Владыка Ледяного сада. В сердце тьмы - Гжендович Ярослав - Страница 18

Я складываю все это в одном месте – нищебродство, но лучше, чем ничего. Ведь у меня есть нож. А у человека, у которого есть нож, есть все. Имея нож, можно смастерить почти любой необходимый инструмент, оружие и даже укрытие. Можно рубить, резать, поддевать, пилить и копать. Нет более нужного инструмента, чем нож. Я знаю об этом хорошо, поскольку помню времена, когда власть запретила иметь ножи.

Уцелевший фрагмент кожаного жилета не велик, но его хватит на два примитивных мокасина. Вырезаю ножом два куска кожи соответствующей формы, а потом ставлю на каждом ногу и обвожу углем. Это будет подошва. Потом должным образом подрезаю края и заворачиваю их на ноги, как учили на курсах.

Жаль жилет, но теперь у меня есть обувь. Я накладываю самые длинные фрагменты разорванного пояса на ствол и вырезаю ремешки. Не слишком длинные, но связываю их друг с другом и стягиваю мокасины, продергивая ремешок сквозь проверченные ножом дырочки в коже.

Работая, я то и дело отчаянно пытаюсь активировать цифрал. Почти непроизвольно. Руки у меня трясутся. Я мокрый и замерзший. Следующая задача – чем-то прикрыться. Базовая проблема – одежда и укрытие. Не цифрал.

Я стою спиной к пожарищу, ровно так, как стоял в момент, когда за мной выросло дерево. Это легко. Достаточно развернуться так, чтобы вид, который почти выжжен у меня в мозгу, оказался перед моими глазами.

Два затуманенных хребта, что жмутся друг к другу, словно ягодицы. Все те же рваные линии гор, затянутые голубоватой дымкой. Видные вдали два пятна леса, взбирающегося по склонам, пылая царскими красками осени. Семьдесят три хвойных куста, скрученных, будто они вышли из-под рук мастера бонсай.

Да.

Так я стоял, когда мое тело взорвалось деревом.

Меч был за спиной. Разорвало портупею, и меч полетел назад, туда, где его нашел тот проклятый щенок. Живой труп, который понятия не имеет, что он ходит по земле только из-за временных технических проблем.

Ходячее тело с отсроченным приговором на шее. Вор, который осмелился обокрасть Древо.

Нож висел высоко слева, на бедре. Он полетел в сторону, определяемую моей левой рукой, прямо в те кусты. Расстояние – около десяти метров. Там я его отыскал. Кошель и ножны с перочинным ножом висели на поясе, чуть сзади, на правом бедре. Я отмерял расстояние шагами. На этот раз мне нет нужды обыскивать всю поляну, лишь треугольный фрагмент в том направлении, куда, предположительно, полетели мои вещи. То, что я заставил себя мыслить аналитически, вознаграждается: нахожу еще ложку и полу кожуха. Кусок размером, может, с пару ладоней, но именно тот, который был для меня очень важен. Левая пола, в которой размещается потайной карман, где находится кисет с трубкой и горсткой табака. Экспериментальное зелье, купленное еще в Змеиной Глотке, пропало – и я не стану о нем плакать. Не могло пригодиться.

Я собираю охапку веток и бросаю ее в огонь, а потом сижу, попыхивая трубкой. Я возвращаю себе равновесие. Вот новое знание: в костер хворост нужно подбрасывать, а не стонать, что он прогорает. Человек постоянно учится. Облачко дыма, благовонно пахнущее сушеными сливами, просветляет мой разум, и я вдруг отчетливо осознаю свою глупость. Мне даже не хочется комментировать собственное состояние.

Я встаю и длинными шагами направляюсь туда, где произошла битва.

Люди Огня ушли живыми трупами, воскрешенными холодным туманом. Ушли, оставив лежащую на камне флягу, плащ того огромного воина, его шлем, все еще валяющийся на тропинке, но прежде всего – мечи. Два меча, невероятный я кретин.

Они коротковаты, качество клинков вызывает, скорее, мысль о садовом инвентаре, а не о произведении кузнечного искусства, и все же это – оружие.

Я поднимаю меч, принадлежавший первой жертве моего Нордланда. Оружие большого бородача. То самое, которое схватил воин, когда его клинок переломился от удара. И еще один, другого Человека Огня. Рядом с рукоятью по-прежнему лежит его рука, зеленоватая и покрытая муравьями.

