Кровь Асахейма - Райт Крис - Страница 83

Пока они беседовали, из руин нижнего города показалась одинокая фигура и двинулась через пустырь. Она спотыкалась и тащила что-то на себе. Постепенно очертания стали более четкими — это был воин в жемчужно-серой броне, несущий товарища. Космодесантник выбрался из разрушенных районов и нетвердой походкой направился к мосту.

Гуннлаугур сурово наблюдал за его продвижением.

— Ты позволишь ему войти? — поинтересовался Ольгейр.

Долгое время Гуннлаугур не двигался с места. Орудия по всему парапету нацелились на приближающегося, готовые открыть огонь по его первому приказу.

Волчий Гвардеец вспомнил слова, которые Бальдр сказал канониссе, когда обнаружили первого зараженного.

«Неужели вы не понимаете? Им позволили выжить. Среди них есть разносчики чумы. Вы не можете впустить их внутрь».

Янтарные глаза Космического Волка неотрывно следили, как под последними лучами заходящего солнца изнемогает Ингвар, несущий бесчувственного боевого брата.

«Никого больше не впускайте и не выпускайте. Все следы заражения должны быть уничтожены».

— Он один из нас, — пробормотал Гуннлаугур. Голос выдавал сомнения, терзавшие космодесантника, но у него не было никаких доводов. — Гирфалькон не притащил бы его обратно, если бы считал, что Бальдр потерян безвозвратно.

Волчий Гвардеец глубоко вздохнул. Воздух по-прежнему наполняла скверна.

— Мне нужно научиться, — произнес он. — Нужно измениться. Ему нужно найти место теперь, когда Вальтир погиб.

Космодесантник облокотился на парапет, хмуря брови.

— Я должен научиться доверять его суждению, Тяжелая Рука, — сказал Гуннлаугур. — Открывайте ворота.

Канонисса де Шателен преклонила колени перед алтарем и наблюдала, как горят в жаровнях поминальные огни. Их были десятки, по одному за каждую душу сестры, павшей в бою. Едкий от ладана дым поднимался под своды часовни тонкими струйками.

Церковный хор пел тихую и размеренную погребальную песнь. Музыка была смесью традиционных гимнов смерти планеты и официально одобренных Министорумом мелодий. Слова написала сестра Рената, одна из целестинок-телохранительниц канониссы. Как и многие другие, Рената была мертва, и ее тело лежало где-то в дымящихся руинах нижнего города.

Де Шателен склонила голову. Обряды поминовения помогали ей чувствовать себя чуть лучше. Погибло так много людей, которые окружали ее в течение долгих лет. Их жизненные пути оборвались жестоким и унизительным образом, но пока совершались ритуалы, им воздавалась хотя бы часть положенных почестей.

Когда загорался очередной огонь, раздавался звон и священник объявлял имя погибшей. Имена все назывались и назывались, в соответствии с положением каждого в официальной имперской иерархии. Наконец только одна жаровня осталась незажженной.

Аколит в железной маске приблизился к ней, баюкая языки пламени в специальных металлических перчатках. Когда угли вспыхнули, колокол прозвонил в последний раз.

— Сестра-палатина Уве Байола, рожденная в мире Мемнон Примус, из Ордена Фамулус, впоследствии из ордена Раненого Сердца. Объявлена погибшей при исполнении священного долга. Император забрал ее к себе. Благословенны будут мученики. Их души да пребудут чистыми вечно.

Канонисса слушала эти слова с грустью. Байола всегда была для нее загадкой. Де Шателен никогда не понимала, как кто-то с такими способностями, как у палатины, мог пожелать назначения на столь отдаленную планету. К тому же Байола никогда не производила впечатления человека, наслаждающегося общением с набожным населением. Де Шателен всегда считала, что ее неугомонный дух куда лучше пришелся бы ко двору где-нибудь в другом месте, к примеру, в большем ордене или в палатах Фамулус, откуда она явилась в Раненое Сердце, со всем сопутствующим спектром работ, охватывающим целые планетарные системы.

Канонисса вспомнила день, когда Байола прибыла на Рас Шакех. Де Шателен тогда восхитилась выправкой молодой женщины, ее спокойным характером и тихой старательностью.

