Время взаймы (СИ) - Левин Александр Анатольевич - Страница 34

- Я подключу тебя к своей системе и попробую подобрать стоп-слово. Не получится - имеем доказательство того, что это, - он неопределенно махнул рукой, показывая этот город, страну, планету, - не реконструкция. Получится - просыпаешься со своей женой под боком и в ус не дуешь. Может, я тоже NPC. Договорились?

Я тоже облизал пересохшие губы.

- Хорошо.

- Что ты сказал?

- Договорились. Давай попробуем.

Ромашка стояла на самом краю крыши. Вставало солнце. Город все еще горел. Фридман закусил кончик кальяна, услышал, как затрещало, втянул дым, сел рядом, спиной к рассвету. Вокруг валялись обрубки тел: головы, руки. Никакой крови, только вонь перегоревшей проводки.

- Когда ты в первый раз слил память?

Лана не повернулась, не двинулась с места. Так и стояла, опасно разведя руки в стороны, будто готовая прыгнуть. А там сто шестьдесят пять этажей до асфальта.

- Не помню, - Фридман хихикнул. - Кажется, году в двадцатом.

- Мы с тобой были знакомы?

- Были.

- Тебе совсем не жалко памяти?

- Ты же со мной.

Ромашка села на край, лицом к солнцу. Фридман опять затянулся. Подержал дым внутри.

- Посмотри на этот город, - в ее голосе столько отвращения, брезгливости даже, что Антону стало не по себе. - Они... они же... Как же так...

- Что они? Они как обычно...

Еще Фридман хотел сказать, что не больно-то Ромашка и отличается от «них» после всего этого, - наказать этих ублюдков, родной! - но подумал, что смысла в этом сейчас нет.

Сиренево-розовую тишину нарушил далекий звук работающих вертолетных лопастей.

- Они за нами, - выдохнула Ромашка.

- Ага.

- А что если...

Тонкие и сильные пальцы коснулись плеча Фридмана. Лана молчала. Вертолеты приближались.

- Я на геронтизацию пойду. Устала.

Фридман так устал, что не мог ничего чувствовать, хотя и знал, что должен бы.

- Я все исправлю, Ромашка. У меня напоминалки везде. У меня есть план.

- Иди ты в жопу со своим планом, ладно?

- Хорошо.

И положила голову ему на плечо.

***

...А здесь солнце вставало медленно. Фридман успел километров пять пройти, прежде чем желтый диск полностью выбрался из-за горизонта. Ночной морозец уползал, прятался в тенях, испуганно лез под тонюсенькую корку льда на небольших лужах под ногами. Фридман сверился с данными - осталось немного.

Сеть работала из рук вон, но Антон был рад, что вернулся. Сингулярность в этом времени была зародышем, ничего еще толком не работало, но без подключения он чувствовал себя оскопленным, неправильным, недоделанным.

Через тридцать или сорок изнурительно долгих минут показался нужный холм. Фридман достал сигарету, подкурил. Все-таки замечательно, что в этом времени есть настоящие сигареты с натуральным табаком. Антон сощурился, поглядев на солнце, ползущее по чистому, синему небу, и двинулся дальше. Затем, все еще попыхивая окурком, спустился по пыльным каменным ступеням в бункер. Огляделся. Поискал на кухне, пошел в большую комнату с кроватью, заглянул в чулан.

- Бедняга, - выдохнул, бросил бычок себе под ноги, присел на корточки рядом с трупом.

Подумал, встал, вернулся на кухню, обыскал помещение глазами и взял огромный нож, лежавший на краю стола. Через пять минут вышел из чулана, вошел на кухню, положил на стол нож, а рядом с ним отрубленную у трупа руку. Сел на табуретку, опять закурил. Посидел так некоторое время, обдумывая дальнейшие действия, восстановил в памяти несколько неприятных эпизодов, которые еще предстояло пережить. Успел подумать о Ромашке; о руках ее, о детских ключицах и коленках, и о родинке на шее.

Потолок дрожал так, что голая ярко-желтая лампа раскачивалась из стороны в сторону.

Фридман ждал. Вот снаружи все утихло, и лампа успокоилась, только моргнула пару раз - дождался. Встал, затушил окурок в пепельнице, потом сгреб отрубленную синюю руку и двинулся ко второму столу, заваленному электронным хламом. Взял ускоритель, приложил к нему мертвую пятерню - лампы, похожие на пуговицы на рубашке, стали зелеными. Фридман поставил ускоритель посреди кухни и стал слушать нарастающий свист.

