Большая расплата (ЛП) - Пенни Луиз - Страница 52

— Мне яйца «Габри», s’il vous plaît, — заказал Арман.

— А вам, месье? — спросил Габри у Шарпантье. Тот заказал блины с черникой, сосиски и сироп.

— Мы с профессором Шарпантье возвращаемся в Академию, — сообщил Гамаш кадетам. Шарпантье, сидящий напротив него, удивленно выгнул брови. — Но когда я вернусь вечером, то хочу услышать рапорт о том, что вам удалось узнать насчет карты.

— Да ладно! — начал Жак. — Это не имеет никакого смысла, вы же знаете. Я хочу вернуться в Академию. Вы не можете удерживать нас здесь.

Он вперил взгляд в коммандера, остальные трое переводили глаза с одного на другого. Ясно, что Жак никогда не был фанатом нового коммандера, но теперь его презрение достигло новых высот. Или глубин.

Даже Габри, несший Кларе с Мирной небольшую сырную тарелочку, притормозил, и теперь он и дамы смотрели, что будет.

Мирна озадаченно склонила голову.

— Возможно, ты и прав, — ответил Гамаш, ставя на стол свою большую чашку. — Карта может ничего не означать. А если ты ошибаешься?

— Не верь всему, о чём думаешь, — процитировала Амелия.

— То есть, теперь ты на его стороне? — спросил её Жак.

— На стороне? — удивилась Амелия. — Да тут нет никаких сторон.

— Ой, себе-то не ври. Стороны есть всегда.

— Довольно! — Отрезал Гамаш. Впервые он повысил голос, и все они моментально повернулись к нему. — Меня утомило ваше ребячество. Прекратите эту перепалку. Вы не на школьном дворе. Вы кадеты академии Сюртэ. У вас попросили помощи в расследовании убийства. Да вы хоть знаете, сколько кадетов захотели бы оказаться на вашем месте? А вы глумитесь. Хотите уйти? Забрать свои бирюльки и смотаться домой? Потому что не получили на руки улику, залитую кровью? Да откуда вам знать, что важно, а что нет? Если уж мне это неизвестно, то тем более вам.

Под его взглядом один за другим они опустили глаза.

В том числе и Жак.

Клара и Мирна посмотрели друг на друга.

Так несвойственный ему, в голосе Армана звучал гнев. Но за гневом слышалось кое-что ещё. Гамашу было страшно. Страшно, что эти четверо не принимают ничего всерьёз. Подобное легкомыслие приводит зачастую не только к неудовлетворительным оценкам, оно ведёт к могиле. Кто-то совершил убийство, и станет убивать вновь.

— У вас нет привилегии выбирать, когда работать, где работать, или с кем работать. Я ваш коммандер и я решил, что вы должны все вместе работать с картой. Тут нечего обсуждать. Убийца преуспевает, создавая хаос, отвлекая и разделяя. Боритесь с хаосом. Он мешает сосредоточиться и поглощает массу энергии. Вам нужно научиться ладить. Со всеми. С каждым! — он посмотрел каждому из четверки в глаза. — С каждым. От этого зависит ваша жизнь. Разве те мальчишки в окопах сражались друг с другом?

— И если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот, — продекламировал Шарпантье. — Не надо быть гением тактики, чтобы это усвоить.

— Нет, надо быть всего лишь мастером стереотипов, — пробурчал Жак.

— А вы ещё удивлялись, почему я затворник, — сказал Шарпантье Гамашу.

— О, бывают дни, когда я вообще ничему не удивляюсь, — сообщил ему Гамаш.

— Тот дом всё равно пал, верно? — спросил Жак. — Они же все погибли, те солдаты. Может, они и погибали все вместе. Но каждый из них по отдельности мёртв. На той долбанной карте не грязь. Там кровь.

Копия карты лежала на столе, и парень ткнул в неё с такой силой, что опрокинул стакан. По столу потекла вода, ручеек приближался к Гамашу.

Все отпрянули, Гамаш же не сдвинулся с места, не отрывая глаз от парня.

Жаку стало так досадно, что он готов был расплакаться. Он уставился в лицо коммандеру. Разглядел шрам на виске, перевёл взгляд на глаза.

— Они мертвы, — повторил Жак еле слышно.

— Да, многие мертвы, — согласился Гамаш, изучая лицо кадета. Затем протянул руку и отодвинул карту в сторону от лужицы воды. В безопасную сторону, поближе к молодому человеку.

Прибыл Габри с заказом, вытер воду и удалился, одарив Гамаша понимающим взглядом.

