Кровь Асахейма - Райт Крис - Страница 54

— Имелся один документ, — рассказывала Байола. — Я видела его только раз, но тогда моей работой было запоминание информации. В нем были имена, большая часть которых не важна. И среди них был Хьортур Кровавый Клык. Я помню, как подумала тогда, что имя дурацкое, но это было до того, как мне пришлось вести дела с другими представителями вашего племени.

— Что это был за документ?

— Разъяснение к инструкции, подготовленное для старшего кардинала моего округа. Одно из десятков, проходящих через его руки каждый вечер. У таких бумаг много назначений. Может, это было связано с дипломатическими вопросами, что маловероятно в данном случае, а может, с какими-то проблемами по военной части или какими-то подпольными делишками, о которых я даже догадываться не могу.

Ее голос был ровным, спокойным, уверенным.

— Это все?

Байола кивнула.

— Я думаю, что записка имела отношение к способам связи между Фенрисом и Экклезиархией, о которых не распространяются публично. Они существуют, если ты не знал. Возможно, Хьортур был контактным лицом.

Ингвар вспомнил, каким был его старый командир — его прямолинейную браваду и клокочущий гнев, — и едва удержался, чтобы не рассмеяться. Деликатность никогда не была его сильной стороной.

— Очень навряд ли.

Байола двусмысленно посмотрела на него.

— Ну, ты знал его лично. Но в какой-то момент на него обратил внимание кардинал Экклезиархии, причем обладающий значительной властью. Я встречала и более странные вещи в галактике, хотя и нечасто. Если ты не знаешь причину такого внимания, то я не могу тебе помочь.

Ингвар глубоко вздохнул и почувствовал во рту привкус сажи, которая все еще облепляла его дыхательную решетку. Он прокручивал в голове только что услышанные слова. Комната погрузилась в тишину, которая нарушалась только периодическим шумом, доносившимся с улицы.

— В твоем голосе не было лжи, — наконец произнес он. — Но ты не рассказала мне всего, что знаешь.

Губы Байолы изогнулись в полуулыбке. Это был странный, почти меланхоличный, жест, а затем она откинулась на спинку стула.

— Ты не прав, — сказала она, — но даже если так, то не тебе читать мне нотации на эту тему.

Ингвар поднял бровь под забралом шлема.

— То есть?

— Ты меня понял, — ответила Байола. — Империум, которому мы оба служим и который мы оба любим, держится на секретах. Мы используем их, чтобы окутать себя, построить стены, а я давала клятвы никогда не раскрывать секреты, которые мне доверили. И клялась никогда не выдавать ни личности тех, кто возложил на меня эти обязанности, ни тех, кого я должна защищать. Эти обеты даются не просто так. И моя секретность для меня так же священна, как для тебя твой клинок.

Она взглянула на космодесантника, и в ее глазах светилось понимание.

— Тебе знакома жизнь в окружении секретов, Ингвар, — сказала Байола. — Ты так и не рассказал мне, что заставило тебя покинуть Фенрис на такой долгий срок, хотя я могу догадаться, и если я права, то ты не сможешь мне ничего рассказать, даже если захочешь. Ничто на этой планете не заставит тебя говорить, неважно, как сильно мне бы хотелось узнать, что за жуткие вещи запечатлены в твоей совершенной памяти.

Байола подалась вперед. С ее лица исчезла тень сдержанного веселья, оно вновь было серьезным.

— И, несмотря на все это, я не сомневаюсь, что ты — верный слуга Императора и надежный союзник. Было бы здорово, если бы ты относился так же и ко мне.

Ингвар ответил не сразу. Он следил за движениями ее тела, они говорили об уверенности, усталости в руках и ногах, чувстве комфорта от того, что она находилась в собственных владениях и ее окружали свои люди.

Она гордо выставила подбородок и не отводила взгляд, без страха смотря в рычащую маску забрала.

На ретинальном дисплее зажглась руна. Ёрундур зачем-то хотел его видеть. Ингвар отклонил вызов. Старому Псу придется еще немного поохотиться в одиночку.

Волк потянулся, разомкнул герметичные замки, снял шлем и примагнитил его к поясу, после чего провел руками по жестким от пота волосам. Длинные космы рассыпались по горжету доспеха.

