Пыль поднимается в небо (СИ) - "Tin-Ifsan" - Страница 13

Следовало кому-то рассказать о том, что произошло, но Орм не всякому нойру был готов это доверить. Полагаться на судьбу и сообщать первому, кто встретится из Четверки? Неразумно. Нужно было выбирать осторожно, чтобы тайна эта не распространилась за пределы Сердца Гафастана... точнее, даже так и осталась бы между ним и тем из Воронов, кому он это сообщит. Орм вскочил в седло и галопом послал аргамака обратно в Гафастан.

***

Сидя в прохладной тени сада Гарван-Этксе, Сванлауг рисовала на куске пергамента птицу Рух. Выводить на полях гафастанские, мольдские или даже северные письмена ей было в тягость, а птицу она рисовала с удовольствием, погруженная в свои насыщенные воспоминания.

Тишину и покой мутнеющего от солнца сада нарушил Орм. Выйдя на мощенную камнем дорожку, он стал взволнованно озираться, ища глазами Сванлауг, которая, по словам кого-то из атгибан, находилась в центральной части сада.

- Орм! - окликнула его Сванлауг. - Что случилось?

Ворон подошел к ней, увидел в руках Сванлауг пергамент и невольно улыбнулся.

- Рух, - молвил он, - я как раз про нее тебе хотел рассказать.

Сванлауг склонила голову, показывая, что хочет выслушать Орма.

Когда он закончил свой рассказ, Сванлауг не сразу нашла, что ответить.

- Что ты, Орм, предлагаешь сделать?

- Мне кажется, это нам знак.

Сванлауг приподняла брови.

- Я уверен, что Рух - это один из наших Духов-покровителей, странствующих по свету. Мы же так и не знаем, откуда наш народ... Откуда мы пришли на Север и что мы принесли с собою. То, что случилось со мной сегодня, доказывает правильность моей догадки. Может быть, так мы все снова обретем утраченное, снова сможем быть нойрами, не отреченными, но истинными.

- Вопрос лишь в том, как это сделать, - задумчиво молвила Сванлауг. - Что если это просто Рух - и не более? Наши Духи никогда не являлись воплощенными так... хотя, как знать... я никогда их не встречала. Что если Рух станет нападать на наши владения?

- Не думаю, что так будет, - сказал Орм. - Нам следует молчать о птице - видели и видели, это должна быть тайна нойров, наша тайна. При Рух же стоит поставить кого-то, кто бы стал охранять...

- Ты думаешь, такая птица не сможет за себя постоять?

- А разве мы никогда не убивали драконов? Они, казалось бы, тоже непобедимы.

- Но если птица - это один из наших покровителей, то тем более...

- Духи обычно не воплощены или воплощены частично, Сванлауг, они редко приходят в живом, а, значит, уязвимом теле.

- Верно, - вздохнула Сванлауг. - Ты, Орм, даришь нам надежду.

Она улыбнулась Ворону, тот кивнул в ответ.

Когда Орм ушел, Сванлауг отбросила пергамент в сторону, вскочила на ноги и, подняв голову к небу, закружилась по саду. Нойрин рассмеялась легко и звонко. Ее душа расцветала, тяжкий груз отреченности словно становился легче, готовый вовсе исчезнуть. Ароматы цветов и трав, шелест собственных одежд, пение птиц, ощущение витающего в воздухе тепла смешались в чувствах Сванлауг, воплотившись в светлое и невесомое блаженство, окутавшее разум.

***

Чем гуще ночь, тем ярче огонь - что факелов на городских улицах, что в душе или в сердце - все одно. В уснувшем городе у того, кто бодрствует, обостряются чувства, будто дух неведомого хищника пустыни пробуждается во всяком человеке.

Закутанная в темные одежды фигура робко постучала в дверь богатого дома. Дверь приоткрылась, так что теплый свет из-за нее упал на крыльцо.

- Проходите, госпожа, - сказала женщина, пропуская гостью.

- Он пришел? - спросила она.

- Да, госпожа, в дальней комнате.

Гостья кивнула, скользнув взглядом по золоченному торквесу на шее хозяйки, блестевшему в свете масляных ламп.

В скромно обставленных покоях уже ожидал стройный юноша. Высокий, смуглый, он внимательно посмотрел на вошедшую. Хозяйка дома закрыла за гостьей дверь.

- Лиггар, - сказала она, глядя юношу.

Тот улыбнулся ей ясно и светло и произнес:

- Теперь узнаю;, Сванлауг, тебя. Сними же покрывало, чтобы я мог видеть твое лицо.