***

...Раздался взрыв, а потом топот - отряд быстрого реагирования. Антон почувствовал, что помещение сканируют, ищут его. В подвале было темно и пахло сыростью. Нашли что же, хорошо. Ну, давайте. Это последний бой, самый важный. Один проклятый бросок и все будет кончено.

Еще немного.

- Антон Фридман! - гавкнул мужской голос. - Все устройства связи и коммуникаций заблокированы. Выходите с поднятыми руками. Медленно. При возникновении...

Тут послышался еще один голос, скорее всего, женский. Говоривший ранее что-то ответил. Антон пытался ухватить что-то, любое слово - не вышло. Скрипнула хилая деревянная дверь, послышались шаги, на сей раз мягкие, осторожные. Солдаты остались на своих местах, в подвал спускался кто-то один.

У Антона не осталось сил; система, до того как заработали глушители, горела предупреждениями о чрезмерной нагрузке организма. Не хватало воздуха, руки дрожали, ноги подкашивались.

Фридман бежал столько, сколько мог, в мертвые районы, которые, будто в насмешку, еще не сровняли с землей. Духота, тишина, затхлый запах разложения, пыли и ржавчины. Непонятно, почему оказался Антон именно здесь... может, что-то сломалось в «шагателе». Уж где-где спасаться от Контроля, но только не здесь.

- Антон, - сказали совсем рядом. Такой знакомый, такой близкий голос, что Фридмана будто проткнули огромной ледяной иглой, - давай поговорим, хорошо?

Фридман среагировал мгновенно, не думая - просто вышел из своего укрытия. Подсознательно был готов, но все равно как будто окатили ледяной водой.

- Ро... Твою мать...

- Привет, Антон, - сказала Лана и улыбнулась, широко, красиво и немножко виновато. - Как ты?

- Идиоты, - буркнул Антон. - Какие вы все идиоты. Зачем это? Щелк, и нету проблемы. Нет, нужно надавить на больное, ты будто удовольствие от этого получаешь.

Антон думал: могли убить. Просто выключить, устранить. Деактивировать, сбросить настройки. Почему не убили, зачем цирк?

- Ну почему цирк? - спросила Лана.

Она приближалась.

Метров десять.

- Антон, какой же цирк?

Семь.

- Ты прав, хотели бы убить, убили бы, нам ничего не стоит, но если ты жив, значит, не хотим, верно?

Очень близко. Пять метров.

- Я хочу поговорить. Поговорить и все, ладно?

Полтора метра. Теперь беги не беги - прихлопнет, как комара.

- О чем мне с вами разговаривать?

Где-то над их головами что-то мерзко скрипело. А ведь раньше, подумал Антон, глядя в стеклянные глаза с белой радужной оболочкой, здесь в самом деле жили люди. Мечтали, работали, крутили соленые огурцы на зиму. Потом пришла эта дрянь - и никого не стало.

- Вы будете счастливы, - сказала Лана. - Я точно знаю, что вам нужно.

Фридман мог это придумать (просто так проще понимать, что происходит), но Сингулярности нравилось быть в человеческом теле.

- Нет, - сказала Сингулярность, - не особо, если хочешь знать.

Фридман инстинктивно пошарил по карманам в поисках сигарет, но ничего, конечно, не нашел.

- Лапшу вы убили, а?

- Нет, конечно же, нет, Антон. Я никого не хочу убивать. Смешное понятие - смерть. Вы так боитесь, что ваша оболочка, - она глянула на свои руки, сжала и разжала левую ладонь, - такая хрупкая, ненадежная, непрактичная. Вы так страшно боитесь ее потерять...

Подняла голову и посмотрела Антону в глаза.

- Вы знаете, что так или иначе все кончится, и все равно боитесь. Знаете, что ваш век короток, что за пятьдесят-шестьдесят лет ничего невозможно успеть, но... Странно. В плохом смысле. Не в смысле удивительно и непостижимо, нет, глупо, Антон. Глупо и бесполезно. А я предлагаю вашему виду шагнуть на следующий уровень. Я предлагаю вашему сознанию прекратить мыслить категориями времени. Зачем чистому сознанию время, зачем человеку белковая эволюция? Логично ведь. Но ты, конечно, начнешь сейчас про право выбора и другую фигню. Да?