Он оттолкнулся от стены и подошел вплотную к Байоле. Разница в их размерах была почти комичной: громадный космодесантник, казавшийся еще больше из-за толстой брони и тяжелых шкур, возвышался над хрупкой женской фигурой.

Он опустил голову, и его лицо оказалось на одном уровне с ее.

— У меня нет сомнений в твоей верности, — сказал он. Его голос звучал тихим рокотом, отдававшимся в груди и эхом отражавшимся от окружающих его камней. — А если бы были, то ты бы умерла там, где сидишь.

Он всмотрелся ей прямо в глаза. В первый раз он заметил, как что-то похожее на страх отразилось на тонком лице Сестры Битвы.

— Я буду сражаться рядом с тобой, сестра, — сказал он. — Я буду служить делу этого мира так, как будто это моя родина, и до того, как это все закончится, ты узнаешь, почему я в действительности ношу свое имя и что оно значит.

Серые глаза космодесантника поблекли.

— Но помни: мои братья для меня — это больше, чем кровная родня. Если я узнаю, что твое молчание привело к тому, что им причинили вред, я приду за тобой. Где бы ты ни находилась, я буду охотиться за тобой. А если Фенрика за кем-то охотятся, то они его настигают.

Его лицо исказилось, губы поднялись, обнажая клыки.

— И тогда я тебе не очень понравлюсь.

Стоит отдать ей должное, Байола не отвела взгляд. Она моргнула раз, затем еще раз, но продолжала смотреть ему в глаза. Когда она ответила, голос не подвел ее, хотя и дрожал.

— В таком случае слава Трону, что мне нечего скрывать, — ответила она.

Хафлои сражался, сжимая оружие в каждой руке, как и всегда, когда была такая возможность: топор в правой и пистолет в левой. Старшие воины, которые оттачивали свое мастерство не одну сотню лет, в конце концов отдавали предпочтение либо клинку, либо оружию дальнего боя, но он никогда не намеревался специализироваться на чем-то одном. Хафлои наслаждался возможностью использовать то топор, то пистолет, и каждое из орудий войны несло смерть в равной мере. Кровавый Коготь наслаждался ощущением того, как металл с оттягом рассекает зараженную плоть. И точно так же ему нравилось, как снаряды из болт-пистолета разрывали нательную броню солдат и обшивку техники.

Хафлои не замолкал с того момента, как Гуннлаугур отдал приказ, дав волю своему вечному желанию кричать, вопить и реветь, предаваясь ничем не замутненной радости убийства. Именно так было принято в его старой стае, состоявшей целиком из новобранцев с огненными волосами под руководством сурового веранги Ойе Красного Когтя. Они испытывали радость от своей работы и даже в сердце битвы смеялись, словно жестокие дети, пытаясь выйти за все возможные пределы, соревнуясь в том, кто из них самый быстрый, смертоносный, сильный, лучший.

Ярнхамар был совсем другим. Он знал, что так будет, но смириться с шоком от перемены атмосферы было сложно. После долгих и изматывающих тренировок на Асахейме он понял, сколько сил нужно было приложить, чтобы стать Серым Охотником. Ольгейр был могучим, как гора. Вальтир — быстрым, как змея. Ёрундур — коварным, как ледяной дракон. Каждый из них в бою один на один был более чем достойным соперником. Их жилы были крепкими, а мускулы — твердыми, их навыки боя оттачивались постоянно.

Однако им всем чего-то не хватало. В них больше не было радости. Все они воевали уже слишком долго. Длительная война иссушила их дух, хотя и закалила тело.

Хафлои ударил ногой в лоб очередного шатающегося зараженного. Одним выстрелом остановил атаку следующего врага, широким взмахом топора обезглавил третьего. Капли крови летали вокруг него широкими дугами, как обломки астероидов вокруг звезды, подброшенные вверх яростными взмахами, выпадами и выстрелами его неумолимой атаки.

Одна из цистерн уже догорала, ее топливные баки были взорваны, а резервуар с химикатами протекал. Кровавый Коготь слышал, как другая машина, та, которой занялись Гуннлаугур и Вальтир, кренится, потеряв управление. Орды помеченных чумой смертных оправились от шока и теперь ковыляли в бой, но они немногое могли противопоставить ярости, с которой сражались Волки.