Движениями медленными, почти ленивыми, Сванлауг сняла тагельмуст. Стоило темной ткани выскользнуть из рук нойрин, Лиггар подошел к ней и поцеловал ее.

- Долго, как долго я ждала тебя, - отстраняясь, молвила Сванлауг. - Почему ваш караван не приходил?

- Я странствовал с другими, тебе ли не знать, душа моя.

- Я всего лишь хронист, - она болезненно изогнула брови.

- Это не имеет значения, - сказал Лиггар. - Сердце мое пребывало с тобою все это время, любовь моя, тебе принадлежит оно, как и всякое мгновение моей жизни.

- Мы с тобою сердцами, должно быть, и вовсе поменялись, - молвила Сванлауг, целуя возлюбленного.

Сванлауг рада была отдаваться любимому человеку; Лиггара она любила как никого прежде и тем сильнее была ее любовь, что Сванлауг понимала, что Лиггар не будет следовать с ней всю ее бесконечно долгую жизнь. Она знала, что уже скоро, слишком скоро, они расстанутся навсегда, и его примет смерть, а сама Сванлауг продолжит свое странствие в одиночестве. Лиггар тоже это знал, но не боялся того и не надеялся на какой-нибудь великий дар, вроде вечной жизни или вечной молодости, который мог бы быть ему дарован нойрами. Ему даже не приходилось смиряться со своей участью, ибо он не вкусил того, что ему не принадлежало, а потому оставался обычным человеком, удостоенным великой любви одной из великих женщин. Иного он не желал и не мог желать. Он был безмерно счастлив уже оттого, что мог видеть красивое лицо Сванлауг, мог целовать ее молочно-белое тело, мог прикасаться к ее длинным светлым волосам, волнистым от расплетенных кос.

Близился рассвет. Ни Сванлауг, ни Лиггару не хотелось уходить, тем более что покинуть дом нужно было как можно более незаметно: нельзя было, чтобы кто-то узнал или пошли слухи.

- Когда ты приедешь снова? - спросила Сванлауг.

- Не знаю, Сванлауг, - ответил он. - Это от меня не зависит.

Сванлауг печально вздохнула, сильнее прижавшись к Лиггару. Она подняла взгляд к его лицу. Ей казалось, что она вечно может смотреть в его хризолитово-зеленые глаза.

- Чем славнее город, тем больше желание купцов сюда наведаться, - сказал он, затем, помолчав, спросил: - Это правда, что здесь видели Рух?

- Да. Она где-то не так далеко отсюда теперь, но никак себя не проявляет. Я думаю, что она - наш воплощенный Дух-покровитель.

- И что это вам дает?

- Пока не знаю, - вздохнула Сванлауг. - Может быть, мы ошибаемся, и это просто птица... Погляди, - она кивнула в сторону приоткрытого ставня, - рассвет.

- Я не хочу уходить, - сказал Лиггар, обнимая за талию поднявшуюся Сванлауг.

- Но остаться мы тоже не можем.

- Погоди еще немного, - негромко произнес Лиггар, поцеловав Сванлауг в солнечное сплетение.

- Знаешь, - Сванлауг задумчиво улыбнулась, глядя в потолок, - я уверена в том, что Рух поможет нам вернуть весь наш Дар, выпустить птиц из клетки. Я чувствую это.

Лиггар изменился в лице.

- Почему ты так уверена?

Сванлауг пожала плечами.

- Мне кажется, то, что сотворила с нами Гьяфлауг - это наказание. И теперь оно подошло к концу. Представь, мы, те, в ком еще живет Птичья Суть, сможем снова превращаться, сможем навсегда покинуть Пустыни. Мы могли бы вернуться и на родной Север... Всякая земля будет нам доступна.

Нойрин посмотрела на Лиггара.

- Я вижу, тебя это расстраивает? - спросила она.

Лиггар вздохнул. Комната медленно наполнялась светом нарождающегося утра.

- Я не знаю, - он замолчал и сел.

Сванлауг беспокойно подняла брови и обняла его.

- Я никогда прежде не спрашивал, - молвил он, - но это правда, что это ты - та нойрин, которая некогда была отдана Траудзу-Теиду?

Сванлауг вздрогнула и сжалась, словно от холода или боли.

- Это...было...очень жестоко, - сдавленным голосом произнесла она. - Зачем тебе знать?

- У нас не должно быть секретов, мне кажется. Ты рассказала мне о Рух - эту тайну должно хранить сейчас. А история с йалтаваром - лишь легенда на устах смертных атгибан и усгибан. Она не опасна. Я хотел бы знать, - произнес Лиггар и поджал губы.