Лишь потом ее стало тревожить, что Байола проводила много времени в подземельях собора, и то, как неохотно она взаимодействовала с другими сестрами. Когда Байола принялась громогласно возражать против решения запросить помощи у Волков Фенриса по причине, которую де Шателен так и не смогла понять, отношения между ними начали давать трещину.

Но так и не успели испортиться окончательно. Теперь, после всего произошедшего кровопролития, даже мысли о подобных вещах казались нецелесообразными. Байолы больше не было, и все ее секреты ушли вместе с ней.

Было бы неплохо поговорить с ней напоследок. И если бы Палатина не была так одержима защитой проклятого собора, может быть, этот разговор состоялся бы. Но теперь все осталось в прошлом. Возможно, храм когда-нибудь отстроят, и в нем будет алтарь, посвященный героической обороне Байолы. Мысли о будущем всегда успокаивали.

После того как зажглась последняя жаровня, де Шателен поднялась на ноги, в последний раз поклонилась алтарю и, развернувшись, двинулась обратно в центральный проход часовни. Идя к выходу, канонисса слышала торопливые шаги своих помощников. Они старались держаться в тенях боковых пределов, закутанные в плащи и с наброшенными на головы капюшонами. Некоторые были из плоти и крови, как и она сама, иные — как минимум частично механическими.

Как только де Шателен распахнула тяжелые двери из галового дерева и вышла на улицу, окутанную ночной прохладой, один из них приблизился к ней, низко кланяясь.

Когда он поднял лысую голову, продемонстрировав иссеченное старческими морщинами лицо со слепыми белыми глазами, канонисса узнала Эрмили Реподу, магистра астропатов.

— Ваш вопрос не может подождать, магистр? — поинтересовалась она.

Репода снова поклонился, извиняясь.

— Вы велели уведомить вас, если хор сможет получить сообщение.

Несмотря на всю свою выдержку, де Шателен почувствовала, как внутри живота что-то судорожно дернулось. В эти дни надежда была опасным чувством.

— И?..

Репода сухо сглотнул.

— Я не хочу давать вам почву для ложного оптимизма, — сказал он, — но после того как эта… тварь была убита, мы начали получать прерывистые обрывки данных. Ничего достаточно определенного, что меня бы устроило, к тому же по большей части сообщения принимают аколиты без должных навыков толкования.

Де Шателен нетерпеливо вздохнула.

— Я думаю, наш зов услышали, — сказал он. На его лице попеременно отражались то сомнение, то надежда. — У меня нет точного имени, но кто-то пытается до нас дотянуться.

— И больше ничего?

Репода выглядел неуверенно.

— Кое-что. Возможно, прозвище. Может быть, Волки смогут рассказать больше. Мои люди интерпретировали его по-разному. Один выдал какую-то тарабарщину, другой — прозвище: «Зовущий Бурю». Я не знаю, что все это значит.

Де Шателен задумчиво поджала губы.

— «Зовущий Бурю»… — медленно произнесла она. — Я поговорю об этом с Гуннлаугуром. Это имя, вероятно, покажется ему знакомым.

Репода снова поклонился. Его руки нервно дергались, казалось, он сам не свой. Все вокруг уже были взвинчены и доведены до предела из-за того, что им пришлось увидеть и пережить.

Де Шателен мягко взглянула на астропата, хотя тот и не мог этого увидеть.

— Не отчаивайтесь, магистр, — сказала она. — Я почти утратила надежду, но наши молитвы были услышаны. Волки не бросят своих. Придут еще их братья, и, когда они высадятся на планете, в нашем выживании окажется смысл. Этот город будет стоять прочно, готовый принять воинов. И они отправятся в Крестовый поход, которого мы так ждали.

Репода попытался улыбнуться, но его старое лицо оказалось способным лишь на гримасу.

— Надеюсь, что вы правы, канонисса, — произнес он.

Де Шателен глубоко вздохнула. Воздух вокруг Галикона стал чище, чем раньше.

— Если я и приучила себя сомневаться, магистр, — сказала она, — то уже забыла об этой привычке. Владыка Человечества не бросает верные Ему души. Именно об этом нам нужно помнить, разве нет? Необходимо верить.