— Расскажите им, о чём говорили мне, — обратился Гамаш к Шарпантье.

— Я считаю, — профессор указал на карту, — что это ранняя карта для ориентирования.

— Для чего? — переспросила Амелия.

— Ориентирование, — проговорил Натэниел. — Это спорт такой.

— Такой же, как кёрлинг? — усмехнулась Амелия.

— Кёрлин это крутой спорт, — вступила в разговор Хуэйфэнь. — Ты хоть раз пробовала играть?

— Да нафига оно мне сда…

— О, да Бога ради! — прервал их Гамаш. — Дослушайте профессора.

— Ориентирование это такой тренировочный метод, замаскированный под спорт, — сообщил Шарпантье.

— И что он тренирует? — спросила Хуэйфэнь.

— Военные навыки. Метод применялся в Англо-бурской войне и первой мировой, чтобы научить офицеров ориентироваться на поле боя. Поэтому на этой карте есть обозначения, отсутствующие на других картах — скала, изгородь, вычурной формы дерево, брошенный дом. Но в то же время на ней есть контурные линии, как на топографической карте.

Он постучал по карте на столе.

— Тот, кто её рисовал, точно знал, как изготавливать карты, и был знаком с ориентированием, когда оно только зарождалось.

— И должен был жить где-то здесь, — добавил Натэниел.

— Думаете, её нарисовал тот солдатик? — спросила Амелия.

— Возможно, — ответил Шарпантье.

— Но? — уточнила Хуэйфэнь, уловив его сомнение.

— Карта нарисована опытным картографом. А солдат всего лишь мальчик. У него не было времени научится. По крайней мере, чтобы рисовать так мастерски.

— Её нарисовал его отец, — предположил Жак, на протяжении всего разговора не отрывавший от карты взгляда. — Чтобы сын взял её с собой.

— Чтобы она напоминала о доме, — сказал Натэниел.

— Чтобы указать путь домой, — сказал Жак.

Шарпантье взглянул на Гамаша, тот кивнул.

— Мы тоже так решили.

— С чего нам начать? — спросила Хуэйфэнь.

— Сами решим, — прервал её Жак. — Обойдемся без их помощи.

— Но…

— Если попросишь помощи, кадет, — сказал Гамаш. — ты её получишь.

— Зачем? — начал Жак. — Видел я, что случается с людьми, следующими вашим приказам.

Арман Гамаш медленно, с особой осторожностью, опустил на стол вилку и нож, и так внимательно посмотрел на кадета, что Жак задрожал. Все сидящие за столом, включая Шарпантье, отпрянули от стола.

— В ратуше Сен-Реми есть архив всех сделок купли-продажи, — холодно выговорил Гамаш. — Записи за последние сто лет и более. Там знают, кому принадлежало бистро, пока было частным жилым домом. Оттуда и начните.

Пока Натэниел записывал, Жак продолжал смотреть на Гамаша.

Коммандер встал из-за стола, кадеты вскочили. Медленно поднялся на ноги Жак.

— Вернусь к семи вечера. Жду от вас рапорт.

— Так точно, сэр, — выдали три кадета.

Гамаш повернулся к Жаку.

— Так точно, сэр, — проговорил тот.

— Bon, — сказал коммандер, и обратился к Мирне. — Можно тебя на пару слов?

Мирна, чувствуя себя школьницей, вызванной к директору, поплелась за Гамашем в гостиную.

— Да, он обнаружил видео, — созналась она, прежде чем Арман успел хоть что-то спросить. Тот промолчал и она кивнула. — Предполагаю, он тебя погуглил.

— Зачем?

— Зачем? Да потому что он свято верит во всё, что этот ваш ЛеДюк ему наговорил про тебя. Ему надо бы знать правду, если он хочет чему-то научиться. Где-то рядом убийца. Парню пора уже становиться разборчивее.

— Никому не нужно смотреть то видео…

— Послушай, Арман, я знаю, как ты ненавидишь всё, что там произошло. Но что было, то было. Из этого тоже можно извлечь пользу — если случившееся там научит этого молодого человека тому, как всё бывает в реальности, то возможно и от записи есть толк.

— И что, разве, похоже, что теперь он изменил свое мнение? — спросил Арман, и Мирна обернулась в сторону столовой. И отрицательно покачала головой.

— Думаю, там есть над чем поработать, — ответила она. — Я видела его лицо, когда он смотрел видео рейда. Он был потрясён. Но не просто потрясён — он буквально готов был влезть сквозь экран. Чтобы испытать всё на себе. Это редкая способность сопереживать. Равно тому, как если бы он был на рейде сам.