Я подхожу к краю пропасти и нахожу запутавшийся в корнях плащ мальчишки. До него непросто дотянуться, но хватит малости скалолазания и длинной палки с сучком на конце.

Плащ Змея послужит мне, чтобы изготовить одежду. Простейшую в мире. Килт.

Хватит отрезать полоску соответствующей длины, обернуть бедра, перебросить через плечо и укрепить ремешком от фляги. Остаток плаща я режу, посередине проделываю треугольное отверстие, куда засовываю голову, и импровизированную – под пончо – блузу связываю под мышками кусочками ремня. Плащ огромного воина великоват и из хорошей ткани, а потому я набрасываю его на спину. Все тряпки, которые у меня на теле, жестки от ледяной влаги. К тому же плащ обоссан волком.

И, естественно, я забираю осиротевшую стрелу, воткнувшуюся в ствол, а еще – шлем бородача.

Базовым приготовлением к искусству выживания является так называемый «тест кирпича». Умение придумать, что можно сделать с любым случайным предметом, например, с кирпичом – кроме строительства домов, ясное дело. Такой шлем – одновременно котелок, подручная наковальня, таз, примитивный щит, кастет, маска, непромокаемая шляпа и так далее. Достаточно подумать.

Я забираю даже клочья тряпок и фрагменты пояса, из которых нарезаю ремешки. Из кусочка голенища делаю мешочек, в котором размещаю все находки, и привязываю его – наискось – через грудь.

А потом ухожу.

Схожу тропкой, что ведет вниз, на север. К Земле Огня.

Я ухожу, даже взглядом не попрощавшись с прижавшимися друг к другу вершинами, презрев собственные экспрессивные памятники и деревья, что напоминают выгнутые фигуры Драккайненов, замерших в танце святого Витта. Оскальзываюсь на мокрых камнях, спотыкаюсь о корни. Я одет в лохмотья, но жив.

Я слаб как младенец, меня сотрясает дрожь, я умираю от голода. Но я жив.

Я жив и еще посражаюсь.

На дно долины, к шумящему между хвойными кустами и скалами потоку я схожу больше часа и едва держусь на ногах. Пью воду – на четвереньках, словно конь, осторожно, чтобы не вызвать заворот кишок. Вода ледяная, и судороги сотрясают мои внутренности, пустой желудок выворачивается, я едва сдерживаю рвоту. Плещу в лицо и некоторое время сижу на мху, дожидаясь, пока дыхание выровняется.

Я все еще ощущаю направления в голове или это иллюзия? Мне кажется, я знаю, где находится страна Людей Огня, где стоит адский босховский Диснейленд, возведенный ван Дикеном, и где высится его безумный За́мок Шипа. Вот только это может быть иллюзия. Я не могу активировать цифрал. Опасаюсь, что тот остался в дереве. В том дереве, которое было мною. Может, его сожгла молния? Откуда мне знать, какова механика гребаного чуда?

Потом я иду по течению ручья, дном долины, среди встающих по сторонам скал, среди мороси и – порой – криков воронов.

Иду.

Первых людей я встречаю около полудня. Мертвых.

Сперва я вижу волка. Он серый и огромный, напоминает теленка. У него пологая спина, зад низкий, как у гиены, но спина и затылок – высотой метра полтора. Каждая лапа толщиной с мое бедро.

Я делаюсь неподвижен, медленно опуская ладонь на сагайдак, но вспоминаю, что лук поврежден, и у меня – всего одна стрела. Взрыв, превративший меня в дерево, сбил ролики, переменил натяжение тетивы; в луке, полагаю, сбит прицел. Потому я отвожу руку и тянусь за мечами. Стою и внимательно наблюдаю, с руками, скрещенными на рукоятях. И жду.

Волк что-то рвет – застрявшее между камнями, придерживая лапой, а потом вдруг поднимает огромную башку, ставит торчком треугольные уши. Шерсть его встает дыбом, на спине, словно у ехидны, поднимается несколько вертикальных игл.

Чудовище.

«Волк» – звучит хорошо, но скотинка весит за триста кило. Его череп – полметра длиной.

Из пасти свисает кусок мяса, оторванный миг назад. Но на нем, поспешно проглатываемом, не видно меха. Он покрыт гладкой золотистой кожей.

Волчара приподнимает губу и показывает мне зубы. Обнажает клыки размером с долото, а те, что поменьше, – с мой большой палец. Весь гарнитур поблескивает под сморщенной верхней губой, из его горла начинает вырываться мягкое рычание, которое больше напоминает львиный рык.