у вас говорится?

Я картинно вздохнул, скопировав этот жест у нее.

— Да уж, ты основательно подготовилась… Ладно, куда деваться-то. Выпьем, что ли, на брудершафт… Знаешь, как это делается?

— М-м-м… Нет, — ответила она, беря в руку чашку с напитком. — А как?

— Вот так. Рука за руку и опрокидываем синхронным движением… Стой, что это? Это твоя охрана бузит?

— Где? — удивилась Тантиэль. — Я сюда без охраны пришла, не считая человека с камерой…

— Но на улице точно что-то орали на твоем языке человечьими голосами…

— Сейчас посмотрю…

— Только китель надень, еще не хватало, чтобы у моего дома видели полуголых альвок!!

За те тридцать секунд, пока Тантиэль отсутствовала, я достал из кармана кусочек сахара, положил в ее чашку и размешал ложкой, которую тоже держал в кармане.

— Тебе послышалось, — сказала, входя, Тантиэль, — ты не мог услышать ничего такого, чего не слышала я, мой слух потоньше будет.

— Возможно, так и есть, — согласился я и поднял чашку.

Мы сцепились руками, Тантиэль успела стрельнуть в меня глазами с короткой дистанции — и мы опрокинули чашки с душистым напитком.

Она повела плечами, сбрасывая китель и рубашку, но внезапно замерла, ее глаза округлились, и я услышал мощное урчание начавшейся в ее желудке химической реакции.

— Уборная по коридору и направо, — спокойно сказал я.

Если бы взглядом можно было убить — пришел бы мне конец в тот же миг. Но Тантиэль испепеляла меня взглядом только секунду, а затем вихрем метнулась в указанном направлении.

Надеюсь, успеет добежать…

Я пошел на кухню готовить ужин для Горди, но вскоре этот мирный творческий процесс был грубо нарушен воплями, доносившимися из уборной. Правда, докричаться до меня сквозь три стены, даже фанерные, и веселое шипение масла на сковороде было не так-то просто. Но чуть позже разъяренные вопли сменились жалобным хныканьем, так что я всерьез забеспокоился за свою гостью.